Во времена моего студенчества с нами тусовалась одна удивительная девушка, Соня Гоф. Ее мать была обычной московской еврейкой, а отец - прогрессивным деятелем из Черной Африки, незадолго до Сониного рождения высланным за какие-то грехи обратно в джунгли. Родительские гены смешались в Соне самым восхитительным образом: копна черных кудрей а-ля Анджела Дэвис, очень темная кожа и при этом тонкие и правильные европейские черты лица. Фигурка у нее тоже была выдающаяся, особенно в области первых и вторых 90, но не вульгарно выдающаяся, а в самый раз. В общем, родись Соня в более подходящей стране и будь сантиметров на 10 повыше, никто бы никогда не узнал о Наоми Кэмпбелл. Помимо красоты, она отличалась еще большой раскованностью и при подходящем случае охотно демонстрировала свое тело.
Однажды у нас в институте устроили конкурс студенческой самодеятельности. Не КВН: старого КВНа тогда уже не было, а нового еще не было, но что-то подобное под названием "Весна на факультетах". Соня с нами не училась, из участников самодеятельности ее знали только я и еще один парень, но не использовать на представлении такую фактуру было бы смертным грехом. Привели, показали. Все пришли в восторг, тут же сочинили шибко оригинальный сюжет о том, как профессор, аспирант и студент попадают в плен к людоедскому племени, написали текст, основанный на древних студенческих анекдотах.
"Дикарей" одели в обтягивающие черные трико и набедренные повязки из мочала, лица и руки тщательно замазали гримом. Вождя племени играл Боря Мебель, двухметровый губастый парень, явно потомок одесских биндюжников. Когда его выкрасили, вышел такой роскошный вождь, что хоть сейчас отправляй в Африку резать хутту. Остальные туземцы тоже неплохо получились.
Гвоздем номера стал финальный танец туземных девушек в исполнении Сони и еще двух девчонок. Соня, чтобы полностью использовать свои природные данные, даже не стала надевать трико, только лицо подкрасила, чтобы не блестело от пота. С самого начала было заметно, что зрители не столько слушают наш гениальный текст, сколько пытаются рассмотреть Соню, скромно стоявшую за спиной вождя. А уж когда загремели тамтамы и она выскочила на авансцену в одной набедренной повязке и куске мочала, условно прикрывающем верхние 90, и начала всем этим ритмично потрясать - зал встал и стоя аплодировал до конца номера.
Мы со свистом выиграли первое место и тут же за кулисами, одевшись, но не разгримировавшись, начали его отмечать. По причине молодости и отсутствия опыта в обращении со спиртными напитками очень быстро наотмечались до состояния Бориной фамилии. Боря, однако, и в этом состоянии не утратил ответственности за свое племя, сгреб в охапку всех трех девушек, затолкал в такси и привез к себе домой. Его еще хватило на то, чтобы дотащить их до двери, позвонить и сказать: "Мама, это мы", после чего он рухнул без чувств, погребая под собой давно бесчувственных барышень.
Утром Боря проснулся в своей постели, раздетый и отмытый от грима. Головка бо-бо, во рту и-го-го... ну, не буду вдаваться в подробности. Кое-как встал и поплелся на кухню объясняться с мамой.
Мамино лицо вместо ожидаемого праведного гнева выражало растерянность и недоумение, словно она только что увидела Барабашку.
- Боренька, - робко сказала мама, - мы с папой вас вчера раздели и уложили, только решили умыть, чтобы вы простыни краской не перепачкали. Тебя отмыли, двух девочек отмыли, а третью терли-терли, терли-терли... не отмывается, хоть ты убей. Вон она, на коврике спит. И что это за краска такая?
А Соня потом то ли всерьез, то ли в шутку пеняла Боре на скрытый расизм его родителей: белых девушек положили на диване, а ее, черненькую, - на коврике.
|
|