Тени вышли из оцепенения. Они тихонько ползут на восток, чуть теряя яркость и удлиняясь, неспешно и неутомимо. Тень нашей машины почувствовала, что солнце потеряло свою зенитную силу, и тихонько выползла из-под колес. И теперь с любопытством бежит впереди нас. Иногда вихляет в сторону, вслед за дорогой, но не бросает нас в одиночестве. Можно приоткрыть окна. Воздух начал остывать, врывается и рвет волосы уже не раскаленной густой волной, а какими-то остывающими прядями, несущими в себе запах пыльной травы, дыма костров, баранов и вопли верблюдов.
Бедуины, со своими бидонвилями, баранами, ишаками и верблюдами растворяются в закатном солнце, Арад успевает что-то шепнуть нам своей листвой, но мы не обращаем внимания, и остаемся один на один с Иудейской пустыней. Днем она жжет, душит, запихивает в легкие раскаленный воздух и нет сил оглянуться по сторонам... А сейчас... Уходит солнце, меняются краски, и пустыня давит своим величием. Изломы гор, сглаженные веками, резкие тени, склоны, закаменевшие в вековой неподвижности. Скатывающиеся с вершины, присыпанные камнями разломы, так безжалостно выжженные днем, наполняются серой тенью, потом тень густеет, становиться почти фиолетовой ...и падает в черноту. И душу охватывает страх... Даже не совсем страх, а полное и абсолютное уважение к Пустыне, признание ее бесконечной силы и дикой, древней красоты. Смотришь на эти безжизненные красные склоны и диву даешься, как же люди выживали здесь... Ни одного сухого будылька вдоль дороги, ни колючки. Сушь. Сгущающаяся темнота. Одиночество.
Шорох шин и огни редких встречных машины не меняют ощущения потерянности и собственной незначительности. Радио, подавленное величием окружающих пейзажей, отказывается работать. Значит, мы начали спуск к Мертвому морю. Опять меняется воздух. Тяжелеет, приобретает бромистый вкус и вновь горячеет. Надо привыкать к нему, нам им дышать до утра. Сухая пахучая жара. К которой быстро привыкаешь, и не обращаешь на нее особого внимания. Да и бром, наверное, помогает...
Бесконечный серпантин ведет нас в безжизненную глубину Мертвого моря. Мы долго крутимся, пропитываясь величием Пустыни и запахом Мертвого моря. Но что-то начинает меняться. Воздух ночи становится мягче, дружелюбнее... Или это просто знание, что цивилизация недалеко? Поворот, странно пологий спуск...
...Жизнь... Снова жизнь... Перед глазами стелятся огоньки заправки, в неверном мареве отдаления ползут высоко в небо огоньки гостиниц. Человек снова поднимает голову и воюет с Пустыней.
Нам туда, к гостиницам. К ним, но не в них. Прелесть Ночи на Мертвом море не почувствуешь глядя из окна многоэтажки. Это можно ощутить только при прямом контакте. Дикарем. Или полудикарем. Это когда рядом светят огни высотной гостиницы, на маленьком кусочке пляжа крутятся десятки людей, и запахи разнообразных по форме мангалов сплетаются в одну дикую какофонию вкуса.
Но это не главное. Наступит время, когда всё нажарят, съедят и выпьют всё, или почти всё, что привезли, и угомонятся, и лягут спать. И тогда наступает время Ночного Мертвого моря. Время сказки и волшебства. Особенно, если постараться и подгадать к полной луне...
Море светится изнутри. Неярким, реликтовым светом. Все дно засыпано кристаллизовавшейся белой солью, и лунный свет подсвечивает воздух дважды - и с небес, и из глубины... Ты заходишь в воду. Что-то маслянистое и странное обволакивает тебя. Пугает, когда это происходит в первый раз в жизни, но навсегда остается в памяти и влечет... Это Море. Ты его просто не чувствуешь. Оно температуры твоего тела. Вы близнецы и братья. Ты и Море. Не бойся его. Оно не сделает тебе ничего плохого. Оно не любит, когда в него ныряют с открытыми глазами... Ну и не надо, не пялься... Оно не терпит спешки и резких движений ... И не торопись... Зачем бежать, если можно идти? И зачем идти, если можно лежать? Куда ты торопишься? У тебя же еще века впереди... Не веришь? Ляг на спину, подними глаза к звездному небу... Сколько их, звезд... И даже огромный круг луны не может забить их свет. Лежи ... Смотри... Думай... Горы, молчаливые и горячие стоят вокруг и смотрят на чуть подсвеченную гряду на другой стороне Моря, и заунывно поют. Горячий ветер пустыни их песня... Почему так мало шума в этой воде? Даже вечно орущие дети, зайдя в лунный свет Ночи и Моря теряют дар крика. И все начинают говорить полушепотом. Здесь не получается говорить громко. Громкий звук отражается от воды, неба, бьет по говорящему, и затихает вдали... И люди спокойно плещутся. И звезды около них... И над головой... И на воде... А это не звезды? Это отражение огней гостиницы? Да бог с ней... Я еще хочу полежать в невесомости... Не хочу вылезать. Знаю, что сейчас будет дальше. Знаю, что сейчас буду дрожать мелкой дрожью... Вылезаю из почти неощутимой воды и иду под душ. Душ тоже почти неощутим, может чуть теплее воды. А теперь бегом до полотенца. И все равно, подрожать пару минут придется, пока тело привыкнет к отсутствию маслянистой дружелюбной влаги на нем и приспособится снова к сухой жаре... А потом плюхнуться на расстеленные прямо на песке спальники, матрасы и прочую дребедень и опять смотреть в небо, на звезды, и ощущать себя маленькой частичкой этого древнего и сурового мира...
|
|