Л41
«Мы с тобой Макаренкн» — первая повесть молодого севастопольского литератора Михаила Лезинского.
Два года назад в Крымиздате вышла книжка М. Лезинского «Они зажигают огни» с подзаголовком: «Из дневника рабочего».
В своей новой книге автор пишет о том ,- что хорошо знает - о работе комсомольской бригады электриков-монтажников, прокладывающей в одном из отда¬ленных районов Крыма воздушную силовую линию.
Но главная трудность для опытных монтажников не в этом. В бригаду прислали на трудовое воспита¬ние двух тунеядцев — Лукьяненко и Скрипичкину. Насколько успешно справились ребята с необычной для них ролью воспитателей, и рассказывается на страницах повести с присущими автору легким юмором и доброй усмешкой.
Лезинский Михаил Леонидович
Повесть Редактор М. Мигуноеа. Художник П. Чистилин.
Художественный редактор Р. Голяховский. Технический редактор Л. Фисенко. Корректор В. Ларисс.
Сдано в набор 31-1 1964 г. Подписано к печати 12-1II 1964 F. БЯ 00075. Бумага: 79Х90!/аа Объем: 4,75 физ. п. л., 5,56 усл. п. л. 5,65 уч.-изд. л. Тираж 15ООО экз. Заказ К» 481. Цена 27 коп.
Издательство «Крым», Симферополь, Горького, 5. Крымоблтипография, Симферополь, проспект им. Кирова, 32/1
МЫ С ТОБОЙ МАКАРЕНКИ
«КОНСТИТУЦИЮ НАРУШАЕТЕ, ТОВАРИЩ НАЧАЛЬНИК?»
Оборудование для строительства воздушной силовой линии привезли ночью. Машину с прицепом нужно было разгрузить немедленно. До утра она должна успеть сделать еще одну ходку в Евпаторию и обратно.
— Позже приехать не мог? — спросил шофера техник строительства Игорь Мартьянов.
Шофер Геннадий Сафонов смущенно тряхнул кудлатой головой и развел руками.
— Пока этот подписал, пока тот... Пока то
получил, пока сё...
— Ладно оправдываться ,- буркнул Игорь и,
натянув спортивный костюм, выскочил из палатки «поплескаться водичкой».
Назад он возвратился бодрый и подтянутый. Спортивный костюм ладно сидел на его стройной фигуре, и сам Игорь сейчас скорее по¬ходил на гимнаста-разрядника, чем на начальника монтажной группы. Люди такого типа осо¬бенно нравятся девушкам.
— Что ж ты стоишь? — упрекнул он Сафонова, который в нерешительности топтался посреди палатки. — Поднимай ребят!
Монтажники спросонья чертыхались, бешено встряхивали головами, и казалось, никакими силами их сейчас не поднимешь с кровати.
Мартьянов ходил от одного к другому и шептал в самое ухо:
— Понимаешь, надо. Всего одна машина.
Понимаешь, раз-два и все. Одна. Всего одна
машина. Раз и...
Подошел к Снегиреву.
— Понимаешь, Коля...
— И-н-н бы жи-нды, — бурчит Коля и переворачивается на другой бок.
Игорь умело расшифровывает фразу. Она может означать только одно: «И надо же обязательно ночью».
— Ты понимаешь... — старается вразумить Снегирева Мартьянов. — Да проснись же ты наконец!
Недовольный Снегирев шепчет про себя какие-то «марсианские» слова и, не открывая глаз, ищет штаны.
Вид у Снегирева смешной. Непокорные вихры, как усики радиолокационных антенн, направлены в разные стороны. Он старается прибить их ладонью, но тщетно: с его жесткими волосами даже парикмахер не в состоянии справиться.
Вот Снегирев нащупал свои брюки, и Игорь, удостоверившись, что Николай не только встал, но и проснулся, подходит к другой кровати.
— Олег! Олег! Синельников!
— Чего? — недовольно спрашивает Олег, слегка приоткрывая один глаз. — Ну, чего?
— Вставать надо. Машина пришла.
— Да, да, — говорит Олег и натягивает на голову одеяло.
— Эх ты, — взрывается Игорь, — а еще комсорг.
— Комсорг. ну и что ж , что комсорг? — пересиливая сон, спрашивает Синельников. — По-вашему, если комсорг, то и спать не должен?
— Вы бы Митрича подняли в первую очередь, — советует Мартьянову Сафонов. — Митрич вам создаст обстановочку.
«Действительно, как я раньше об этом не подумал», — мысленно упрекнул себя Игорь.
Григорий Волков, или, как его называли в бригаде, Митрич , обладал громовым басом. Бригадные остряки на полном серьезе утверждали, что «на охоте Митрич обходится без ружья. Увидит он, к примеру, зайца да как крикнет: «Стой! Стрелять буду!» — косой сразу падает как подкошенный —- разрыв сердца. Да что там заяц — мелочь. Вот однажды Митричу повстречался медведь...»
Вот такие разговоры ведутся о Митриче. Кроме «шаляпинского» баса, Григорий Волков обладал еще и многими другими достоинствами, более существенными, с ними мы познакомимся в свое время.
Проснувшись и узнав, в чем дело, Волков вскочил, набрал в легкие побольше воздуха и крикнул:
— Хлопцы! Подъем!
Хлопцы повскакивали с кроватей, захлопали глазами, ругнулись и стали одеваться.
Машина простаивает? Простаивает. Значит, надо сгружать. Монтажники хоть и со сна, на поняли это сразу. Через минуту до Игоря донеслось:
— Какого черта... — и еще что-то в том же роде.
Разгрузка началась.
— Ну, а ты? Особого приглашения ждешь? — Мартьянов подошел к кровати Жоржа Лукьяненко.
Лукьянеико не спал. Он с ухмылкой взглянул прямо в лицо Мартьянову и произнес, старательно отделяя слово от слова:
— Конституцию нашу изволите нарушать, товарищ начальник?
— Какую конституцию? — не понял Игорь.
— Обыкновенную. Советскую. Кровью добытую в боях революционным пролетариатом. Забыли, что сказано там о труде?
— Помню.
— И об отдыхе?
— Гм... ты это к чему?
— А к тому, извините-подвиньтесь, товарищ
начальник, что свои семь часов я еще днем отработал, а сейчас имею все права на честный
отдых. Вот в таком разрезе, товарищ начальник.
Понятно? — и Жора спокойно повернулся на другой бок.
Мартьянов даже задохнулся от негодования. Никогда он не думал, что можно так открыто и нагло отказаться от помощи своим же товарищам. Да еще при этом разводить демагогию про советские законы.
В палатку заскочил Олег Синельников.
— Игорь Николаевич, где вы потерялись? Мы вас ждем! Куда материалы складывать?
— Иду, — ответил Игорь, — только вот этого... — он не нашел подходящего слова, — помоги поднять.
Синельников подошел к кровати Лукьяненко.
— Жорка?
— Он самый.
— Вставай , корешочек , — пощекотал Олег Жорины пятки.
Ноги быстро исчезли, и раздался храп.
— Не видите, что сплю? — донеслось
из-под одеяла.
— А ты попробуй уговори себя встать, — посоветовал Синельников.
— Не получается ,— пробурчал Лукьяненко.
Если у Лукьяненко и Синельникова было
игривое настроение, то Мартьянов вовсе не был расположен к шуткам. По его выражению, они действовали ему на печенку.
— Да что ты его уговариваешь?! — напал он на Синельникова. — Хам он просто, вот и все. Конституцией еще загораживается. Не положено, дескать, по ночам работать.
— Игорь Николаевич, — неожиданно сказал Синельников, — а вы не пробовали его послать к чертовой бабушке?
—- То есть как? — не понял Мартьянов.
— А очень просто, — пояснил Олег, — без него мы до сих пор обходились, и дальше, думаю, обойдемся. Обойдемся ведь?
— Обойдемся, — обрадовался Игорь и, не говоря больше ни слова, направился к выходу. За ним последовал и Синельников.
Прицеп отсоединили от машины и затащили прямо под навес. Так его можно было разгрузить немного быстрей; по крайней мере, тяжелые ящики не приходилось таскать далеко. Не прошло и часа, как прицеп был полностью разгружен, оставалась одна машина. В машине находились железобетонные пасынки и громоздкие распределительные шкафы.
Прежде чем взяться за них, монтажники решили отдохнуть. Расселись прямо на земле, еще отдававшей тепло, накопленное за день. Закурили. И тут на горизонте появился Лукьяненко. Видно, ему надоело валяться в постели. А может быть, Жора просто вышел подышать свежим воздухом - или... да мало ли зачем выходят на свежий воздух.
Увидел Лукьяненко сидящих ребят и усмехнулся. Заложил руки в карманы.
— Я думал, и вправду работенку тяжелую подкинули, а они знай себе лясы точат. Принимайте в свою компанию.
Жора стоял перед монтажниками, уверенный в себе и в своих словах, сказанных с небрежностью много повидавшего человека. Но если присмотреться внимательней, то на его слегка скуластом лице можно было бы прочесть растерянность. Глаза его пытливо всматривались в сидящих ребят, а толстые губы, казалось, могли в следующую минуту или расплыться в добродушной улыбке, или скептически вытянуться.
— Катился бы ты отсюда к чертям собачьим, — беззлобно отозвался Олег Синельников.
— Адрес точный , - пробасил Митрич.
Лукьяненко потоптался на месте и, видя, что с ним никто больше не желает разговаривать, придал должное положение губам, повернулся и ушел в палатку. Но, побыв там несколько минут, снова вышел: скучно все-таки одному, а сон, как на зло , куда-то исчез.
Перекур кончился. Работа снова закипела. Никто не замечал Жоркиного присутствия. Но он этого вытерпеть не мог. Надо было напомнить о себе.
— Эй, ты, Лохматый! Крепче держи штуку, а то упустишь, — задел он проходившего мимо Кольку Снегирева.
Тот попытался отмолчаться, «Ну его к монахам, этого стилягу! Попробуй только свяжись с ним — шуму не оберешься!» Но с Жорой в молчанки не поиграешь.
— Ребенок! Пупок надорвешь.
- Чего? — не понял Снегирев.
— Здоровье, говорю, береги. Ты ж один у своей мамы, — пояснил Жора, - а бетонная штучка может упасть и отбить тебе ноги. Как ты тогда без ног будешь обходиться?
Снегирев не ответил, поспешив пройти мимо. Но Лукьяненко подыскал себе уже новый объект.
— Не притворяйся, не притворяйся, говорю я тебе, она же пустая!
— Сам ты пустой.
— А ты лапоть! — без всякого видимого перехода объявил Жора.
— Сам лапоть.
— Это ты уж брось, — весело заговорил Лукьяненко, предвкушая словесную баталию,— лапоть будешь ты. Наукой доказано.
«Лапоть» Синельников осторожно положил на землю распределительный шкаф и подошел к Лукьяненко вплотную.
— Слушай , Жора , может, ты желаешь по морде получить? Так ты скажи, не стесняйся, люди свои.
Синельников был секретарем комсомольской организации в бригаде и наверняка знал, что «...применение физической силы объясняется собственной идейной слабостью и...» Никаких «и». Олегу просто вдруг захотелось дать по морде этому белоручке и бездельнику. Дать по морде — и никаких воспитательных целей.
Лукьяненко смерил Синельникова презрительным взглядом и небрежно сплюнул, стараясь попасть в лежащий на земле окурок.
Олег Синельников маленький, худенький (Лукьяненко перед ним выглядит Ильей Муромцем), что такой может сделать!? Вот если бы Митрич... тот да. Сила. Поэтому Лукьяненко нисколько не испугался и надменно произнес:
— Поменьше эмоций, секретарь. Уж не от тебя ли я могу получить по морде?
— От меня, — подтвердил Синельников.
— Чихать я на тебя хотел с высокой колокольни!
— Чихать?! А ну дай руки, — неожиданно потребовал Олег и, не дожидаясь, когда Лукьяненко соизволит пошевелиться, заключил кисти его рук в свои и медленно стал сжимать их.
В первую минуту никто ничего не понял, а когда побуревший от боли Лукьяненко заголосил на всю степь, все сорвались с мест узнать, что же происходит. Взорам представилась любопытная картина: Давид укрощает Голиафа. Монтажники с интересом наблюдали за этим редким зрелищем. Каждый со своей стороны что-то пытался советовать, однако на помощь Голиафу никто не спешил — так ему и надо.
И никто не знает, что было бы с Жорой через минуту, если бы не Мартьянов.
— Синельников! — закричал он еще на бегу. — Да разве так можно, Синельников? —-
И, останавливаясь, добавил для большей убедительности: — Так же нельзя, Синельников.
Этих магических слов оказалось достаточно, чтобы железные тиски тотчас разомкнулись.
— Кажется, тебе немножко больно? — сочувственно произнес Олег. — Надо ж так! Ты уж меня извини, пожалуйста. И вы меня
извините, — произнес Синельников, поворачиваясь к Мартьянову, — я забыл, что вы против насилия.
Мартьянов молча проглотил эту пилюлю. И как было не проглотить, когда Олег в точности повторил его слова, сказанные несколько дней тому назад.
Мартьянов имел очень смутное представление о методах воспитания, но еще со школьной скамьи он усвоил твердо — никакого насилия, только убеждение, убеждение и еще раз убеждение.
Вот этими мыслями и поделился недавно руководитель бригады монтажников с комсоргом этой бригады. А сейчас...
— Можно было как-то без рук... а, Олег? - с какой-то не присущей ему робостью сказал Игорь.
Робость у него появилась оттого, что его чисто теоретические идеи насчет убеждения схлестнулись с жизненной практикой и он увидел, что вовремя дать рукам ход так же важно, как и постоянно думать головой.
— Можно и без рук, — не стал спорить Олег, — следующий раз я так и буду поступать.
— А тебе, —- обратился Игорь к Лукьяненко, — я бы не советовал смеяться над ребятами.
— Я и не смеялся. Я просто шутил. А он (кивок в сторону Олега) шуток совсем не понимает. Обрадовался, что силы много.
- Ладно, проваливай отсюда, — нахмурился Олег, — не порть людям настроение.
- Возьму и обо всем в газету напишу...
Еще секретарь, называется.
- Проваливай, тебе сказали.
- Пусть все узнают, что комсомольцы занимаются рукоприкладством.
- Идите, Лукьяненко, в палатку, — строго официально произнес Мартьянов, по все усиливающемуся тембру голосов поняв, что возможно продолжение воспитания при помощи рук, которое не отличишь от обычной драки.
Но понял это не один Мартьянов, понял и Лукьяненко. И поспешил ретироваться.
- Гоните? Хорошо. Человек работать хотел... — С этими словами он скрылся в палатке.
|
|