КИЕВСКИЕ ЗАРИСОВКИ
1
ЛАВРА
Благолепный фрегат:
Перламутр, бирюза…
Белокаменных врат
Развернув паруса,
Окунул купола,
Точно весла, по грудь
В пустоту, в зеркала –
Отражения суть.
В синеве маята
Позолоченных пик.
В медной полости рта
Колоколит язык.
Силуэты святых
Озаряют – не то
Ореолы вкруг их
Глав, светящихся что
Одуванчиков пух
В благовесте лучей.
Эх, настроить бы слух
На беззвучный ручей!
Да зрачок навсегда
Поселить в белизне
Этих стен, где звезда
Различима во дне.
И где света берет
Само небо взаймы –
На заход, на восход,
На познание тьмы…
Неподъемная тень
От собора легла.
От крестов, что мишень,
Вся исколота мгла.
Так из верха в ночи,
Что из дыр в решете
Ниспадают лучи,
Дабы нам в темноте
Не терять эту связь
Со звездою своей,
Без нее становясь
Все черней и черней…
Дабы слиться в одно
С клокотаньем внутри.
Милый мой, не в окно,
Так в лицо посмотри!
Ты увидишь на нем
Отпечаток искры,
Из которой потом
Возникают миры.
Крестный ход… и везде
Между всходов земли
Только след на воде
Тихой баржи вдали,
Да летящей, не весть
Куда, пары тех крыл,
Обнимающих весь
Поднебесный наш тыл.
Увлекающих наш
В окуляре слезы
Взгляд на верхний этаж
Белизны, бирюзы…
август
2
АНДРЕЕВСКИЙ СПУСК
Путь голубя, выпорхнувшего из Подола.
Жест-волна от запястья к плечу.
Булыжник пристально и подолгу
Смотрит вдаль сквозь каштановую парчу.
Это единственный выход к набережной, к точной
Своей копии на смятом рябью холсте.
И река с переулком, избрав тебя точкой
Пересеченья, оказываются в хвосте
Воспоминаний чрез год иль два.
Когда отсутствие твое там
Подвигает к письму слова,
Что взгляд с высоты к шагам.
конец августа – 5 сентября
3
ДОМ ТУРБИНЫХ
Веранда
Если и пить чай,
То непременно здесь.
С выходом «сразу в рай»,
С видом на смесь.
Стекол – в дыму лет,
В мозаичных лучах
Утренних… в рыжий плед,
Что в мантию, облачась.
Лестница
Перила помнят апрель,
Дождь, молоко в бидоне…
Как лучшая параллель
С хозяйской ладонью,
Они-то и есть ось
Дома, где скрип ступенек –
Единственно, что спаслось
От памяти – преступленья.
Прихожая
Из боязни остаться
Запертым и в тени
Крошечное пространство
Наказанному сродни
Ребенку, взглянув за ту
Дверь, проживает в замочной
Скважине пустоту,
Как будущее – заочно.
Гостиная
Зима. Прислонясь щекой
К стеклу, за метель гардины
Встала судьба щенком –
С белой макушкой сына.
Один только не зачах,
Печален средь нас и жалок,
Рассыпанный впопыхах
По стенам букет фиалок.
Комната Елены
Владения абажура.
Место, где мандарин,
Вырвавшись из ажурной
Кожицы, вас дарит
Безукоризненным цветом
Солнечного руна,
Да – «Доброй ночи! – согретым
Голосом от вина.
Кабинет
Роза мертва. И в гипсе
Конечности интерьера
Уповают на гибкость,
Инсценируя «Веру»
На траурном кирпиче.
Скупо и плоско:
С мечтой о луче
Под таянье воска.
Книжная
На полках нет книг.
В книгах страниц и слов –
На бумаге, сам крик
Закостенел – улов
У вечности не богат.
Но и она молчит:
Яблоневый сад
Потрескивает в печи.
Столовая
Ностальгический крем
Приспущенной шторы
Чуть замедляет крен
Пола, стола – что скоро
Обрушатся в один миг
Навзничь, таща за собою –
Что составляло мир.
Противостояло бойне…
15-16 сентября
4
ШЕВЧЕНКО
После стольких дождей
Точно чашу подняв,
Ослепил и понес
В канделябрах ветвей…
Опуская рукав
В остывающий воск.
И аукалась даль
С немотою в груди,
Имитируя глушь.
Да крошилась эмаль
Фонарей впереди –
В черных блюдечках луж…
Ты ушел в рушнике,
Аки агнец, под плач
Старых мазанок – в сон
Восковой – налегке:
Шелестя с песней мачт
Октября в унисон….
21 сентября-6 октября
5
НАБЕРЕЖНАЯ
Трепещущий пульс орешника на холме
Заставляет тебя оглянуться еще в начале.
Дряхлая, скудная местность с мыслями о зиме
Чередует воспоминанья о шелестах на причале.
Присмиревший сад – убежище горожан –
С крапом охры на асфальтовом пиджаке,
Точно из дому выйдя кого-нибудь провожать,
Так и замер с платочком-облаком в кулаке…
Одиночество звука: лишь мелкая дробь
В партитуре ненастья находит то же,
Что Днепр в каплях, – насквозь продрог –
Съежась под ними гусиной кожей.
В продолженье аллеи наспех вписанные, навек
Имена любимых – рукою бодрой
На «Мосту поцелуев», что первый снег,
Опушают поручни формулами свободы…
9-10 октября
ЯНВАРСКОЕ
Равнинная ширь замыкается в полукруг
Узенькой комнаты – той, что без цели…
Душа растет, затмевая собой недуг,
Как температурный жар в ослабевшем теле.
И кажется, за что ни возьмись, что теперь ни сделай,
Все кончится хорошо или, как минимум – без утрат!
И все нечистоты в нас за ночь засыплет белый
Навеки девственный пух отстреленных лебедят.
НА КРЕЩЕНИЕ
Январь. Все снегом заросло.
Ртуть скачет бешено в окошке.
В заиндевевшее стекло
Глядится мысль о неотложке.
А той все нет и нет… но вой
Непрекращающейся бури,
В сон опрокинув с головой,
Сознанье наше не зажмурит.
И мы, от холода трясясь
Или от страха перед худшим,
Еще нащупываем связь
С благоразумьем, ибо тут же
И речь, и трапеза простая
Да полусвет в полутепле…
Где кисть герани зацветает,
Чуть отогревшись на столе.
23 января
Январь. И хочется уснуть,
Зрачки направив на другое,
Лишь бы не чувствовать блесну,
Как проволоку, над головою.
Пока нутром всем на крючке
У золотого исполина
Ты в замерзающей реке
Пульс замедляешь в половину.
И ждешь в расчете на рывок
С колючей думой по соседству:
Лишь бы не выдал поплавок
Твое порывистое сердце….
27 января
28 января 2006 г.
Колокол в темноте
Качается, напряжен.
Свет зажигают – где
Услышат печальный звон.
Памятен тот язык,
Хоть и незрим звонарь…
Обугленной спичкой сник
Черный в снегу фонарь.
В пальцах крошится мел –
Грубый, колючий ворс.
Финский заледенел.
Купол к звезде примерз.
Единственный ледокол,
Вызвавшись отыскать
Выход, в ночи набрел
На пустоту…
Тоска.
ВЕСЕННИЙ РЕКВИЕМ
1
стихи к баралгину
На острие у часовой
Малейшей радуясь отсрочке,
Я различаю профиль твой
До бледной родинки на щечке.
Яснеет смысл наших дней.
Опоры шаткие вернулись.
И черный снег течет вдоль улиц
Правдоподобнее, ясней…
Освобожденный бок лежит,
Как отвоеванное царство…
И одеяло словно щит
Распространяется над частым
Сердцебиеньем. Никого –
Из караульных у постели!
И чаю я в ослабшем теле
Весну нетленную его.
10 марта
2
С Неупиваемою Чашей
Да в человеческой пустыне
Весна берет на приступ наше
Ледком покрытое унынье.
Особенно под воскресенье,
Когда округа спьяну спит,
Все четче реквием весенний
Капельным голосом гудит.
Я слышу исповедь метели
О самых лучших временах,
Как мысли черные белели,
И снег царил даже во снах.
Луч отпускает ей грехи
И опускается по шторе
На грудь, соблазну вопреки
Тепло со светочем рассорить.
Одна медлительная льдинка,
Положенная под язык,
Как все хорошее – с горчинкой,
Мне открывает напрямик:
«Нам эта буря по плечу!
Еще две капсулы в кармане…»
Грудь прижимается к лучу,
И запах таянья дурманит.
18 марта
3
Как хорошо, светло!
Ни горечи нет, ни страха.
Лишь колотое стекло
Щекочется под рубахой.
Воистину ты – весна!
И будто бы не причем
Изрытая белизна,
Что скальпелем тем, лучом.
В израненной синеве
Жаворонковый апрель.
Дремотную в голове
Дурь облекла свирель!
Но вместо баллад в уме
Звенит все ясней-черней
Реквием по зиме,
По тем, кто остался в ней…
31 марта
4
Пасхальное
Чешуя предзакатная лучиков
Словно плачет на выцветшем куполе.
И дождавшись удобного случая,
Колокольный хрусталь за скорлупами
Неумолчных псалмов в ястребиное
Равнодушье проклюнулся сызнова,
Где стоим с тополями, рябинами
На коленях под белыми ризами.
А страстная, как умалишенная,
Разошлась! Но опутали ноги ей.
Но уже понесли освященные
Куличи прихожане убогие
Я иду подворотнями ужаса
Вдоль домов, огибая безумие,
Где оно после сытного ужина
Почему-то все злей и угрюмее.
Я несу сердце голубя, водкою
Оглушенное – блевом застеночным,
Меж людьми отстраненной походкою
Переулками срама
Ко всенощной.
23 апреля, Пасхальная ночь
5
Признание (Л. Губанову)
Снова звезды-санитары сквозь стекло за мной следят:
Не свихнулся ли? Не запил? И вообще живой ли – там?
Я держу мои височки словно диких жеребят
За уздечку новых строчек с прежним горем пополам.
Чуть я в сторону, те – следом, и заламывают руки!
И с размаху о диван, как последнего пропойцу!
Эти звезды-санитары не метафора, не глюки,
Я ору нечеловеком, а они мне: «Успокойся…»
А они уж пеленают то ли крылья, то ли плечи.
И лежу я, как младенец – в первый день после рожденья.
Ошалело различая чьи-то лица, письма, встречи.
И в ногах моих признанье утра – жиденькою тенью.
________________
Я сходил с ума, спивался, нарывался и стрелялся.
Я кончался непрерывно, одиночеством ужален.
Только звезды-санитары молча щурились сквозь пальцы:
Мол, заштопаем, обколим – не таких еще видали!
Мол, проспится - обретется и очухается вскоре.
Дурь - долой! повеселеет, снова сядет, невредим,
За стишки, тогда повяжем, забинтуем и зашторим,
Чтобы не было повадно – за спиной его – другим!
…В самом пышном лазарете, разорен, раздавлен, скомкан,
Я лежу в последнем свете умирающего дня.
Снова звезды-санитары над моей склонились койкой
И совиными очами устремились на меня.
22 мая, на Николу
МАРИНА. ТАРУСА. ПРИЮТ ДУШИ.
Девственный тюль тумана
В утренний полусон
Провинции… тот румяный,
Росами напоен,
Берег под сапогами
Старого рыбака
Вслушивается в гаммы
Незримого поплавка.
Брызжется в земляничных
Омутах страшных тех
Детский, немного птичий,
Бубенчиковый смех.
Темный хороводы
Платьица вкруг рябин…
Девочка смотрит в воду
Дальше ее глубин.
Бодрый клокочет ключ
В смуглой ракушке губ
С купола храма луч
Рвется куда-то вглубь
Хладной аллеи. Сквозь
Пальцы и далеко
Пролито на авось
Окское молоко…
Лег бонапартов лоб
Камнем на берегу.
Эта земля по гроб
Будь перед ним долгу.
Это и есть судьба
В городе над рекой!
Росы горят у лба.
Что свечи за упокой.
2-4 августа 2005 года Таруса.
ПЕТРШИН ХОЛМ
Превосходство садовой розы
Над камнем средневековым
Неоспоримо. Первооснова,
Достигнув апофеоза,
Забирается с головою
Под облачное покрывало.
Ниже, береговою
Линией от причала
Разворачивается мотив
Готической колыбельной,
И всходит над корабельной
Палубой мощный риф
Костела. Через минуту
Куранты на Староместкой
Изобразят кому-то
Полночь. За занавеской
Каюты «У Флеку» город
Гаснет, как ожерелье
На новогодней ели,
За разговором…
Таинственный светлячок
Пустого фуникулера,
От берега увлечен
По восходящей, скоро
Скроется в белокурых
Зарослях – эфемерных,
Невозмутимых кудрях
Спящего Гулливера…
20 июня 2005
ФОНТАНКА (элегия)
Свежевыстиранное утро
Облегает изгибы древ
Саваном света, будто
От влаг отяжелев.
Дом глядит не моргая,
Как только что от сна:
В нем – еще молодая,
Рассветная тишина…
Неподалеку тополь
Стряхивает с головы
Капли дождя. И шепот
Отчетливей той листвы
Предвосхищает пару
Любимых. За парапетом
Тлеет звезды огарок,
Теплой слезой воспетый.
Обмороком симфоний
На вензелях моста,
Что поцелуй ладони –
Млечная нагота.
Забывшиеся в объятьях
Двое – в своей ночи,
И ничему не разнять их…
Опережая лучи,
Над волнами первый катер
Уходит куда-нибудь…
Жизни целой не хватит,
Чтобы его вернуть.
9 июня 2005
«ГОРОДСКИЕ МОТИВЫ»
МОСКВА
1
Византийская вязь
Грубых мазков царит
В обруче дня, дробясь
Листьями о гранит!
Тень тополиной свечи,
Упавшая наугад,
Процеженные лучи
Вскармливает что цыплят.
Июнь испустил дух.
В памяти его след.
Шоссе оскверняет слух.
Язык поражает бред.
Термометр за стеклом
Зашкаливает – жара!
Точно моллюск, тайком
Проглядываешь из нутра
Переполненного трамвая…
Между соленных век
Сыплет не переставая
Белый до жути снег.
5 июля
2
Это час разоблаченья!
Голова /не голова –
Головешка в час горенья.
В пепле ночь по рукава.
Я держу ее, как факел –
Догорела, довела...
И обугленной во мраке
Прозревает до бела.
Я иду, стопа слабеет:
Очертанья дома, в нем
Бред подъезда каменеет
Непреступным дверью-ртом.
Миг один! И полупьяный,
Получокнутый сосед
Отворит мне, точно рану,
Дверь и выведет на свет…
19 июня 2006 г.
3
КОСТЫЛЬ
Твой город: найди хоть бы десять отличий,
За множеством лиц – лицедей! – обезличен.
За множеством форм и громоздкостью оных –
Луч выхода в тех переходах неровных…
Как будто тебя выгоняют из дома,
И ты постигаешь, насколько бездонны
Проспект и проулки, и марш одноглазых
Больных светофоров ночною проказой!
Твой город! Найдешь хоть причину одну
Остаться? А нет – замени на вину.
Тогда, истощаемый душной слезой,
Любое прими, примири, урезонь.
Взвали на себя хромоногую рвань,
Беспечную пьянь осчастливь, остакань!
Как будто тебе проломили бока,
И язвы горят в суете сквозняка…
Чумное соседство: кабак и бордель.
Кичливый швейцар до дыр проглядел,
Как ты, отражаясь в витринном стекле,
Раздолбанный тащишь костыль по земле…
30 ноября
ПСКОВ от 28 августа
Льется с белых свечей
Мед в речную купель.
Колокольных ключей
Опрокинутый хмель
Хлебным духом томит.
И смиренен, и тих
В узком небе царит
Голубь башен резных.
Будет вечно мала
Ему строгая клеть…
От крыла до крыла –
Византийская медь!
И роняя кресты
На упругую гладь,
С птичьей той высоты
Белогрудая ладь
Четвертует порог,
Намечает ходы
Перекрестком дорог
От звезды до звезды…
ПСКОВ (этюды)
вокзал
Вокзал. Четвертый час утра.
Зал ожиданья – склеп для посторонних.
И город смотрит из его нутра,
С ногами сев на подоконник.
Над остановкой сердца фонари
Все еще ждут автобуса, что тот
Их вытащит отсюда – до двери
Ночлега – в уличный пролет…
в автобусе
Размеренно, все зная наперед,
Садятся в гроб с глазами ясновидцев.
Пока кондуктор, как со дна всплывет.
Нащупывают мелочь, чтоб не сбиться,
Взгляд прячут в пол и медленно в ладонь
Отсчитывают нужные монеты.
И все молчат, но только тронь,
Как хлынет плач из трафаретов.
кремль
То ли от стен сознанье правоты,
А то от колокольных зыбей…
Куда укрыться, если ты
Лбом прислонился к мертвой глыбе.
И хрупкой сущностью своей
Вдруг постигаешь, сколь неравен
Твой натиск здесь, и тем верней
Шаг отступления раздавит…
в кафе
С фигуркой женщины твой столик.
На нем дымится кофе растворимый…
За занавеской – луковица столь не-
Вместима в сердце, сколько объяснима
Заглавьем храма. Мысленный поток
Уводит в сторону, и кажутся нелепым
Затертая тетрадь, обилье строк
И с колокольни снятый фотослепок.
7 сентября
по набережной
Незваным гостем входишь в дом
И задержаться здесь неволен.
Хозяин с каменным лицом
Твоей прикуривает болью.
Он облака с речною тиной
Разводит, чтоб не обожгла,
И в кружки льет, как на холстину,
Свинцовые колокола!
двор
Столб на манер гвоздя
Торчит под шляпкой света.
Двор – в стороне гудя
Листвой, полураздетый –
Полухмельной, стучась
В тебя, вопит и стонет:
«Впусти хотя б на час!
Хотя бы на ладони»
поезд на Москву
Рывок из-за спины
Дневного мордобоя,
Мимо ларька, стены…
С разбитою губою
Титаником твоим,
Весь в нервах – перекошенный,
Как будто смыли грим
С неузнанного прошлого...
13 октября
31 июля
Смерть отсюда приметнее нежели
Акушера персты, профиль скальпеля…
Где до слез потрясающей нежностью
Разрешается сумрак оскаленный!
Где тебя не по имени-отчеству,
Отворяя боль – из невесомости,
Но за волосы в ночь развороченной
Кровоточиной света и совести
Отнимают от матери-иволги,
Обессиленной что-либо вымолвить…
Тащат – долго ли, грубо ли, криво ли!
И обратной дороги не вымолить.
Эта ночь заговорена, крестная.
Только двинешься ей на попятную –
С Днем рождения, смерть необъездная!
С Днем зачатия, скорбь необхватная!
"РАДОНИЦА"
Посвящается Лине Корниловне Табашниковой
«Хотя бы в последний мой смертный час,
Назначь мне свиданье у синих глаз»
М. Петровых
1
Зелень древесной плоти
Заключает с крылом пари,
Что, приблизившись к позолоте
Купола, воспарит
Выше! Маслина кровли
Окунулась в лиловый сумрак.
Все оттенки отбросив кроме
Бархата, тот рисунок
Служит единственным ориентиром
Душе, свое позабывшей имя.
В четырех плоскостях мира,
Пренебрегая ими,
Она неизбежно к пятой
Тяготеет, прозрев, и скоро
Чума оставляет, пятясь
От нее, разоренный город.
31 октября
С посвящением Илье Тюрину
ВСТРЕЧА
Затертый до дыр пейзаж.
Где волны, что эхом крик,
Песчинкой насытясь, наш
Оставили материк
Не тронутым. Точно в ней
Будущий разглядев
Берег за много дней
Отсюда, за много древ…
Птенчиком, наповал
Сшибленным из гнезда.
Столько о нас узнал,
Сколько одна звезда
Знает о тех в ночи
Свечках да фонарях.
Только ты не молчи,
Глядя на нас впотьмах!
Все стремления к нулю
Сводят вода и дно.
Пастель отдала углю
Финальное полотно.
В сущности, тот же прыжок
Без парашюта, но –
В небо! Хотя, дружок,
Не все ли тебе равно…
____________________
Что не отнимет день
В нервах своих тревог:
Песню, обличье, тень,
Молитву, как монолог
Ужаса, вплоть до строч..,
Какие допишем там.
Все забирает ночь.
Что ж остается нам?
Взгляд, устремленный вверх –
Немногим крупнее тли –
На ту неземную верфь,
Откуда мы все пришли.
Взгляд в себя без зеркал
С пристальностью Его.
Где замолчав создал
Нечто из ничего.
____________________
Это письмо без начал
Без края и величин.
Настолько о нас смолчал,
Насколько родник один,
Из глубины пришед,
Морю отдал, и сам
Стал глубина и свет,
Не покорясь волнам…
1 сентября – 26 ноября
А. Кобенкову
Так и встал в дверях, точно памятник.
Ливнем, листьями зацелованный.
Отсекает дни сердце-маятник.
Ночь пришла к тебе за подковами.
И ни чем от нее не открестишься.
Ни упреками, ни поллитрою.
Только жизнь, глядишь, заневеститься!
Под фатою росой политая…
На березовых складках первыми
Проступают слезинки-крапинки.
Что-то с хрустом в рубашке прервано,
Отлетело под ноги запонкой.
И метнулись вслед руки-молнии.
Шарим в темени, как в репейнике.
Но один Господь в той намоленной
Тишине сидит, вяжет веники…
И так ласково нам: «Что вы, глупые!
Баньку славную приготовил я!»
Легче дух в сенях, пар под куполом…
Рабу Божьему Анатолию.
10 сентября
НОВОГОДНИЙ МОТИВ
I
Новогодний мотив: марш последней недели,
Непрерывный смычок сумасшедшей метели,
Снег с дождем зачеркнул мостовую, и еле
Различимым стал дом
С годом, прожитым в нем.
Торжество акварели!
Где, разбавив вином пустоту и тревогу,
Мы из дома бежим, забывая дорогу...
Трезвый мусорщик тих, – с неподдельной заботой,
Что подснежник, сгребает с земли нечистоты,
Тучный дворник метет невесомое что-то,
Вызвав к яви от сна
Мутный светоч окна
В день последней субботы…
Символический плен – тот же ценник на елке
Упраздняет мечту, ностальгию и толки…
Как рабыню, ее выкупаешь для старых
Впечатлений, забав, или больше для пары –
Вместо женщины, друга, высокого дара,
Диалога, объятий,
Чтобы только не спятить
Под бренчанье гитары
Одному… ты, к себе прижимая больную,
Облетевшую хвою, тот праздник минуешь.
30 декабря
II
Расстоянье растет каждый год непрестанно:
Мир скорее лишь тень от лампады Лианы,
Александра, Эмилии, Виктора, Анны.
Имена их, юдоль,
Повтори как пароль
В этот мир безымянный!
Как синоним любви, окликая руины –
Сашу, Витеньку, Милочку, Аннушку, Лину…
В эту полночь и день, что остались от года,
Воскресенье влачит без просвета и брода
Скорбь и память о них, чтоб проститься у входа
В новый дом или стих,
Но без тех – пятерых.
На краю небосвода
Они нынче, как мы, над столом поднимая
Золотые фужеры, зовут, поминают…
Как же всем объяснить – сыновьям и вдове,
Сироте и отцу… что, всегда в большинстве
Остается любовь – в непрерывном родстве
С неизбывной бедой?
И идут чередой
С той бедой во главе
Оборвавшие пленку последние кадры:
Анны, Викторы, Лины… Эмилии, Александры…
31 декабря
|
|