*
Ты читала об этом только в книжках, наверное,
только шепотом с лучшими друзьями и подругами,
темной ночью на крыльце сидя, так?
Или тебе что-то все же сказали взрослые, -
бабушка, может, проговорилась,
или от купца какого заезжего или от слуг его узнала
о стране, где поклоняются Огню, а не Всевышнему,
о степи, в которой – ни пыли облака – страхи пасутся,
о людях, в которых даже кровь имеет высокий градус,
о том, что живут здесь совсем по-другому – как смерть,
от боли до боли, все глубже и глубже,
от яда до молока, от горечи до кислости,
между запахом сигаретного дыма и запахом бензина,
между солью прибоя и предчувствием утренней грозы…
Клавиши черные и клавиши белые, - собирается потихоньку мелодия,
понемногу растет напряжение,
ты слыхала о нас?
Ты читала, ты верила слухам?
Так кого же черта приперлась сюда?
*
Они целуются в университетском туалете,
руки лезут под длинную юбку, задирают ее выше, -
так, наверное, делают изголодавшиеся по женской ласке разбойники,
поймавшие сельскую девушку на окраине леса, -
подол – на голову, сарафан разорвать,
чтобы добраться медвежьею лапой к нежной коже,
пастью волчьей к горлу, - она чувствует смрад дыхания,
горячая слюна капает с клыков,
с клыков…
Кровь закипает и
твердыми комками выплевывается изо рта, -
Они целуются в университетском туалете –
вечер, шестой этаж, потные ладони на судорогах кожи,
дыхание в дыхание, -
солоность губ,
холодные, юркие пальчики – в джинсы: «я хочу этого не меньше,
давай же, быстрее,
путь нас ничего уж не разделяет,
входи же скорее, я приподнимусь, чтобы было удобно
сильнее,
сильнее
сильнее…»
*
В моей душе еще есть место для
пепла, писем, стихов по кабельной сети,
вечных слюнявых разглагольствований о поэзии
(Вот Костя говорит,
что поэзия может остановить время,
а с тех пор стал совсем седой и худой,
а я думаю, что поэзия нифига не умеет,
она просто – есть, как любовь – мы ее не всегда видим,
а она из нас таки сочится),
для твоих карих глаз и моих алкогольных истерик,
для пары десятков мелких международных конфликтов и
убийств на расовой почве, -
9 за 6 лет в Москве, люди не все наказаны, и те ли,
но тех девятерых не вернешь, даже
если будешь жить по всем заповедям Аллаха.
«Аллах Акбар», говоришь, и я тебе верю,
конечно, пока ты здесь – Акбар,
и даже я могу сейчас взорвать пару бомб в самолетах, чтобы
эти мгновения с тобой были вечны.
В моей памяти есть еще место
для пары огромных любовных романов и пары романов поменьше,
для интересных стихов и твоей любимой суры:
«ничего мол не будешь иметь, если не будешь тратить то, что ты любишь»,
вот только
не хочу я тебя отдавать обратно, - не для того моя любовь, и еще, знаешь,
у нас так не принято, -
чай не у себя ты дома,
а если против,
так чего же приехала, али чего-то не знала?..
*
Они занимаются любовью в каком-то кабинете,
ну, знаешь, тот, что сразу направо от лестницы,
там еще какая-то кафедра внутри – она всегда закрыта.
Дверь только прикрыта, могут и заглянуть – ну и черт с ним, что пара,
а вахтеры, ты думаешь о вахтерах?!
А не все ли равно? – они занимаются любовью в каком-то кабинете,
университет, будний день, четвертый этаж, вечер, все такое…
Слюна не своя, такая тягучая, такая, такая… как лава, обжигает,
а еще мешается одежда – не всю же стянули,
в замке твоих ног,
обтираешь белую стену спиною и завернутой блузкой,
бряканье застежек ремня,
бешеные, тонкие, сумасшедшие пальчики по спине, оставляя полумесяцы –
к затылку, по коже:
«Быстрее,
быстрее,
еще быстрее, мой милый, давай же.
сделай мне ПО-НАСТОЯЩЕМУ больно,
быстрее еще,
ну же…»
*
Мой город тебе – тюрьма,
мое лето тебе – зима,
твои губы – моя жизнь,
твоя душа мне – тьма.
А еще есть боль.
Ты знаешь, я не то, что б хотел, или нет, я именно хотел и хочу, -
вгрызаться в ласку твою всеми клыками,
крюком – под ребро, тащить до своей цели,
ножом тупым не вспарывать, а скорее рвать улыбку,
швырять от стены к стене и в душу блевать, ноги вытирать ей,
сладко лгать, а потом поднимать эту ложь наружу,
ты знаешь…
Умирать с тобой – тысячи раз, возрождаться и умирать снова,
не жить с тобой хочу, а скитаться от смерти до смерти,
есть боль, но ее на двоих поделим, предварительно втрое умножив,
если и шататься по шоссе ночью или
играть со взрывчаткой дома – то вместе,
сцеплены чем-то невидимым, если
остаться, то только вместе и так.
мои объятья – веревки и гвозди,
казнь, кома зимы, поцелуй – лезвие гильотины.
моя нежность – цепь,
моя ласка – твоей душе клеть,
моя любовь – грех смертный,
я не отдам тебя никому.
*
Они трахаются в подворотне,
среди мусорных баков, клочков бумаги, отходов,
вони, крыс и гниенья,
поцелуй в себя – любовь, иссушающая дотла,
изжигающая в нас все остатки души,
пепел рассеять по этим дворам немым –
они трахаются между домов, в скользком воздухе, пропитанном грязью,
коридор упирается в стену, холод и спицы ветра втыкаются в кожу,
они замерзают наружу, внутри же у них – пламя,
огонь, страшнее которого – нет,
он иссушает их кожу и сердце – за миг они старше звезд,
за время они чернее ночи и тише пепла,
огонь внутри, огонь снаружи – в объятиях их, -
камень у спины плавится и капает вниз,
испаряются лужи, горит мусор, страшная вонь,
они трахаются в подворотне…
*
знаешь, а мы все же – Обитатели Огня,
сжигаем друг друга любовью,
травим друг друга горечью спазмов, судорог выдохов,
не до веры сейчас, какой там Всевышний?!
мы все таки – Обитатели Огня,
с жаром внутри и жаром снаружи,
корка крови на губах,
лезвия языков,
высушенность души – одной на двоих
говорят – так нельзя.
Но мы – все в этом,
Я люблю тебя так и только так.
Ты можешь страдать или плакать, ты знаешь –
ты тоже так любишь…
|
|