Под редакцией Глеба Боброва
СЕМЬ С ПОЛОВИНОЙ минут
“Рэксы” из Старосибирска – зачищают. Мы, ОМОН – фильтруем. С момента « Начали!!!» прошло одинадцать минут – полёт нормальный. По связи ВВэшников принимаю очередной доклад. В конторе одной служим – внутренней, а имеем разные частоты связи – секретные друг для друга. Угу – страх, какие секретные, только не для “чехов”.
Неожиданность – недетская... Ждёшь – ждёшь, стрельнёт где… то ли падать и укрываться, то ли бежать – укрываться, и после падать? Как там, у классика - в движении жизнь?!
Для воина каждый бой – встреча со смертью. Так я не готов ещё - к бою. Вообще - к драке… Я тот ещё пока солдат – пластилиновый. Нет у меня сейчас ярко выраженной ненависти, агрессии к противнику. И грязно сегодня, не по киношному, не так, как в сопливо-романтическом отрочестве представлялось… Моросящий дождь хнычет со вчерашнего вечера; поле – болото, любая рытвина – грязевая ванна.
С первых выстрелов я рванул … вернее – побежал, даже нет – быстро и тяжело пошёл на свинцово-чугунных ходулях. На сапогах - налипли огромные комья жирной грязи… как их хотелось сбросить! Пот заливал глаза, просто – щелочью выедал, вообще – ничего не видел. Надо дотянуть до своей "кочки" и открыть огонь! Сердце колотится почему-то где-то в голове, и мысль - всего одна: « Не добегу!». Хоть бы как, но прекратилась бы эта скачка! «Сколько слёз и плача сердечного, бдений и ночей бессонных, жажды и скудости – и всё зазря и теперь?» - какой-то бред в голове.
Плюхнулся в жирное месиво поля, в колею наполненную водой и – о чудо - снова жить захотелось и даже стрелять начал!
Шерстяное бельё ещё сможет некоторое время сдерживать натиск холода - ползущего от вонючей жижи. Но мгновенно пропитавшийся ледяной влагой бушлат и ватные штаны стыло придушили последнее тепло. Пытающийся согреться организм – не май месяц на дворе - властно требует освободиться от лишней жидкости. Робко, “сгорая” от стыда, начинаю мочиться в штаны. Разбавленная водица около плоти разогрелась - напор струи стал уверенней.
Спаренные магазины пустые. «Когда только успел перевернуть?!». Запасные валяются рядом – тоже пустые. Патроны россыпью имеются ещё в «разгрузке» - но она, вместе с моим телом барахтается в топи – поди, достань!
Если совершенствование боевого навыка возможно только в критических условиях – то критичней, чем сейчас, придумывать не хочется. Реальность превратилась в хреновый сон. Учимся…
Вокруг, от разрывов, смертельными нетопырями, разлетаются металлоначинённые шматы земли. Люди бегут вперёд – справа от меня. А я? Нежусь, что свинья в месиве? Душа рвётся бежать - подальше от подвига. Как там нас учили - чем быстрее атакуешь, тем больше шансов не попасть на обелиск...
Сокращать дистанцию до противника и грызть его зубами, как-то совсем не хочется. Вечная брань между страхом и гордостью. Угу, прям “второй фронт”. Жалость к себе вторгается в пределы моего сознания и чувств. Демоны искушения со свирепым свистом принимаются насиловать душу. Но люди-то бегут? А я…
Ладно... Заряжаю автомат – интересно, правда, что грязь ему - не помеха? Сейчас резко вскочить и стремительно перебросить своё тело во-он туда. Подвиг умереть « за други своя».
«Теперь резко встать» - командую себе - «открывайся и выскакивай из ямы зловонной, из душевного мрака».
« Мразь ты или - нет?».
Ну, это – всегда вопрос…
Всхлюпом – выдёргиваю своё тело из заводнённой канавы. Сколько же я пролежал? Часы встали… Не только в голове, наручные – тоже...
Смачным, булькающим чмоком – принимает трясина моё тело обратно. Что-то огромное навалилось мне на спину. И не просто, а подмяв под себя.
«Господи!» - всуе поминаю имя Всевышнего - « а я и шапку потерял». Неужели все последние мысли бредовые?
Выпростав голову из замеса, стараюсь разглядеть – какой он, мой конец.
«Бл-дь! Это ещё кто тут?» - слышу родное русское слово.
«Свои» - сипло свищу на выдохе.
- Да ётать! Чего разлёгся? Вперёд ётать! В атаку! - рычит голос – Устроился тут!
- Так слезь же с меня - плююсь жидкой глинкой.
Шкафоподобный кабан рывком переворачивает меня.
-Ты кто?
-А ты кто?
- Ротный батальона ВВэшников, капитан Тугоухов.
- А я мее-еент. Лейтенант Морской, связист с третьей заставы.
- И как ты тут оказался? Ваши воо-он где – у “железки”.
- А когда грохнуло – все по укрытиям бросились. Вот и я, бля, рванул - да не в то. Здесь оказался.
- Ползи-ка ты, братка, до своих. Мы тут сами теперь... И так хорошо огнем отвлёк. А я-то, ётать, думаю – кто там так херачит?!
Вышел к своим. Засыхающая корка струпьями покрыла одежду. Опять не потанцуешь – движения, как у Буратино. И сам…такой же – деревянный. Несу в руках шапку-потеряшку. В ней решето – 17 пулевых. Как моль поточила…Всего знобит, колотит. Замёрз - же!
«Ну, ты, Лёва, - сиганул! Чуть не до самих “духов”. Думали - звиздец тебе!» - протягивая флягу со стрессо – согревающим, улыбается ДОК
«Сколько время прошло?» - спрашиваю мужиков.
«С начала стрельбы - семь с половиной минут» - слышу в ответ.
Так долго…
«Война сочиненная затмила войну истинную.
Правда неподъемна.» - В. Астафьев
Последнего не будет.
В жизни никогда не бывает последнего дня – он всегда становится первым…Первым – для жизни, первым – после жизни. Описать бой, задача сверхтяжелая. Бой, сочиненный в наградных представлениях, разительно отличается от истинного.
Первый свой весенний бой, ОМОНовцы 3й Заставы, приняли у местечка Солкушино. На железнодорожных путях. Встав на пути у вооруженных бандитов Ичкерии.
Скрытые ночным безлунием, нохчи переправились через Терек у с. Правобережное. Прорываясь через железную дорогу на север, в буруны у с. Фрунзенская. Стремились соединиться с ещё крупным бандформированием, действующем в Шелковском районе. Боевики всё продолжают придерживаться тактики минирования возможных маршрутов движения колонн воинской техники и железнодорожных путей.
Банда постоянно уходила от «федералов» на территорию Дагестана. Войска добивали почти уже задушенную банду и сейчас, в ночи к ним сделала последнюю отчаянную попытку прорваться группа боевиков, помочь вырваться из окружения.
Группа ОМОНовцев была крепко сбита, отлажена. Соседи из города В. всемером, усиленные двумя расчетами ПК и РПГ, на своем «Урале» ползли по дороге, вдоль железки и поля, покрытого красным цветущим маком. Наша группа из двенадцати бойцов, пешкодралом по шпалам, хрустя гравием железнодорожной насыпи, прикрывала кинолога-минёра с собачкой.
Мужики осматривали свой участок железной дороги - между станцией Турок и платформой Тепловодная. Боевики активизировали минную войну…С утра уже наши совершили «пробежку» от станции Турок в сторону Наура до железнодорожного переезда. У железнодорожного полотна обнаружили и уничтожили взрывное устройство. А ночью сработала "растяжка" рядом с блокпостом, через дорогу и, ещё одна сработала в 200 метрах от блокпоста у с. Новотерское. Бойцы ОМОНа из города В., там же, обнаружили взрывное устройство, начиненное 10 килограммами тротила и гранату Ф-1 на растяжке.
Утром, с проезжавшего поезда, локомотивная бригада сообщила о подозрительно свежевзрытом грунте под железной дорогой. Звонок в штаб группировки только подтвердил необходимость проверки информации. Без проверки могло быть сорвано движение пассажирских поездов до Грозного и Дагестана.
В это время, я с Мегавольтом- связистом и двумя автоматчиками соседнего ОМОНа из города В., оставив в штабе на связи ответственного офицера по 3й Заставе, сидел в нашем «Уазике» и направлялся в коммутационный узел связи на полустанке Солкушино. Возникла необходимость познакомить, перед сменой, коллегу-связиста с устройством линий связи. Борюсик, наш ОМОНовский водила, уверенно лихачил по утреннепустынной дороге. День обещал выдаться жарким. В Солкушино мы рассчитывали дождаться своих и, вместе вернуться на заставу.
Со стороны Червлёной грохотало. Чьи-то жизни ломало, уродовало в отдалении. В результате подрыва тягача недалеко от населенного пункта, на управляемом фугасе, четыре российских солдата внутренних войск из БОНа - ранены. Подробности трагедии, мы узнали позже.
А на железке, в это время, собачка села. Подкошено осело тело кинолога. Грозная машина боя вдруг застонала, засвистела, завыла, застучала…Стрельба стала разрастаться, накатываясь густыми волнами. Кричащая, визжащая, кашляющая людская масса хлынула в стороны. Все упали-залегли. С той стороны железки, что не просматривалась с «Урала», двигающегося по дороге, стреляли редко и одиночными. Мужики резво переползали через рельсы на «спокойную» сторону.
Нохчи нахраписто сталкивали ОМОНовцев в «мешок» засады. Если бандитам удастся сбить наш заслон, путь у них для ухода во Фрунзенскую свободен. Они знают, что в подобных случаях Застава закроется, и будет оборонять только себя. Никуда не вылезая из расположения до прихода «федералов» или спецназеров внутренних войск.
Тем временем «Урал», ретиво прыгнул с дороги к железке, сминая кусты и всех, кто там находился. Два ствола ПК и четыре автомата крошили зеленку перед собой. Не ожидавшие этакой борзоты от русских, нохчи ретиво драпанули. Как куропатки выпрыгивая из под колес «Урала». Они не предполагали, что наш водила, с испуга ли, рванет в их сторону, давить, что попадется на пути.
Запаниковавшие было нохчи, выяснив малосильность шального по ним удара, забросали машину гранатами. Но «Урал» взлетев на железнодорожную насыпь, и уткнувшись мордой в небо, уже пустым принял на себя осколки и пули. Он свою задачу выполнил, прикрыл ОМОНовцев от бандитов. Оставшиеся в живых, бойцы попадали на шпалы - в полубезумном состоянии «косили» вокруг себя всю зеленку. Парни слепо полезли вперёд.
- Назад! Не психовать! Пропадёте! – матерился и орал старший группы, капитан Фадосов.
- Стреляй мужики, бейтесь, не давайте бандитам очухаться! Боже упаси ослабить огонь! Вот тогда, всё…- орал Фадосов, стараясь перекричать грохот.
Мобильная группа, обожжено черная от копоти, своим отчаянным броском помогла нашим пеходралам перегруппироваться и нанести стремительный отсекающий удар по бандитам. Огромный Репа, летел к придорожным кустам, на боевиков, круша всё на своем пути, своим ПК, держа его за ствол, как дубину. Раздавался треск раздавленных черепов, устилалась земля мясом и кровью! Страшен и грозен был боец с пулемётом, вместо дубины. Оскалив зубы, он дико выл. И вдруг Репа остановился и рухнул.
- Репни - и-н! Димо-о-о-н! – кричал кто-то на последнем дыхании.
Боль! Не смертельно ранен, твоя боль покажет тебе, что ты – жив! «Боже ж ты мой, помоги мне!», - несётся в голове Репы и губы шепчут вслед за мыслями молитву. Сознание не соглашается, жить бы да жить – ведь вынес всё, перетерпел и, жизнь заслужил…
Окружать и уничтожать обескровленных и озадаченных борзотою, боевиков - ОМОНовцы не пытались. Стрельба сыпалась уже бестолковая, торопливая.
Нохчи железку отчего-то не рванули, а спугнутые и отрезанные от с. Николаевское, отошли в сторону с. НовоСолкушино, унося своих раненых. Горящая машина трещала оставшимися в ней патронами, коптила темнеющей тушей.
Кричал обгоревший водитель. Крик стискивал душу. Оставшиеся бойцы будто ничего не слышали. Не было обезболивающих средств. Не доверяли их нам. Могли бойцы только утешать водителя: - Ну что ты!? Брат? – не зная, чем же ему помочь.
Стало тихо. Недоверчиво тихо.
- Всё?! – спросил кто-то.
ОМОНовцы притихли. Всё кругом притихло... Даже птицы, испуганно примолкли.
На полустанке Солкушино, я с Мегавольтом вышли по автомобильной радиостанции на Заставу, узнать причину разорвавшего утреннюю тишину взрывов и выстрелов. Планово-показательные мероприятия - или пришла пора бояться.
Борюсик отливал на колесо. Два автоматчика услышав шум близкого боя, рванули под прикрытие стен в станционное здание. Я только и успел вслед крикнуть – «стой, нельзя без проверки. В прошлый раз тут растяжки стояли». Взрывом одного парня сбросило с крыльца. Мегавольт и я рванули к мужикам.
- Ты ранен? - ору я парню в самое ухо. Такое у него было лицо, бледное и неподвижное.
- Жив! Живой! – обрадовано закричал я.
Слава БОГУ, оба живы, но страшно контужены. Тот, что подцепил проволочку растяжки, еще и рожу в кровь ободрал об бетон, да лишился одного зуба. Его лицо было горячим, красным. Оно казалось ещё более широким, чем всегда. Пот, чёрный от копоти, струился по его щекам и капал с подбородка, блестящего как помидор.
Ни обезболивающего шприц-тюбика, ни перевязочных материалов у нас не было. Во фляжке коньяк был. Им и обработали лица страдальцев.
- Давай по глотку - всем, - предложил Славка.
Спас его БОГ, да ещё что сообразил прыгнуть вперед и за стену коммутационного узла откатиться, да еще в броник и сферу был облачен.
На улице «Уазик», как-то хрюкнув и взвизгнув, рванул с места «галопом», унося в своей кабине намертво схватившегося за руль Борюсика. Около «поникшего» «УРАЛа» Борюсик всё же остановился. Засветился. Отметился. Вокруг сидели «ошарашенные» бойцы.
-А чё тут? – полюбопытствовал Борюсик.
Но капитан Фадосов зашипел на него, такой кулачище поднес ему к носу, что тот испуганно умолк и попятился за «УАЗ». Один из ОМОНовцев - в маскхалате измазанном землёй, с лицом чугунного цвета, чёрными, воспалёнными глазами увидел среди сваленных трупов боевиков…Раненный! Парень зарычал что-то и стал срывать через голову ремень автомата. Срывающимися пальцами передёрнул затвор. Нохчь, парализовано, не мигая, наблюдал за бойцом.
Вдруг заорал: Зачем вы пришли!? Это наша земля! Ваша где?…
Пули брызнули по земле и гравию. Нохчь забился, простреленный, выгнулся дугою. На груди, кровавой клюквой расплывались пятна. Скалясь, что-то дикое орал боец, как слепой стреляя очередями. Патроны кончились. Парень всё давил и давил на спуск.
- Хватит! Костя! Тихо, брат, тихо. – успокаивал его Фадосов.
Парень бросил автомат и, разрыдался, схватившись за голову. Он сидел, озираясь невидящими глазами, облизывая искусанные в кровь губы.
Борюсик позеленел, его согнуло вдвое - в рвоте. На войне – войну не обойдёшь.
Полустанок и окрестности с. Солкушино через час заполнились прибывшими из Червленой «федералами» и «спецназерами» внутренних войск. Они преследовали, так не кстати напоровшуюся на нас, банду. ОМОНОвцами и БОНом внутренних войск уничтожено 46 боевиков.
Нас же, и живых, и контуженных, и раненных, и прокопченный «Урал» эвакуировали с места происшествия до 3-й Заставы на ФСБэшном БТРе. Благодаря принятым федеральными силами дополнительным мерам безопасности, боевикам не удалось реализовать планы по проведению терактов.
А наш Борюсик по прибытию домой, как командирский водитель, за избитый, с пробоинами обнажившими металл, кузов «Уазика», получил медаль «За отвагу». Бог ему судья. Вышел сегодня живым – слава Богу! Глядишь, в завтрашнем бою – будешь воевать и, выживешь. Пока идёт война – последнего боя не будет.
Вдоль дороги продолжал кроваво цвести мак.
|
|