Время цвета индиго
Я так долго валялся и грыз карандаш,
и только в три сорок две по-местному
понял – завтрашний день, и весь месяц – наш.
Цвет души соответствовал цвету небесному.
Джинсы цвета индиго, мысли цвета индиго,
скачут строчки. Мигают разные знаки,
австралийской и редкой собакой динго,
лают, но не кусают. Тружусь я аки
пчела, помогая крылатой общине
подготовиться к долгим заснеженным зимам.
Собирая пыльцу хоботком. И отныне
октябрь обозначится неповторимым
в жизни, которая неповторима,
в жизни, которая непостижима.
На карте какого-то Третьего Рима,
под звуки природы и песни Жим-Жима
Обнаружены улицы, парки, гитары,
друзья и знакомые. Праздники разные,
их килограммами стеклотары
принимают тетеньки безобразные…
У Фонтана гуляют девчонки, девчушки,
и дело начинает пахнуть знакомствами…
Но в компании какой-нибудь Кнопочки или Мушки,
кажутся разговоры допросами перекрестными…
Начинаются сладкие диалоги,
и пока истекаем мы липкой патокой.
Умирают дети, поднимают налоги,
тонет баржа между Приозерском и Ладогой.
Маслянистые взгляды, неясные нотки
в голосе тонком. Жизни мозаика:
запах помады, сапожки, колготки…
Я твой – Чип, а ты моя – Гайка.
Мы пойдем далеко, метров двести – и роща,
и вольется в глаза животворная зелень.
Мы увидим часы и центральную площадь,
где обгаженный голубями Ленин…
На часах 7 P.M. И захочется выпить,
и втянуть твою ясноглазую просинь.
Ты уходишь. И жалобным криком выпи
в мою взрослую жизнь врывается осень…
Вариант
Все чаще на окнах причудливые рисунки
ноября - художника-авангардиста.
На небе: медведицы мамы и их Умки.
на улицах – грязно, в квартире, напротив – чисто.
Скрип снега неслышен. Его мы почувствуем позже.
Моя двадцатая осень станет двадцатой
зимой. И здесь называть негоже
прожитый срок – небольшой, но пузатой датой
Снова кто-то прикован к стойке бара,
налитые литры выпиты. Только пиво.
Расположилась в квартире пустая тара,
и от нее стало не так уныло.
Открыть окно. Смастерить из подушек крылья.
Ведь, в свое время пытались – Икар с Дедалом
летать (знаю: они-то по правде были),
но безопаснее горные лыжи слалом.
Воздушные струи в лицо бьют, дышать мешают.
И на ресницах льдинки, и ноги замерзли.
Но, как никогда я приблизился к раю.
Вот домофон. Вот дверь. И я почти возле.
Но потянуло вниз. Такова турбулентность.
Если бы жил на этаже десятом,
крылья не оправдали бы бесполезность
собственную. Как было уже когда-то.
Задача
Зарифмовывать собственные чувства –
сложная логическая операция.
Как итог: суррогат ремесла и искусства
предстает перед ликом божественной Рацио.
Дано: проваляться три дня в кровати.
Впитывая космос звуками радио
в виде микса из песен Орейро Нати.
Зима на головы людям гадила.
Но люди не обращали внимания,
как не по-блоковски в этом мире:
улицы, ночи, стихи, графомания.
Канифоль и струну предпочитают лире.
Итак. Дано: выйдя на улицу,
понять, что снег просыпался дважды.
А пока карагач скрипит и ссутулится,
осознать, что я живу – однажды.
Деревья гнутся, стонут, корчатся,
бедные старые эпилептики.
Мое путешествие никогда не кончится.
Я – Тур Хейердал. Это – мой «Кон-Тики».
Жители нового Геркуланума!
Спасайтесь в аптеке «Мир лекарств».
Боже, сколько же сонных царств
в одной упаковочке реланиума…
Текст набран. Кодировка – кириллица.
И я называю это стихами.
Не кантовать, и не трогать руками.
Вижу чужие, угрюмые лица.
И они восстанут упрямо и смело,
применяя для просмотра выжигательную линзу.
И останутся Микеланджело и Донателло
навеки веков черепашками ниндзя…
* * *
Когда за окном зима наступает вдруг,
а в зале тепло. И открытка дышит любовью.
Меня не отвлекает ни Пинбол, ни Нюкем Дюк.
И мысли уже третий месяц полны тобою…
Телефонный звонок. И голос, и прыгает трубка…
и я становлюсь смелее, мудрее, старше…
Ты – не какая-нибудь «каждая юбка»,
ты со мной в виртуальном свадебном марше.
Встречи. Учеба. Ты занята, я – не очень.
Раз в неделю увижу – 7 дней вспоминаю.
Но к четвергу понимаю – нет больше мочи,
четыре рамки с фотками я поломаю
В пятую вставлю твою….Потому что красивая,
потому что – смеешься. Тебе весело.
Фотографию подпишу просто – «Ты и я»,
залюбуюсь, вздохну, прижму,
плюхнусь в кресло.
Ты мне поможешь покинуть это чистилище.
Запретишь пить алкоголь. Хватит «Баг-Бира».
И перетеку в рай – тепла хранилище,
помнишь, как у Андреева, в «Розе Мира».
Нет денег, даже просто приехать к тебе.
Я курю, что придется. Бывает, что даже «Приму».
Но тебя почему-то тянет к такой голытьбе
как я. Ты любишь меня, универ и зиму…
Ты просишь меня читать мои же стихи,
говоришь, что они красивые. И я милый.
И посреди поэтической чепухи
ощущаю – я почти серафим шестикрылый.
После Нового Года мне подрежут крылья,
Ты подрежешь. Так, что взлететь не получиться.
На фотографии подпись: «Ты и я».
Слякоть. Весна. Но потом погода улучшиться.
* * *
Поздно вечером бегают маршрутки.
где-то в центре, на улице Весенней
остановок автобусных промежутки.
От зимнего холода прикосновений
мы трясемся. Мы почти друг в друге
к черту все наши предрассудки.
Ты у меня на коленях. В круге
девятом – провожу девятые сутки.
Обними. Посмотри. Я сам придумаю
свою романтическую историю.
Есть герои. Есть «ай лов ю».
остальное – театральная бутафория.
Красные руки. Носы замерзли.
но ты со мной. Ты – теплая.
Ты – замечательная. Возле.
Луна холодная и голая…
Давай начнем с тобой возню,
такую нежную, воздушную.
Шероховатости оттеню.
Ты – моя, родная, послушная.
Но ты уедешь. Сама. В автобусе.
И будет казаться мир жестоким,
а я на целом огромном глобусе,
самым маленьким и одиноким…
Штормовое предупреждение
Дали штормовое предупреждение.
Мы пили с девчонками «Алигатэ».
Смехом журча. До посинения
шутили, кривлялись и т. д. и т. п.
у нее такие запястья тонкие,
и глаза цвета, похожего на
цвет сибирской речки Кии,
невыразимые тона.
у меня такое похмелье жуткое,
такой запах изо рта,
что только какая-нибудь проститутка
мной очаруется. Но когда
небо окраситься в оттенки серого
Мы будем вдвоем. О-ла-ла.
Выключим свет во избежание нервного срыва.
Это «Олейна» мне помогла.
Дали штормовое. Было холодно.
В который раз: синоптики врут.
Гостиница. Лифт. Холл и одно
небо в окне нарушает уют.
Неси любую околесицу:
плети, что хочешь. Все стерплю.
Я был один, не годы – но месяцы,
укуси за ушко. Скажи: «люблю».
Ты из какой-то другой сказки:
«Шапочка» там, или «Белоснежка»,
но тебе нужны мои ласки –
ласки антагониста Крепкого Орешка.
Кусочек солнца в стакане с ядом,
полоска света в моих глазах,
озоном, наполнена комната, рядом
звучит в CD-плеере Иоганн Бах.
Соленые губы. И зябко, поскольку
открыта форточка – значит, дует.
Новый Год, мандарины. Хочешь дольку?
Видишь, снежинки, на небе танцуют…
У тебя такие запястья тоненькие,
и у твоей подруги. И есть браслетик.
«Франзони» - черт! Ну, совсем как голенькие,
Прикройся. Возьми тигровый пледик.
|
|