В подъезде пока пахло только пылью и известкой. Но уже не было света. Что ж, у всех ремонт...
Звонко хлопнула дверь подъезда за спиной, и он окунулся в объятия внешнего мира.
Мир этот был заполнен темно-серыми панельными девятиэтажками. С зелеными рамами окон. Одинаково застекленными балконами.
Когда въехали, им обещали, да и сейчас обещают, что улица временно проходит по двору дома. А потом пройдет перед домом, расширенная. Пока там мусорные баки. А перед подъездом колонка. Впрочем, воды в ней нет.
Сверкая окнами и оскаленными лицами, проехал автобус.
Все правильно, утренний час пик.
Он широко зевнул и повернул в ту же сторону, куда ухал автобус. Нере-шительно сделал несколько шагов.
За поворотом дороги школа. Всего-то метров двести.
А идти не хочется...
Сорок третья... или двадцать третья. Говорят, в Москве школы с четы-рехзначными номерами. Тут пока с двухзначным разберешься...
Дошел до поворота.
Направо по главной дороге школа. Слева приземистая деревянная церк-вушка. Прямо – девятиэтажка. Вроде, тоже панельная и построена раньше, а вы-глядит симпатичнее.
За церковкой, помесью сарая и часовни-переростка, сад. Там, говорят, тоже школа, с национальным уклоном. Он усмехнулся. А за школой должна быть река.
Вот ведь, он же до сих пор на реке не был...
Это интереснее.
А школы, все равно, еще никому миновать не удавалось.
Повернул налево и с увлечением принялся лавировать по грязной дорож-ке, стараясь не испачкать ботинок. Осень все-таки. Хотя, похоже, на этой до-рожке грязь вечна и неистребима.
Дошел до сада, повернул направо.
Прямо по асфальтовой дорожке виднелось среди взъерошенных деревьев запущенного сада кирпичное грязновато-желтоватое здание школы. Старое-старое.
Без интереса обошел ее справа.
С одной стороны школа, с другой забор огорода. По-видимому, школь-ного.
Из-за угла школы, увидел тренажеры школьной спортивной площадки. Туда не пойдет. Не интересно...
А вот прямо по асфальту под арку водопроводной трубы, закованной в теплоизоляцию, пойдет. Где-то уже должна быть река.
Пересек крохотный пустырь и, наконец, оказался на обрыве.
Этот берег очень высокий, изрезанный множеством оползней, но сейчас заросший вековыми седыми елями.
Деревья росли справа и слева вдоль склона, который метров на семьдесят спускался довольно круто, а после поворачивал налево.
Могучие темные ели.
Красиво.
Должно быть, зимой здесь мировая горка...
Но сейчас осень.
А поверх деревьев, росших впереди по склону, открывался великолеп-ный вид на противоположный берег. Ровный и плоский, как стол. Поднимаю-щийся над рекой совсем чуть-чуть.
Ровный ковер тайги... Если перебраться через реку, то можно идти и идти, и в радиусе, наверное тысячи километров не столкнуться с человеком. А может, и дольше...
Вот это интересно...
Он начал спускаться к реке по ненадежной тропинке, жмущейся к де-ревьям.
Главное, перебраться через реку.
Только бы перебраться...
Хотя постоянно же сплавляют лес. У воды должны быть бревна...
Но цепь понтонов по центру реки представляет определенную слож-ность.
Ничего. Как-нибудь переберется.
Только бы перебраться...
* * *
Толкаясь и переругиваясь, народ повалил из автобуса, сразу торопливо направляясь к лестнице через пути на платформу.
Он привычно посмотрел на часы. Опустил руку и привычно осознал, что не заметил сколько времени. Посмотрел еще раз. 7.29. Все как обычно. Как все-гда.
Вслед за раскачивающимися спинами поднялся по лестнице. Прошел по платформе на привычное место.
Теперь ждать.
Он уже давно привык к этому утреннему пути. Даже перестал размыш-лять по дороге и замечать, какая погода.
На платформе тесно от людей. Безликих, серых и одинаковых.
Подошла электричка.
Двери открылись точно перед ним и он шагнул в тамбур. Посмотрел на часы. И вновь привычно не зафиксировал, сколько времени.
Что-то торопливо проговорил электрический голос машиниста, двери закрылись, и электричка тронулась.
Прошел в вагон. Сел.
Он так привык ничего не замечать по пути, что не только не удивился почти пустому вагону, поскольку не заметил этого, но и совершенно не заметил, что никто на платформе не зашел в эту электричку.
Электричку, которая тронулась не в сторону Москвы, как положено, а в противоположную.
Еще раз посмотрел на часы. Напрягся, соображая. 7.31.
А электричка должна быть в 7.34. потому, что летнее расписание.
Первое смутное ощущение тревоги тронуло что-то глубоко внутри. При-вычно отогнал.
Безразлично уставился перед собой. Ехать долго.
Мимо следующей станции электричка пронеслась не останавливаясь, даже почти не сбавляя хода.
А должна быть со всеми остановками.
Обеспокоено взглянул в окно. Пейзаж совсем не знакомый. И еще что-то, совсем неправильное.
Электричка едет не в ту сторону!
Этого не могло быть.
Это просто невозможно.
Но случилось.
Он еще раз проверил последовательность утренних действий. Вспомина-лось с трудом. Слишком привык к этому пути. Привык быстро о нем забывать.
Но он же все делал правильно. Встал на нужной стороне платформы.
Глаза взволнованно заметались. Что-то надо делать. Надо...
Надо скорее встать, выходить на следующей остановке, может он успе-ет...
Напряженно постарался вспомнить, как должна называться следующая станция. Получалось плохо. Не получалось совсем.
Заметил, что руки мелко дрожат.
Надо скорее встать, идти к выходу. Надо не пропустить следующую станцию.
Поднялся, судорожно цепляясь за портфель.
Надо...
- Кому?
- Простите? – по привычке переспросил он.
- Кому надо? – повторил вопрос человек, сидящий напротив.
- Что надо?.. – от неожиданности сел обратно.
- Ну, - неопределенно махнул человек рукой, - спешить, идти, выходить...
«должен, надо для работы, жене, детям»: привычной скороговоркой про-неслось в голове.
- Нет, - качнул головой человек, слегка улыбаясь, - ты им всем безразли-чен. То есть ты сам, а не то, чем полезен.
- А почему, собственно, на «ты»? – от нервов голос сорвался в конце фразы.
- А почему нет? – пожал плечами человек, - для тебя же это на самом де-ле не имеет значения. Так, дело привычки. Убеждение, что так должно быть. А кому должно, ты никогда не думал.
Сначала набрал воздуха, чтобы спорить, возмущаться. Потом вспомнил, что нужно спешить к дверям, вновь подхватился.
- Не спеши, - опять улыбнулся человек, - до Железнодорожного она без остановок. Сядь, поговорим.
Потрясенно сел. Без остановок. Безнадежно опоздал. Это катастрофа.
- Все не так плохо, - покачал головой человек и оперевшись локтями о колени наклонился к нему, - тебе все это и не нужно. Посмотри лучше в окно.
Послушно посмотрел. Ничего особенного. Деревья.
- Как же, - проговорил человек, - они все особенные. Приглядись.
Все так же послушно пригляделся.
Одни прямые, другие кривые. Одни темные, другие светлые. Очень бы-стро проносятся мимо.
- Ты не видишь, - вздохнул человек с оптимизмом, - гляди внимательней. Во-первых, на свете очень много пород деревьев. И все разные. Да и сами дере-вья. У каждого своя жизнь. Вот в это ударила молния... гм, слишком быстро... А вот этому еще маленькому не хватало света, остальные слишком высоки. А этот вон какой великан. Рос на особицу. Сторонится не привык. Ну, смотри сам...
Посмотрел. Одни темные, другие светлые...
Через полминуты поезд дернулся и пошел медленнее. Стало проще.
У этого кора тоньше. А у этого грубее. А у этого листочки маленькие-маленькие, а здесь большие, но резные.
Увлекся. Незаметно для себя.
Это было забавно, с одного взгляда из несущейся мимо электрички раз-глядеть дерево, угадать его судьбу.
Проехали мимо еще одной платформы, Кучино, а он даже не заметил.
Солнце, раздвинув утреннюю хмарь, расцветила деревья непривычными красками.
- Этого ты никогда не видел, - сопровождал его голос человека, - не по-тому, что никогда не ездил в эту сторону. Ездил. Только забыл. А теперь по-смотри на людей. Это еще интереснее.
В вагоне сидело еще человек пять. Один дремал, привалившись к окну.
- Они же все одинаковые... – проговорил, оторопело глотая слова.
- Смотри внимательнее. Этот, - он показал на мрачноватого мужчину, прятавшего нос за поднятым воротником плаща, - каждый день охотно уходит из дома. Потому, что его тошнит от жены, состарившейся раньше времени, от сына, выкрасившего волосы в синий цвет. Да и вообще жизнь у него тяжелая... Задерживается на работе, сколько может. Потом до упора ходит по всем при-ятелям, только бы домой попасть попозже. А эта, - он кивнул на женщину в оранжевой куртке, зябко обхватившую себя руками, - думает, что все еще обра-зуется. Что их захудалая газетенка еще поднимется. И к ней непременно явится принц. Она не замужем. Но у нее взрослая дочь. Смотри внимательнее. У каж-дого этого человека жизнь. Огромная жизнь, в которой прожита каждая минута и совершенно независимо от тебя. И все это очень интересно.
Ошалело принялся рассматривать людей. Получалось плохо, но это было интересно.
Когда он вновь посмотрел на собеседника, оказалось, что тот одет в чер-ные джинсы, голубую джинсовую рубашку и черные легкие кроссовки.
- Сейчас будет Железнодорожный, - улыбнулся человек, когда электрич-ка сбавила ход, - Но прежде чем дергаться, подумай, хочешь ли ты выходить...
Поезд остановился. Все люди в вагоне, даже собеседник, медленно под-нялись и потянулись к выходу. Но это само по себе уже не вызвало привычной тревоги. С интересом смотрел в окно.
Пыльное здание вокзала. Пыльные люди.
Выходить здесь не хотелось.
Что-то пробормотал машинист из динамика, и электричка тронулась...
* * *
Дежурный офицер, принимая рапорт, вздернул руку к козырьку.
Потом тепло улыбнулся:
- Спит? - неуставным тоном спросил он, кивнув в сторону караульной будки.
Постовой кивнул.
- Ладно, - в свою очередь кивнул офицер, развернулся и небрежной по-ходкой пошел дальше.
Постовой внимательно проводил его взглядом в темноту. Потом зашел в будку, тихонько прислонил автомат к стене рядом с дверью, вышел и закрыл будку снаружи. Аккуратно повесил ключ на гвоздик рядом с косяком.
Одернул форму, поправил ремень.
Все.
Легко перемахнул турникет и легко зашагал прочь от части.
Свежий ночной воздух был удовольствием уже сам по себе. А уж на сво-боде...
Он не знал, когда вернется, да и вернется ли вообще.
Главное было не это...
|
|