"Странная вещь темнота. Для спящего она желаема, а для бодрствующего - страшна. Я никогда я не боялась темноты, и для меня она никогда еще не была такой полной и пугающей. Я всегда желала именно такой тьмы, когда для того чтобы понять: открыты ли у тебя глаза, ты должен их пощупать рукой, а потом для уверенности еще и другой. Но самое страшное во всей жизни это понять, что светлее уже не станет, потому что ты лежишь в гробу.
Странная вещь темнота. Для спящего она желаема, а для бодрствующего - страшна. Я никогда я не боялась темноты, и для меня она никогда еще не была такой полной и пугающей. Я всегда желала именно такой тьмы, когда для того чтобы понять: открыты ли у тебя глаза, ты должен их пощупать рукой, а потом для уверенности еще и другой. Но самое страшное во всей жизни это понять, что светлее уже не станет, потому что ты лежишь в гробу. И тогда хочется заснуть, надеясь, что когда проснешься все окажется сном. Как мне жаль, что я уже выспалась! В этот момент из глубин души поднимается такая ПАНИКА, такой СТРАХ, что заглушить их в себе становится почти невозможно. Почти, ибо я уже успокоилась, а надежда все еще здесь. А вот и зло проснулось, сейчас я начну колотить руками в крышку гроба, и наверно кричать. Потом можно будет пожалеть себя. Если к той стадии не кончится воздух. Раз в жизни пожалеть себя можно, особенно по такому поводу – похоронили живьем. Кричать не буду. Но крышку ударю, проверю на прочность.
С этой мыслью я со всей дури ударила в крышку надо мной. А дальше уже без всяких мыслей колотила в нее уже обоими руками. И за этим занятием пропустила момент, когда мой гроб свалился откуда-то и полетел, соответственно, куда-то вниз. Падение продолжалось достаточно, для того чтобы мой гроб от удара развалился. Но это меня ни сколько не расстроило. Скорее обрадовало. Ну, вы меня понимаете (I hope).
Как же мне тогда хотелось думать, что похоронить меня еще не успели, ага, размечталась! Однако резвые же у меня родственнички! Такую прыть да в нужное русло!
Осторожно, я попыталась встать, и не только попыталась, а встала, в полный рост! Нащупала глаза рукой – открыты, пощупала стены, две нашлись – не больше. По обе стороны от меня, как будто я стою в широком коридоре. Нащупывая руками стены пошла вперед. И вдруг поняла, что начинаю видеть стены и землю под ногами. Не пойму никак – или глаза к темноте приспособились, или земля светится слегка. Скорее второе, но не о физике речь. В тот момент мне было не до этого. Так как я увидела впереди разветвление; и никакого тебе камня с надписью: «Налево пойдешь по морде получишь. Подпись: муж». При жизни налево не ходила, в последний раз сходить? Пошла на лево: тупик, вот так и в жизни, ничего хорошего на этом леве не найдешь. Пришлось вернуться и дойдя до развилки идти направо, но очень скоро поняла, что просто возвращаюсь по пройденному коридору, т.к. если я хотела пойти в правый коридор надо было опять поворачивать на лево. До победного конца. Вновь ходить по доскам гроба не хотелось, я развернулась и пошла направо. Следующие развилки я все время сворачивала направо. Это продолжалось так долго, что не было никаких сил сдерживать свое отчаянье и страх… я побежала. Натыкалась на стены, сворачивала и направо, и налево, и назад, но конца лабиринту не было. В исступлении я набирала скорость, падала, вставала, бежала, снова и снова натыкаясь на стены… Когда очнулась, я лежала на земле в огромной пещере. Оглянувшись – , увидела кучу входов или выходов, и не понятно было: откуда я пришла. Глаза наполнились влагой, ноги подкосились, и я стала неистово молиться. Как это передать словами, какими словами? Слова шли от души, и я надеялась, очень надеялась, что их услышит Бог. Я просила, как еще никогда, чтобы закончился этот Проклятый лабиринт. О, как же я хотела, оказаться где угодно, но только не здесь!
Покой сошел на душу, как луч света в темноте, тишина наполнилась звуками голосов, таких громких, уверенных… пьяных! Я, даже не открывая глаза была уверенна, что нахожусь в каком-то мерзком, грязном, вонючем общежитии. Пьяные лица, трясущиеся руки и губы. Тут я уверовала в то, что сплю и больно ущипнула себя, но, увы, не проснулась.
- Черт, где же я?
- Ты в аду! – Ответил мне Он.
- Что за странный ад.
- Это ад для алкашей. Походи, посмотри…
- И чем этот ад для алкашей отличается от рая для них же?
- Попробуй отгадать.
Боясь прикоснутся к двери руками я ее пнула. Дверь отворилась. В комнате за столом, заставленным спиртным сидели женщины. Они тупо и зло смотрели на бутылки, будто боясь к ним прикоснуться. Это оцепенение продолжалось минут пять, и уже кто-то решительно протянул к бутылке руку, как вдруг раздался пронзительный, полный боли и отчаянья крик. Ворвавшись в соседнюю комнату, я сама чуть не закричала от ужаса. На стуле за столом сидела женщина с бутылкой в руке. Очень бледная, почти синяя, а рядом за ее спиной стоял огромный бесформенный слизень, своими щупальцами он сжимал несчастную в объятиях, и вгрызался ей в череп тонким отростком.
- Что со мной? – спросила она меня.
- Ты сама выпустила этого демона из бутылки, теперь он также мучит тебя, как ты мучила своих близких. – ответила я ей.
- И свою душу, - добавил Сатана появляясь рядом. – Тебе не хватало ни ума, ни силы остановиться при жизни, но здесь у тебя есть на это целая вечность, здесь нет только забвения.
- Мрачная перспектива, - заметила я. – Но если она сможет остановиться, раскаяться, что с ней будет?
- Очищение, она снова родится на земле, и попробует быть достойной лучшей участи.
- А почему я здесь? – спросила я Сатану.
- Можешь назвать это турпоездкой. – Улыбнулся он. – У каждого здесь свой ад. Кого ты хочешь увидеть?
- Свидетелей. – почему-то ляпнула я.
- Фиговых? – уточнил Сатана. – Они вместе с другими фанатиками веры. Одни из самых отвратительных моих подопечных. Даже здесь они не могут раскаяться, вешают друг друга, распинают, ссорятся, говорят, что я их последнее искушение. И не верят, что служили все это время мне. Или таким как я. Даже хуже. Всю жизнь радовались жестокой смерти Иисуса, и никак не праздновали его воскрешение. Звали бога – и тут же его отвергали - он пристально посмотрел на меня. Я молчала. А он продолжил: Даже садомазохисты здесь исправляются, переоценивают и себя, и других, и боль – повторяют все свои ошибки, но смотрят на них уже совсем по-другому, по-настоящему страдают, но остановиться не могут, до полного раскаяния. И когда они очищаются от всей этой мерзости – только тогда они могут покинуть ад.
- Значит, они не остаются здесь до конца времен?
- Нет, ровно настолько, чтобы исправиться. Он их всех прощает.
- И тебе не нужны их души? – спросила я.
- Помнишь: Хозяин торг ведет, душа как ночь черна. И дьявол не берет, кому она нужна.
- Ария.
- Да. Общение с этими душами – это мое наказание, Мой личный ад – в них я вижу падение своей души.
- Неужели Он еще не простил тебя?
- Простил, и уже давно. И я уже раскаялся.
- Почему же ты здесь?
- Я не смог простить себя сам. И не могу бросить свою работу. Ты же сама все знаешь.
- Ты помогаешь Богу.
- Правая рука. – Сатана посмотрел на меня с улыбкой. – давно мне не приходилось с тобой общаться, Каин. – я вздрогнула.
- Каин? Я? Поэтому я здесь?
- Нет, я шучу. Можешь назвать это божьим промыслом. Ты с детства была очень добра ко всем, а теперь, ты видишь, что так жить очень трудно, и пытаешься измениться. Но еще даже не согрешив, ты раскаиваешься. Разве ты не хотела посмотреть, на что похож Ад? Твое желание сбылось.
- Посмертно, аминь. – ухмыльнулась я.
- Нет, скоро ты вернешься в жизнь. Время для маленького чуда. Сейчас все видят один и тот же сон: Ты ругаешься, что тебя закопали живой.
- Неужели они будут раскапывать могилу?
- Смотри сама – и он посмотрел вверх. Я тоже подняла лицо вверх и глаза резанул яркий свет. А на голову посыпалась земля.
- Эй вы там, поаккуратнее можно? – Крикнула я. Сверху раздался испуганный крик и звуки падающих тел.
- Как ты там? – спросил чей-то осторожный голос.
- Как в могиле: холодно, сыро, а теперь еще и шумно.
Моя подруга с посеревшим от страха лицом заглянула в могилу.
- Сейчас мы тебя вытащим оттуда – сказала она. – Подожди пять минут. Кого-нибудь из мужиков откачаю. Или убежавших отловлю.
- Только побыстрее, ладно?
|
|