Миф о гении превосходства
По большему счету есть три основных языческих бога: Аполлон, олицетворяющий рациональность и гармонию мира, Дионис, олицетворяющий неистовые, иррациональные силы Природы, и Венера, неразлучная их спутница, олицетворяющая силу любви. Но есть еще и гений превосходства, Нэй (новый), сущностный дух всех сил. Конечно, эти боги лишь мифические существа, символы, но они явно отражают сущностную сторону жизни, и лицо каждого из них нет - да и промелькнет в каждом из нас.
Боги Олимпа различны, как сама Природа, но дух превосходства у них один, это — гений превосходства. Он — творческий дух. Он — дух воли Природы. Он — дух богов. Он — дух непревзойденных вершин и движущая сила воплощения, и для успеха любого дела необходима его божественная искра — искра жажды первенства!
Нэй гибок, как тростник, красив, изящен, строен, но тело его закалено как сталь. Глаза его добром лучатся, но одержим в своем порыве он. Он мягок, но быстр как молния. Он вдохновлен и вдохновляет. Он противостоит ничто и смерти, - пугаясь их, стремится ввысь.
У него много возлюбленных. Среди них: Красота, Совершенство, Гармония, Грация, Виктория, Слава, Власть, Сила и Насилие. Они неразлучные его спутницы.
Виктория — крылатая изменница, она любит только превосходных. Многие добиваются ее сердца, но она любит сильнейших. Она не замедлит снизойти вместе со своей сестрой, Славой, до победителя, увенчав его голову лаврами. Виктория и Слава нежно ласкают ее, заключая в свои объятия, но скоро они переметнутся к другому, более достойному. В этом они сродни нашим земным женщинам.
Также его неразлучные спутники — крылатые ангелы-мечты. Мечты нисходят до человека и побуждают его к свершению. И действительно, жалок тот человек, до которого не сходят эти горные создания.
Где ярче всего проявляет себя гений превосходства? — там, где есть борьба за первенство, там, где люди живут мыслью о том, чтобы быть первыми, там, где люди спят и видят, как они восходят на Олимп. Величие начинается с мечты. Вспомним слова Юлия Цезаря:
«Лучше быть первым в провинции, чем вторым в Риме»;
слова Александра Македонского:
«Я хотел бы всех превзойти в знании прекрасного»;
слова Александра Пушкина:
«Мы все глядим в Наполеоны».
И в этих словах мы лишь можем уловить присутствие гения превосходства, охватывающего и пронизывающего все и вся! Он — как Солнце, сияет и светит всем! Своей волевой рукой он подхватывает людей и на бурлящей волне возносит в незримые выси. Он — сама сила жизни, которая приобретает новое качество на уровне человека; ибо гений превосходства воплощается в воле человека.
И как отливается стремление к возвышенному, к божественному, в стихах Пиндара!
«Есть племя людей,
Есть племя богов,
Дыхание в нас — от единой матери,
Но сила нам отпущена разная:
Человек — ничто,
А медное небо — незыблемая обитель
Во веки веков.
Но нечто есть,
Возносящее нас до небожителей, —
Будь то мощный дух,
Будь то сила естества, —
Хоть и неведомо нам, до какой межи
Начертан путь наш дневной и ночной
Роком».
Это «нечто» и есть гений превосходства. Он находит свое воплощение в стихах, картинах, скульптуре, музыке, во всех творческих произведениях, его лик отливается в них. Он – основа творческого духа, он устремляет его ввысь. Он — сила, которая завладевает сердцами и душами. Его девиз: «Победить — или умереть!» Его символ — олимпийский огонь, прометеевское пламя, которое воспламеняет дух борьбы и направляет воли к достижениям.
Совершенство, красота, гармония обозначают моменты наивысших состояний, которым предшествует восхождение, гонимое, словно ветром, им. Ведь даже самая малость должна быть возвышена, хотя бы в глазах, чтобы стать прекрасной.
Гения превосходства сдерживают Совершенство и Гармония, он любит этих двух милых сестер, которые требует от него столь непосильных жертв, но они этого стоят, ведь сама Красота — их лицо, и, как сказал Достоевский, это лицо спасет мир!
Но главное на пути восхождения — не потерять себя, не потерять уважение к людям, не возгордиться непомерной гордостью. А потому истинное превосходство, непоколебимое ни чем, должно зиждется на доброй силе веления сердца.
В мечтах о великом светится истина жизни. Величие людей определяется величием идей, которым они служат. И в восхождении, увлеченном идеям, светится сущность Природы. А потому гений превосходства — сущностный дух Природы. Надо быть только одержимым идеей — и гений превосходства подхватит вас и понесет в незримые высоты. Он, как буйный ветер, врывается в сознание человека, ударяя в паруса воли... и, подхваченные им, мысли понесутся на неведомые бескрайние просторы... Раскройте для него свои сердца! Вдохните в себя его ветер!
Гений превосходства вечен как мир. Иногда он спускается с вершин, уходящих под небеса гор, чтобы встретиться со своей сестрой Венерой. Нэй неразлучный спутник богини любви, ибо все великое, порождаемое им, начинается с любви.
Дух эллинизма в душу мне проник
И там навеки поселился.
Я греком стать спешу, и ныне
Для сердца милые картины
Своей душой живопишу…
…Было прохладное утро. Пробудившаяся ото сна, провозвестница бога Солнца — златоперая Аврора - сонно поднялась из-за горизонта, румяня золотом морскую гладь. Пред появлением бога Солнца меркли звезды, поспешая сокрыться в лоно ночи. На синеющий прохладой небосклон взошла Венера, возлюбленная Месяца Денница. Теплые волны, бурля и пенясь, накатывались одна за другой, возвещая о Ее появлении. Нэй стоял на берегу, облаченный в белую дорическая рубаху. Свежий морской ветер — будто заботливый отец — трепетал его влажные кудри, весело вьющиеся по его голове. Нэй встречал свою сестру, Венеру, приготовив для нее легкие белооблачные одежды и простые греческие сандалии. Охваченный томительным ожиданием, он нетерпеливо вглядывался в морскую даль. И — о чудо! — вдруг к берегу, запенив лунным серебром, подбежала огромная волна и разбилась о брег тысячами брызг... И из этой волны появилась юная прекрасная девушка. Пеннорожденная. Спокойно пробуждаясь от глубокого сна, она выходила из морской пучины, раскрывая свои сонные глаза. И все ей было ново, все ей было в диву. С удивлением смотрела она вокруг, как будто заново родившись. На белоснежной коже ее в свете Солнца радостно лучились капельки морской воды. Нежной рукой она гладила теплые волны, подбегающие к ней и рассыпающиеся у ее ног россыпью сверкающих брызг. Море ласково волнами ложилось к ее ногам, целуя стопы новорожденной... Венера вышла на берег, встряхнула головой, гибкими руками перехватила длинные темные волосы и, грациозно, с женской ловкостью, отжала их, освободив от маленьких водорослей, любовно запутавшихся в ее волосах. Свершилось великое чудо — мир вновь обрел земную любовь!
Нэй увидел свою сестру и был поражен ее совершенством, он упал пред нею ниц и губами коснулся песка в том месте, где она ступила. Но богиня нежно посмотрела на него и сказала:
— Не надо, Нэй, встань…
Нэй поднял голову.
— Ты родилась под счастливой звездой! Смотри, эта звезда твоей судьбы, — Нэй указал в небо на Венеру, на ее утренний лик, солнцеподобно поднявшейся над морской пучиной и мерцающей над водой... — Эта яркая звезда восходит на небосвод утром и вечером. И это твоя звезда, моя богиня.
Нэй поднялся с песка. Венера облачилась в приготовленные для нее одежды. И, взявшись за руки, два юных божества побрели в сторону от моря. Они пошли к древним развалинам, где некогда находились алтари поклонения языческим богам. Здесь было пустынно. Только прах тысячелетий хранил дух истории. Седая старина... Святые пепелища алтарей... Когда-то здесь клубился в небо фимиам во славу олимпийцам. Когда-то здесь вершились судьбы, но ныне заунывно плакал ветер, воспоминая древности величие былое. Сердце Нэя сжалось, — Природа горестно отзывалась в нем воспоминаниями былой славы. Ведь только сердце и душа Нэя хранили былое величие древних... Вместе с Венерой они засветили священный огонь и побрели прочь...
Утомленные полуденным зноем, Нэй и Венера нашли тенистый грот, хранящий утреннюю прохладу. Венера присела возле источника. Ее сразу же окружили прекрасные нимфы, хранительницы здешних вод. Они с радостью прильнули к богине, восхищаясь ее красотой. Венера с любопытством слушала их сбивчивый милый щебет, — ведь каждая нимфа с девичьем нетерпением хотела выразить свое восхищение ясноокой. Нэй подошел к богини сзади, взял золотой гребень и стал нежно перебирать своими пальцами локоны ее черных волос, подобно водопаду струй ниспадающих до самой земли. Довольная, олимпийка сидела в кругу своих милых обожателей и лишь иногда, играя завитками черных локонов, любовалась своим отражением в маленьком серебряном зеркальце. Вокруг нее разливалась пьянящая благодать любви, так, что все звери в округе спешили к ней, на зов всесильного чувства. Усмиренные любовным желанием, они ложились у ее ног, внимать сладкоумильным речам светлоокой. Птицы слетали с небес и, радостно щебеча от восторга, садились прямо ей в руки... Но не только животные и птицы тянулись к ней, но и стебли трав, цветы, вода, камни — все наполнялось ее магической силой, все тонуло в неге любви...
Нэй опустился на землю рядом с богиней, прямо у ее ног и, зачарованный, с нежностью смотрел в ее глаза и слушал увлекательные рассказы лепкокудрой. Так они и сидели, два юных белых божества, Нэй и Венера, и, с любовью смотря друг на друга, весело и беззаботно болтали. Вдруг глаза Венеры заблестели неизъяснимым блеском, и она взглянула на Нэя из-под своих больших черных ресниц, взглянула по-детски, хитро, как будто она скрывала от него какую-то свою детскую шалость.
— Нэй, я приготовила для тебя подарок! — и маленькая хитринка промелькнула в ее глазах.
Она сняла со своей головки венок из белых, благоухающих роз и протянула ему:
— Возьми этот венок, он принесет тебе счастье! С этими словами она нежно поцеловала его своими влажными губами, - и в слиянии губ теплое дыхание богини проникло в самое сердце Нэя, вдохнув в него сладостное, упоительное чувство, от которого его сердце затрепетало, как пригретый утреннем лучом Солнца цветок, и стало возбужденно колотиться, стараясь вырваться из груди. Нэй был в не себя от счастья. Он взял венок — дар сестры — поднес к губам и, вдыхая запах душистых цветков, смешанный с ароматом волос богини, нежно поцеловал его. Голова его закружилась, в глазах потемнело, и сознание накрыло волной любви. О! как он любил тогда свою сестру! Ему хотелось просто раствориться, превратиться в облако и растаять от невыразимого чувства. Он надел венок себе на голову, увив черные кудри белыми цветами, и, ликую, чуть ли не в припрыжку, пошел, — нет! — полетел над землей искать свое счастье…
Незаметно Солнце клонилось к горизонту, когда Нэй спустился в тенистую долину и оказался в небольшой зеленой роще. Вдалеке, меж зеленых трав, он увидел змеящийся ручей. И только он хотел подойти к источнику в том месте, откуда бил прохладный ключ, как вдруг замер меж дерев, пораженный в самое сердце, — он увидел молодую девушку. Это была ясноокая черненькая гречанка с кувшином на плече, она тихо шла к лесному источнику набрать чистой студеной воды. Нэй замер в немом восторге. Никогда он еще не видел подобной Гармонии. Ему показалось, что к нему снизошла лесная нимфа — хранительница сих незамутненных вод. Но нет! это была девушка в легком льняном платьице, скромно оголяющем ее лебединые руки. Она была подобна легкому эфирному созданью в своем скромном облачении: чистая как сама истина и милая как малое дитя. Какая прелесть! Какая красота! Какие тонко очерченные формы! Она была подобна египетской амфоре в своем совершенстве. Нэй стоял, замерев от восторга, и за взглядом его уже на легких крыльях Зефира неслась любовь. Как испуганная стая птиц в порыве взмывает в небо, так у Нэя возмутились все силы воображения, увлекаемые неодолимой силой. И понеслись, безудержно понеслись образы и чувства, чувства и образы... И уже в своем воображении Нэй дорисовывал изящные формы этой молодой скромной девушки, этого нетронутого цветка жизни.
Говорят, что ни одно слово о цветке не стоит самого цветка. Но что стоит цветок, если никто не любуется им? И этот цветок можно безжалостно сорвать, а можно целовать в трепете, и это в ни малой степени зависит от сознания человека. Поэтому красоту надо уметь не только чувствовать, но и уметь «понимать».
Нэй стоял напротив нее и смотрел ей прямо в лицо не в силах оторвать от взгляда. Прикованный ее неотразимостью, он даже не мог шелохнуться, — столь велико было его потрясение. Он ловил каждое ее движение и не мог надивиться ею. Он старался заглянуть ей в глаза, но она, скромно прятала их. Она была скромна, это чувствовалось во всех ее движениях, которые как бы предупреждали любую неловкость, стараясь заранее смягчить ее. Но вот она встрепенулась... он так ждал, так желал встретиться с нею глазами, что на мгновенье забыл обо всем. И надо было так случиться, уходя, она рассеянно взглянула туда, где притаился Нэй. О, слава великим богам! Она улыбнулась, улыбнулась соловушке, заливавшемуся звонкой трелью меж дерев. И в ее улыбке просияла вся чистота ее души. Какая чудная улыбка — щедрый дар Природы! В этой улыбке светилась и радость жизни, и благодарность. Откровенная, искренняя, удивительная улыбка, которая в то мгновенье стоила для Нэя всей его жизни. Она одарила его сказочным блаженством. Он был поражен, он хотел броситься к девушке, но, находясь в оцепенении счастья, был не в состоянии даже сдвинуться с места. Тогда Нэю показалось, что его коснулось волшебное сияние, столь велико было его счастье в тот момент. Одна улыбка, один взгляд! но этот взгляд стоил для него всей его жизни!
Девушку звали Дея (богиня). Когда она родилась, бедная мать не могла не нарадоваться за свое дитя. Столь милое и прекрасное было у нее личико, словно у маленького ангелочка. И мама назвала ее Деей.
Каждый день Дея приходила к чистому водному источнику и, грациозно склоняясь над ним, набирала в свой кувшинчик прохладную влагу. И каждый день Нэй стал приходить сюда и, прячась за деревьями, украдкой мучиться прекрасным видением, — он тайно любовался гречанкой. Нэй простаивал целыми часами в тени дерев, тая от любви и ожидая, когда же снова увидит се неземное создание. Он никак не мог решиться приблизиться к ней, он боялся и замирал, когда видел ее перед собой.
Но однажды он решил выйти из своего укрытия. Незаметно, тихо он подошел к прекрасной девушки, склонившейся над водой, — Дея набирала воду в свой глиняный кувшинчик. Тихо бил родник, и в водах его словно утлая ладья, плыл подхваченный струей зеленый лист. Дея залюбовалась одиноко плывущим листком, - как глядь! — и в зеркале незамутненных вод она внезапно увидала отражение прекрасного юноши. Совершенный образ его очертился средь синевы небес и белых облаков. Дея испугалась, вздрогнула, потом смелее, с увлеченьем, любуясь образом небесным, осторожно, слегка своей рукой коснулась зеркала дремавших вод, тем пробудив его. Потом плеснула ручкой по воде — и засеребрились кучерявые барашки, а образ юноши, заколебавшийся, исчез... Как зыбка красота! Дея подняла удивленные глаза — и увидела прямо перед собой трогательного бога. Нэй стоял перед своей возлюбленной, не смея вымолвить ни слова. Сердце его бешено колотилось в груди. И когда он попытался что-то сказать, то дух его замер, а дыхание прервалось, голос зазвучал так тревожно и порывисто, что он запнулся - и звуки потонули в его робкой застенчивости. Слова прозвучали так тихо, что Дея ничего не расслышала. Нэй залился краской стыда и опустил глаза в трогательной неловкости, он стоял перед ней как провинившейся ребенок. Растроганная девушка улыбнулась, слегка покраснев за него, и промолвила:
— Здравствуй, прекрасный незнакомец!
Нэй опять запнулся, но на сей раз, воодушевленный, сумел выговорить:
— Здравствуй!
И, глядя в ее глаза, собрав все свои силы, тихонько коснулся ее руки, ощутив нежное тепло, которое опять, как горячее дыхание богини любви, проникло в самое его сердце, — и опять сердце его возбужденно затрепетало, словно весенний цветок, пригретый майским Солнцем. Мгновенье Дея и Нэй стояли, держась за руки, и глядели друг другу в глаза, не смея даже пошелохнуться. Их объяла тихая радость. Потом весело, в один голос, они рассмеялись, как дети, и стали смелее смотреть друг на друга. А рядом, прячась меж дерев, весело смеялся шаловливый мальчишка Амур, только что поразивший своей стрелой сердце гречанки, — мама Венера послала его помочь застенчивому юноше полюбить самую прекрасную девушку на свете.
Теперь каждый день Нэй прилетал к своей возлюбленной и вместе с ней пел хвалебную песнь Природе. Беззаботно предаваясь неге любви, они гуляли в тенистых рощах, обнаженные купались в прохладных заводях. И весь мир, казалось, существовал только для них одних. С высоких дерев им пел соловей, заливаясь своей упоительной песней любви. Дея ступала меж цветов своими босыми ножками, — и прохладная небесная роса омывала ей ступни, а цветы были счастливы умирать под ее ногами. Дея склонялась к цветкам и разговаривала с ними: — Милые мои, как я вас люблю! — и цветы льнули к ней, ласкаясь ее теплых ладоней. Она разговаривала с ручьем: — Милый мой ручеек, спасибо тебе за студеную влагу, что даришь ты нам, — и ручеек весело журчал, вторя звонкому ее голосу. Дея поднимала глаза к Солнцу и жмурилась, жмурилась от слепящего ее счастья, которое теплыми лучами играло на ее детском лице, — она была счастлива как никто на свете!
Однажды вечером, как будто чувствуя, что это их последняя встреча, Дея попросила Нэя не уходить, не покидать ее. Трепетно она прижалась к нему, дрожа от страха. Нэй нежно обвил ее своей рукой, как Ангел милую Психею и поцеловал... Она ж не унималась:
— Не уходи, останься, еще хоть на мгновенье! Мне страшно...
И так ей не хотелось расставаться… Как вдруг она увидела: тень милого при лунном свете на стене, подле ее кровати. В мгновенье она кусочек угля подхватила и зачертила образ нежный, образ милый. Потом запела:
— О, чудное виденье, останься, будь со мной, не покидай меня вовек!
И так она всю ночь сидела, любуясь образом чудесным в лунном свете. Лишь под утро сомкнула очи и сладко задремала...
Но счастье — всего лишь миг, короткий миг. Он тает, как тает сладкий сон любви, как чудное виденье во мраке исчезает... Завяли розы на венке Венеры... Задул холодный ветер — не к добру... Адонис увяданьем возвестил грядущий страшный миг...
На рассвете Дея отправилась гулять и нечаянно наступила на змею — посланницу завистливых богов. Дея жалобно вскрикнула и со страхом посмотрела на свою ножку, на которой виднелась кровавая ранка. Она испугалась, заплакала и побежала домой, к своей матери. Прибежав домой, Дея, заливаясь слезами, рассказала маме о постигнувшем ее несчастье. Бедная мать посмотрела на распухшую ножку своего любимого дитя и побледнела от страха. Растерявшись, мама совсем не знала, что делать. Укус змеи был смертелен.
— Мама! Мама! — плакала Дея. — Я не хочу умирать! Почему?! Почему?! Ведь я так люблю жизнь?! В чем моя вина, мама?!.
Мама нежно обняла головку своего дитя, и из глаз ее полились слезы — материнское сердце разрывалось от боли.
— Такова твоя судьба, моя девочка. Не плачь! Не плачь!..
Дея смотрела на маму, и глаза ее светились отчаянием. Она была бледна... Лицо от слез дрожало... И глаза, эти глаза, полные слез глаза, которые были куда-то устремлены, как будто что-то искали!.. Искали!.. Искали! — и не находили...
— Мамуля, я не хочу умирать! Не хочу! Что я сделала! Я так люблю жизнь! Почему я должна умереть? Нет, этого нельзя, этого никак нельзя! — плакала Дея. Мама крепче прижала к себе ненаглядное дитя, но ничем, ничем не могла помочь бедняжке, и от бессилия безутешно зарыдала, не в состоянии уже сдерживать слез... Дея уткнулась матери в живот. И так они плакали, безутешно плакали вдвоем. И ничто на свете не могло спасти бедную девочку. Дея умирала...
Глаза ее озарились — озарились предсмертным блеском:
— Мама, я умираю счастливая... я познала любовь! Наверное, боги забирают меня, чтобы я рассказала им, как счастлива, как счастлива я была на земле! Я не зря прожила жизнь! — она утерла слезы своей маленькой ручкой. Глаза ее блестели. Мать в последний раз крепко прижала ее к своей груди... На глазах ее снова навернулись слезы... и она зарыдала... безутешно зарыдала... Но сквозь слезы отчаяния, она не переставала успокаивать свое дитя:
— На все воля богов, бедная моя девочка... Нам остается только принимать их волю.
Наступило мгновенье, страшное мгновенье... Дея закрыла глаза, и руки ее, ослабев, опустились... Мать почувствовала, как обессиленное тело ребенка выскальзывает из ее рук... Ее девочка, ее ненаглядное дитя, уходило от нее навсегда... О горе! Горе!..
— Она молчит, она не скажет более ни слова. Нет, это невозможно! Как она бледна! Лик ее не озариться улыбкой боле! Она мертва! Как страшно!.. Как страшно!.. Бедный мой ребенок! Как охладело тело!..
Прождав всю ночь, Нэй отправился домой к Деи, чувствуя, что что-то ужасное случилось с ней... Он нашел свою возлюбленную лежащей без дыхания. И какого было его горе! Он по-детски заплакал, потом безутешно зарыдал, глотая соленые слезы. Он уже не помнил себя от горя. И никак, никак не мог поверить, что его ангел умер.
— Дея! Моя милая Дея! — ревел он, хватая себя за волосы.
Но она лежала недвижима. Ангельски-нежное лицо еще хранило ее милую улыбку, как будто ей было хорошо-хорошо! Нэй склонился к ее лицу и, захлебываясь слезами, нежно поцеловал ее в губы:
— Прости меня! Прости! Прости!..
Душа Его обуглилась. Он посыпал пепел на голову, и ветер разнес прах по полям. Почернев от горя, он взмыл под небеса, на вершину самой высокой горы и, встав у обрыва, воздел руки к Солнцу:
— О, боги! За что так караете меня! В чем моя вина! — и упал без чувств...
Одинокий, Ный сидел под деревцем в зеленой рощице, подле источника, полного слез, куда когда-то приходила за водой его возлюбленная. Здесь он увидел ее в первый раз... Ней сидел и плакал...
Только что здесь прошел дождь, все было зелено и мокро. Задумчивая ива склонилась над источником, — печально глядела она в его прозрачные воды, - с ее ветвей тихо и грустно падали холодные дождевые капли: Кап!.. Кап!.. Кап!.. — и каждый всплеск воды отзывался в сердце Нея невыносимой болью: никогда, никогда больше чудный образ Деи не осветит сей уединенный уголок, никогда больше ее рука не пробудит сих печальных вод... Как грустно, невыносимо грустно!
P. S.
Печален был он,
Дума к небу возносилась,
Касалась бога...
Во тьме туманный лик Селены просиял,
Сквозь сон она взглянула томно, —
Все лунной негой озарилось;
Прохладой ночь засеребрилась,
И в вышине, будя ночной покой,
Как нежная струна,
Заплакал звонко соловей;
Он боль Природы изливал;
И Ней под куполом ночным
Свой лунный танец одиноко исполнял…
|
|