53-летняя певица Линда Мэйсон, звезда американской эстрады начала восьмидесятых, проснулась в своем номере во второсортной гостинице «Рижская». В комнате ее был беспорядок. На журнальном столике, залитом виски лежала отсыревшая пачка сигарет, рядом с ней в черной лужице плавал открытый тюбик туши, на открытой тумбочке валялось скомканное полотенце. Женщина нехотя повернулась, сползла с узкой кровати на пыльный, покрытый белесыми проплешинами ковер и, с трудом поднявшись на ноги, побрела в ванную, переступая через одежду, небрежно брошенную на пол вечером накануне. В ванной она наскоро умылась, затем подошла к зеркалу и посмотрела на свое отражение.
- О мой бог! – прошептала Линда, ощупывая свое обрюзгшее и одутловатое со сна лицо. – Опять разошлась подтяжка на лбу!
Разглядывая себя, женщина приблизилась к зеркалу вплотную:
- Да, точно разошлась. Ну вот, еще триста долларов уйдет на пластику! И где деньги взять… Жалко, что в России такие маленькие сборы…
В Россию Линда приезжала уже восьмой раз. На родине в США певицу давно уже забыли и не приглашали даже в непопулярные ночные телешоу. Не то, что тридцать лет назад, когда ее песни звучали едва ли ни из каждого окна. Но время то давно прошло… Да и русские ее принимали все хуже. Ностальгия по музыке в стиле «диско», помогавшая Линде собирать полные залы в ее первые визиты, постепенно выходила из моды, гонорар с каждым разом уменьшался и селили артистку уже не в пятизвездочных отелях в центре Москвы, а в дешевых гостиницах на отшибе, вроде той, где она проснулась этим утром.
Женщина вышла из ванной, села в обтянутое зеленым выцветшим дерматином кресло и попробовала припомнить обстоятельства минувшей ночи. В памяти всплыла дощатая, покрытая линолеумом сцена заштатного Дома культуры, где певица выступала вечером накануне. В зале едва набралась половина зрителей, но и те сидели как вареные. Ее самые известные шлягеры остались незамеченными. Чтобы расшевелить публику, Линда использовала последнее средство - исполнила разученную накануне песню «Русское поле». Обычно это вызывало овации, но теперь певица удостоилась лишь жидких хлопков. Во время антракта к артистке подошел ее муж и импресарио Джеймс Айзек - усталый пятидесятилетний мужчина с выцветшими бледно-голубыми глазами. Он подвел безвкусно накрашенную девчонку, одетую в рваные джинсы и спортивный джемпер, обшитый со всех сторон стразами.
- Вот, дорогая, это местная восходящая «звезда» Пиона, организаторы хотят, чтобы ты с ней спела дуэтом, - сказал он.
Линда удивилась:
- Дорогой, но я же не могу так, без репетиции. Да и что мы будем петь?
- Споете «Гламур», она уже готова. К тому же это будут снимать на видео, потом они звук сведут, если будет что не так. Ну так как? Соглашайся, ты же знаешь как нам деньги нужны, а я уже аванс взял! – умоляюще-заискивающе произнес Джеймс.
На сцене оказалось, что у русской «звезды» нет ни голоса ни слуха, что она едва попадает в ноты. Вспомнив о том, как та неуклюже вертелась на сцене, Линда нервно сцепила руки в замок и сжала их так, что побелели пальцы. Затем встала и медленно прошлась по комнате, наполовину скрытой утренним полумраком. Перед дверью певица зацепилась за свое концертное платье от Валентино – единственное из тех дорогих вещей, которые у нее еще оставались, подняла его и бережно положила на кровать. Она очень дорожила этим платьем – больше ей не в чем было выходить на сцену.
…После выступления Линду ждал муж.
- Лин, тут есть для тебя еще одно задание, - сказал он. – Только не отказывайся, пожалуйста!
Певица нехотя кивнула. Муж подвел ее к ожидавшему на автостоянке человеку в длинном пальто и меховой шапке. Он был очень полон, свеж и в глазах его отражалась какая-то крысиная сытость. Увидев Линду, толстяк радостно заулыбался.
- Вот это Артем Кировский, поклонник твоего таланта, - представил мужчину Джеймс.
Тот кивнул, пожал Линде руку и снова улыбнулся.
- Артем хотел бы, дорогая, чтобы ты в качестве его спутницы посетила день рождения его хорошего друга. Об оплате договоритесь на месте.
- Да, буду рад! – с ужасным акцентом сказал Кировский.
Уставшей после концерта певице было почти все равно куда ехать и она, даже не попытавшись спорить, села к незнакомцу в машину. По дороге он неловко шутил, а Линда, не понимавшая его плохого английского, невпопад смеялась.
Наконец, автомобиль остановился у ресторана. Выйдя первым, толстяк очень ловко для своих размеров открыл Линде дверцу. В ресторанном зале, залитом ярким светом, все уже было готово к празднику. Выстроенные в один ряд столы ломились от угощений, а на подносе в углу возвышался огромный кремовый торт. Линда вспомнила, что с утра не завтракала и у нее заныло в желудке.
-А-а-а-а-а! А это кто к нам приехал? - крикнул вышедший им навстречу бородатый мужчина в черном атласном костюме. Ту часть лица его, что не была покрыта волосами, испещрили глубокие бордовые шрамы. Они были везде - на лбу его, на щеках, даже на носу. Линда решила, что он и бороду отпустил, чтобы скрыть свое уродство.
–Бандит, наверное, - испуганно подумала певица, вспомнив слышанные некогда страшные истории о русской мафии. От страха она плотнее прижалась к Кировскому.
-А приехал к нам А-а-а-а-а-ртемка! – продолжал орать бородатый. – Ты о-по-здал! А-а-а-а что делают с опоздавшими? - спросил он, обращаясь к подошедшим людям. –А-а-а-а-а-а-апаздавших мы штра-а-а-а-а-а-фуем!
- Штраф-штраф-штраф! –заскандировали все вокруг.
- Ну что вы мужики, я ведь не один! – стал оправдываться Кировский.
Его никто не слушал. Прибежал угодливый плешивый официантик с расписным подносом, на котором стояло несколько рюмок водки: - Вот, Артем Владимирович, просят! – пролебезил он, заглядывая Кировскому в глаза.
Толстяк ни глядя ни на кого, схватил с подноса чекушку, зажмурившись, залпом выпил ее:
- Эх, хорошо пошла, еще давай, - пробасил он официанту. Тот снова подал поднос и Кировский смахнул вторую чарку.
- Мо-ло-дец! – закричали собравшиеся.
В продолжении этой сцены Линда стояла рядом. Она чувствовала себя чужой и покинутой на этом торжестве. Все события вечера сложились для нее в одно пестрое пятно. У нее снова подскочило давление, все чаще дававшее себя знать в последнее время. В ушах загудело и женщина едва устояла на ногах, схватившись за колонну.
В это время, бородатый отвел Кировского в сторону:
- Слушай, Тёха, что ты за шмару с собой притащил? Она же страшенная! Мы тут тебе уже сняли девчонку. Отправь эту и давай, приходи скорее.
- Да нет, ты не понимаешь, - начал оправдываться толстяк, схватив своего друга за рукав. – Это же сама Линда Мэйсон! Помнишь, это она пела «Гламур». Ну в начале восьмидесятых! «Гламур, лямур!» - прогнусавил он. – Не помнишь? Ты же говорил, что знаменитостей модно привозить на вечеринки? Вот я расстарался, шефа хотел удивить…
- Нашел чем удивлять. Знаменитость. Да кто она такая? Ее уже все забыли. Ты давай, Артем, не дури, - спокойно сказал бородатый. – Бросай ее к черту.
Толстяк поправил галстук и неуверенными шагами направился к Линде.
- Ну, в общем, тут, понимаете, такое дело. Ну знаете… - пахнул он ей в лицо перегаром.
Линда не поняла ни слова и вопросительно посмотрела на своего спутника. Кировский в ответ окинул женщину критическим взором. И по мере того, как он замечал ее полустоптанные сапожки, полинявшую шубу и старую сумочку из потрескавшейся кожи, взгляд его леденел.
Мужчина достал из портмоне несколько стодолларовых бумажек:
- Ну что, тебе бабки-то нужны? – уже презрительно спросил он. –Андерстэнд? Нет? Дура американская…
Линда неловко улыбнулась.
-А-а-а-а! Лы-ы-ы-бишься! – развязно протянул толстяк, начиная терять себя под действием спиртного. – Бабки-то они везде одинаковые, да? Но просто так я тебе их не дам. Спой-ка! Не можешь? Ну тогда спляши!
Он поднял купюры над головой женщины и потряс ими:
- Ну-ка зайка попляши, попляши, попляши!
Линда холодно посмотрела на него, молча развернулась и направилась к двери.
- Даме вызвать такси? – равнодушно спросил у Кировского швейцар ресторана.
- Да на метро доберется как-нибудь, не Заратустра, – лениво отмахнулся мужчина.
…Вспомнив эту сцену, Линда разрыдалась. В ней все больше копилась злость: на себя и на эту проклятую страну. Но сильнее всего она сердилась на Джеймса:
- В конце концов, за кого он меня принимает? Меня, собственную жену, чуть не на панель отправляет! А если бы тот подлец… - женщина зашлась рыданиями. - Боже! Да что он позволяет себе! Я же ему не кто-то там! Я верхние строчки в хит-парадах занимала! Она опустила голову, сквозь слезы увидела свои опухшие ноги и заплакала еще громче.
В дверь постучали. Линда вскочила и рывком отворила её, собираясь закатить мужу одну из тех сцен, за которые журнал «News of the world» в 87-м году назвал ее скандалисткой года. Но Джеймс был не один, рядом с ним стояла сотрудница гостиницы – пожилая женщина с морщинистым энергичным лицом, одетая в обвисшую вязаную темно-красную кофту.
- Дорогая, ты собралась? – спросил Линду муж, глянув сквозь нее на стоящие в углу чемоданы. – Мы на самолет опаздываем, через два часа вылет.
Линда промолчала. Она, отошла в ванную, вытерла слезы, потом натянула потертые джинсы и серую шерстяную кофту, и, подхватив оба саквояжа, направилась к выходу. Свое концертное платье певица перекинула через плечо.
- Погодите! Стойте, а как же бардак? Кто убирать будет? - вдруг резко затараторила администраторша. – Сами насорили, сами и убирайте! Или заплатите, и за вас уберут! А так я вам документы не отдам!
- Мы опаздываем, вы не понимаете, еще минута и уже не улетим! – начал оправдываться Джеймс, с горем пополам знавший русский. – Моя жена – суперзвезда, известная артистка, нас будут встречать... – нервно бубнил он.
- Как хотите, а я вас не выпущу. Или деньги давайте, или порядок наводите, - старуха развернулась и пошла из комнаты. На пороге она остановилась и, оглядев певицу с ног до головы, сквозь зубы насмешливо процедила: «Звезда»...
Джеймс пожал плечами, буркнул себе под нос ругательство и тоже ушел.
Линда снова осталась одна. Она подошла к журнальному столику, держа в руке свое концертное платье, и одним движением смахнула со столика грязь. На платье отпечаталось густое сине-лиловое пятно. После этого Линда протерла пол и подоконник. Затем, свернув платье в куль, швырнула его в мусорную корзину.
|
|