Остановка "им.Э.Фромма"
...А вокруг проносились заброшенные склады, переполненные городские свалки, разрисованные краской Стены с изображениями детородных органов и характеризующих надписей. Словарный запас неизвестного автора, видимо, был очень скуден, и его не хватило на что-либо вроде "Желаю счастья, благополучия и глобальности!". Или ещё лучше: "Волевая регуляция может включиться в деятельность на всех этапах организма". Нет. Его волшебной кисти хватило времени и сил на "ВСЕ КАЗЛЫ!"
Полупустой автобус Тринадцатого маршрута с опухшим водителем, наверняка лишенным прав, медленно набирал скорость, огибая огромную кучу строительного мусора, выброшенного прямо на дорогу, распугивая глухими гудками пешеходов-нарушителей.
Матовый белый рулончик с голубенькими надписями прошелестел мимо меня и волшебным движением рук оказался в моей ладони в обмен на звонкую железную монетку. Кондуктор грубо поблагодарила и могучими шагами двинулась дальше.
Я взглянул на чуть шершавую поверхность и увидел голубые цифры 600 007
- Ч-чёрт!!! - моя морщинистая рука в сердцах скомкала этот чудесный кусочек бумажки.
- Что, нет в жизни счастья? - поинтересовался сосед - добродушный усталый старик с сиреневым шарфом и очками на две диоптрии.
- Нет в жизни счастья и счастливых билетов...
- А мне попадаются иногда, - устало улыбнулся старик, видимо, немного подвыпивший и довольно размякший на своём сидении. - Иногда в метро, иногда и в автобусе...
Носатый бритоголовый паренёк лет двадцати, сидящий напротив, угрюмо насупился и внимательно уставился в ярко-жёлтую брошюрку со свастикой. Наверное, она гласила что-то вроде "Носатое братство увеличивает радиус тотального покрывания благими средствами..."
- Только счастья от них - не больше, ни меньше... - продолжал старик, энергично протерев запотевшие очки.
- Глотать их, говорят, надо... Или в бумажнике хранить... Или в нагрудном кармане.- Я неуверенно попытался завязать разговор.
Старик хмыкнул в свою густую, словно ватную, бороду, и заулыбался. Состояние лёгкого опьянения добавляло в его ухмылку какой-то странный смысл, и выражение лица глуповато исказилось - он стал похож на потерявшегося деда-мороза.
- У меня астма - мне только и глотать! А бумажники в наше время - привилегия тех, кто на общественном не ездит. Да и не было его у меня никогда. Видишь - старик полез куда-то в глубину своей медвежьей шубы и достал пакет из под молока, наполненный гремящими копейками - "Весёлый Молошник LTD",2% жирности -вот мой неприкосновенный запас, вот мой бумажничек! А в нагрудном кармане я партбилет ношу!
Парень с брошюрой поднял суровый взгляд, но через секунду опять увлёкся в "Носатый кодекс".
Я слегка удивился:
- Так развалилось же всё давно!?
Старик взмахнул пухлыми медвежьими лапами.
- И что же! Вчера развалилось, завтра опять... А послезавтра спросят - где твой билет, товарищ? А не изменник ли ты Родины? И понесутся Сибирские пустыни в сером паровозном дыму...
Я усмехнулся.
Бритоголовый сморщенно отвернулся к окну.
- Так ведь вымерли паровозы-то! - с иронией обратился я к раскрасневшемуся деду-морозу.
- Паровоз For Ever! - Выкрикнул длинноволосый Юнец в косой кожанке, с "My Dying Bride" на майке, сидящий на три ряда позади нас. Бритоголовый патриот ненавистно сжал кулаки, но промолчал. Брошура торчала из кармана чёрно-оранжевой двусторонней куртки. Начищенные "говнодавы" смотрели прямо на нас. Отведя взгляд от этого "воина", я опять обратился к деду-морозу.
- А зовут-то вас как?
- Арсений Макарыч я! Так вот сынок, ты это запомни насчёт партбилета - придёт время, несладко придётся!
- Ладно-ладно, про "время" я учту. Ну а вы-то как? Расскажите что-нибудь, что ли! - уже по-дружески обратился я.
Дед Макарыч чихнул в свой меховой рукав и добродушно прищурился.
- Я-то егерем служил. В Евсеевском. Там хорошо было - снег всегда, лес таёжный, звери... Бывало, выйдешь под утро, на лыжи встанешь, заиндевелые варежки натянешь - и вперёд по сугробам - уголовников браконьерских выискивать. Часто они там водились - нравились всем места наши - зверьё, особенно куница какая, прямо под ноги бросалось. Видно очень я работал, старательно, однажды даже в капкан провалился. Сын мой сейчас там... И батя мой там работал, пока не репрессировали. Жутко он не любил времена-то те...
- Ну а сам ты как?
- А мне неплохо было... До Евсеевских краёв тогдашняя власть не добралась. Да, все делали вид, что борются с буржуазией, изгоняют влияние Запада, а в сердце жили, как жили, и на все перестройки плевать... Ну-тка, сынок, посмотри-ка, не моя ль станция?
Так, Жутко понравившийся мне дед-мороз Арсений Макарыч - Рубящий сплеча всю правду медвежий старик, Евсеевский егерь с партбилетом на сердце, тяжело поднялся с сиденья и широким лыжным шагом двинулся к выходу, навстречу шипящим дверям-гармошкам.
Остановка "Суггестия Geschtalten"
Чтобы как-то отвлечь себя, я решил просчитать вероятность выпадения счастливых билетов в общественном транспорте. Я думал, это будет просто, но подсчёт оказался гораздо заковыристее - приходилось находить отдельную формулу для каждого ряда чисел
000000-1
001-3 002-3 003-3 004-8 005-10 006-20
221 212 122 311 131 113 410 014 041 140 006 600 060 510 051 150 015 411 114 141 231 321 123 132 312 213 222 330 033 303 ...
- А время не подскажете? - раздался миловидный голос рядом со мной.
- Нет... - я был поглощён в вычисления...312?...7..7?...Так на чём я остановился?..- Ну вот, девушка, вы меня сбили с толку! Надеюсь, это не ваше профессиональное призвание? - шутливо подмигнул я хорошенькой рыжей девчушке, присевшей только что рядом со мной.
- Не-ет! Вы не подумайте, это я просто такая бестактная! А чем вы занимались?
За окнами проносился симпатичный сельский сад - яблони роняли ветви прямо на дорогу, сирень гордо распростёрла благоухающие ладони и коснулась боковины автобуса. Раздалось мягкое шуршание и поцарапывание, слегка заглушающее музыку из водительского приёмника "...отросла моя коса, с ветром рвётся в небеса...".
- Да так, ерунда... Я просчитывал закономерность выпадения счастливых билетов.
Девушка засмеялась. Звонкий голос её наполнил весь салон атмосферой естественности и добра. Даже "Воин-патриот" улыбнулся и с интересом стал наблюдать за нами.
- Как здорово! И какая же вышла закономерность? – её голубые глазки-лучики впились в мои бездонно-эрудированные, как ей казалось, зрачки.
- Я же говорю - вы меня перебили!
- Ах, да-да, простите! - она извиняюще выгнула брови и чуть обидчиво выпятила нижнюю губку.
- Не извиняйтесь, это действительно ерунда...
- А, по-моему, это так сложно, что разгадавший эту последовательность достоин Нобелевской премии. Вы, наверное, очень умный! Математик, наверное!
- Да нет, смотрите гораздо ниже!
- Кто же вы? Кто же вы?? Кто? Кто? Кто? - навязчиво шунтировала она, и было в этом что-то гипнотическое.
- А кто вы? - парировал я. Девушка резко замолчала, но потом всё же решила продолжать игру.
- Ладно, давайте - сначала вы, а потом я! - дальше отпираться было бесполезно, и я решительно применил свою коронную тактику в таких случаях - я солгал.
- Я философ!
Салон встрепенулся - философа в автобусе встретишь не часто. Даже бритоголовый в бомбере резко поднял брови, но не от удивления, а выражая высшую степень брезгливости.
Видимо, степень философских исканий этого "воина" исчерпалась на "Mein Kampf".
Девушка тоже крайне удивилась.
- Потрясающе! - и после паузы - А вы не могли бы что-нибудь процитировать?
Этот вопрос поверг меня в непродолжительные раздумья. Наконец, я извлёк:
- Любовь, движущая солнцем и звездами. Этим заканчиваются "Ад", "Чистилище" и "Рай" Данте.
Девушка закрыла глаза.
- Любовь и... Как это прекрасно!
Раздались хлипкие аплодисменты - то хлопал Юнец в косаре, но его издевательства были резко прерваны шикнувшей аудиторией.
Райский сад за окнами кончился - вместо пахнущей сирени и яблонь повалили берёзы и заболоченная трава. Автобус снижал скорость, приготавливаясь вновь использовать двери-гармошки.
Остановка "Аутизм 11"
Автобус остановился у полуразрушенного павильона остановки, где на перекошенной лавочке сидели три не совсем трезвых молодых человека в рваных джинсах и хайратниках на голове.
- Ещё одни.! - презрительно сморщился бритоголовый.
Троица вошла, неуверенной походкой двинулась к свободным сидениям и прямо втроём. Уселась на два места.
От них пахло перегаром и нездоровым образом жизни, пальцы их рук были желты от никотина, а глаза мутны от наркотиков.
Кондуктор подошла, и, не заметив с их стороны никакой инициативы, спросила:
- Билетики приобретаем!
- Отъебись! - больно кольнул её один из троицы, затем повернулся к другим и сделал самодовольное лицо. Юнец в косаре Булькающе хохотнул. Пассажиры обвиняюще зашушукались.
Кондуктор начала кипеть, но пока ещё не потеряла чувства достоинства.
- Билеты покупаем, а не то останавливаемся и никуда не едем!
Самодовольный остряк из троицы сразу же оскалился.
- Покупайте! А я никуда не тороплюсь! Я - стопщик!
Кондуктор закипела:
- Вот и езжай автостопом! Сюда-то чё припёрлись! Нарожали сукиных детей!
- Отъебись, падла, а то я за себя не отвечаю!
И тут произошло то, чего никто не ожидал. Всю дорогу молчащий и брезгливый бритоголовый парень встал и подошёл к этим дурно попахивающим хиппанам.
- Ты чё, землефил, русского языка не понимаешь, да? Тебе жестами объяснить, да? Тут люди интеллигентные сидят - он указал в мою сторону - а ты буянить будешь?
"Землефил" смотрел ничего не понимающими глазами, и в его тормозящем мозгу промелькнула мысль о том, что сейчас последует. Мысль была правильной - бритый верзила закричал, чтоб открыли двери, и одной рукой приподнял вяло сопротивляющегося хиппана. Он протащил "землефила" по салону так, что грязные унты последнего не касались пола, и буквально выбросил его на полном ходу из автобуса.
Пассажиры слышали хруст костей по асфальту, и по телам их пробежалась зыбкая дрожь. Бритый повернулся к оставшимся двум и, ухмыляясь, спросил:
- Кто еще хочет прокатиться зайчиком?
Через мгновение в руках хиппанов уже было по билету. Бритый подошёл к ним, выхватил билет из ослабевшей от страха руки:
- Радуйтесь, суки, счастливый билет!
Остановка "Самоистязание и исихазм"
Мимо проплывала чёрная река. Её берега состояли из чёрной вонючей жижи, а неподалёку росли Чёрные болотные мхи.
- Знаешь, что это за речка? - спросила прижавшаяся к левому плечу рыжая девушка, которая сказала, что её зовут Полина.
- Не знаю, но что-то и не хочу... - я перекинул руку через её левое плечо и осторожно обнял.
- Это река Стикс, божественно прекрасная, и дьявольски отталкивающая. Я читала, за всё время её существования здесь утопли тысячи людей. А река просит ещё и ещё...
Я поёжился - ощущение того, что где-то рядом покоятся тысячи распухших трупов, или даже уже бескровных скелетов было крайне неприятным - меня стало слегка подташнивать. А Полина продолжала:
- Здесь часто собираются сектанты, принося свои жертвоприношения. Они пьют трупную кровь и расчленяют животных.
Рвотные позывы резко усилились. Я попытался сказать ей, чтобы прекратила болтать эту дурь, но меня вырвало прямо на её новые лакированные туфли, которыми она долго и упорно хвалилась…"Отчим из Швейцарии привёз", "настоящая Salamandra"...Вот тебе и Salamandra...Господи, как неудобно!
Но на этом неприятности не закончились - Увидев отвратительное содержимое моего желудка (Котлеты по-киевски, винегрет, Кофе с лимоном), покрывающее её великолепные туфли, Полина побледнела и Её стало невыносимо сильно и продолжительно рвать.
Полинины рвотные массы были бледнее и гуще моих, они извергались сгустками и состояли из желчи, что почему-то привело меня в лёгкое чувство удовлетворения - не я один изгадил пол и лакированные туфли. Бритоголовый посмотрел на нас и дико заржал. После этого Какое-то бредовое состояние охватило меня, и я плавно утоп в своём странном сне:
Мир – один огромный карцер
Мы, как звери в клетках плена
Жизнь в обломках Мрачных камер
Тело наше заржавело
День проходит серым цветом
Время льёт густым потоком
Что-то шепчет сонным бредом
О привязанности сроком
Шерсть опала к жадным прутьям
Мы замёрзнем в клетках, братья!
Лопнут цепи, выпьем ртути
Прогрызём дыру в ограде
Нам холодный ветер скажет
Где идти, куда свернуть
Ищем вновь просторы наши
И седеет наша грудь
Кто наш враг – свобода ль, воля?
Кто нас кинул в этих дебрях?
Мы стоим и плачем молча
Поминая слово ветра
Боевой наш дух распался
Опьянели наши главы
Наш ли час сейчас начался?
Опоздали ль мы на славу?
Нам рождаться надо зверем
Чтобы рвал когтями души
И царапал злые стены
Рисовал кровавой тушью
Посветлевший коридор бы
Вывел нас из заблужденья
Но в потёмках отрицаний
Мы не чувствуем спасенья
Безусловные рефлексы
Охватили тело зверя
Безуспешные попытки
Втайне сам себе не веря
Зверь решил покончить с ними
Зверь, крадучись по просторам
В мрачной ночи бледном гриме
Стал для многих приговором
Потрошил их, кровью брызжа
Люди умирали сразу
Зверь лишал себя добычи
Закопав их в сгустках грязи
Что же вы, отбросы жизни
Не хотели, умирали
Захотели, оживили
Что же вы нам посылали?
Не противные приветы
Не приятные прощанья
Не нескромные советы
Не подарки, а молчанье
Кто нас продал, уж не вы ли?
Кто нас бросил на съеденье?
Мы, как звери в клетке выли
Все прощанья, всепрощенья
Не видать вам, злые ночи
Стали здесь гораздо злее
Мысли липнут в мозга скотче
Сны становятся длиннее
Так и стонем, сила воя
Упадём – надежды встать
Нам не будет – злая доля
Нам досталась – взять, не взять
Зверь окончил размышленья
Грудь седеющую выгнул
Улыбнулся, и в мгновенье
Через бурю перепрыгнул
Ночь. Осколки звёзд стареют
Впереди лишь тьма да вьюга
Помнишь? Зеркала тускнеют
Умирают друг без друга
Лишь невежливый обломок
Сердца всё, как прежде, бьётся
Так невзрачен путь, так долог
Всё равно сейчас собьётся
И сверкнув тяжёлым взглядом
И свернув с пути чужого
Зверь-хранитель с нами рядом
Будет страх дарить нам снова
Нет, спасибо! Жнец печали
Наши лица пропускает
И коверкает скрижали
Мало в них он понимает
Мысль ютится долго-долго
Зверь плутает по дороге
Словно ты нашёл иголку
В помутневшем века стоге
Наши мысли – словно ямы
Упадешь, – считай, что труп
Там на дне стоят капканы
Там гноящиеся раны
Зверь очнулся – что такое?
Снова он в объятьях плена
Снова клеть, вокруг чужое
Ограничивают стены
Прутья вновь согнули прямо
И еды в углу немного
Зверь решает завтра ночью
Вновь идти искать дорогу
Вновь бежать? Как это глупо
Трёх попыток не бывает
Там свобода так прекрасна
Зверь знобит, его ломает
Лихорадка. Зверь звереет
Его силы убывают
Ночью, для его же блага
Его тихо убивают
Наконец-то он свободен!
Вот что надо нам для счастья
Нам предсмертной дайте воли
Не страшимся смертной казни
Нет! Страшимся! Так бывает
Что отваги ржавый молот
Наши руки покидает
По спине крадётся холод
Пуля первая – зверь взвыл
Наглотался адской силы
Оттолкнулся и поплыл
В коридоре – в смертном мире
Дальше он не чуял боли
Как всадили пол-обоймы
Как разделывали тушу
Как забрались зверю в душу
Остановка "Совковый Ass"
Я проснулся от резкого толчка и визга тормозов. Автобус накренился и остановился.
Водила выбрался, распахнув скрипящую дверь и разразился матюками.
- Опять эти бездомные животные! Спасу от них никакого! Лезут прям под колёса!
Это была серая худая дворняга - Фиолетово-красные кишки её обильно кровоточили на протекторе левого колеса. Растерзанная шкура отлетела далеко вперёд - от удара её словно расчленило на три неровных куска - начисто снесло голову и раздробило похрустывающий череп.
Водила опять нецензурно выговорился и завёл двигатель. Автобус дал резкий задний ход, избавляясь от пёстрой вереницы собачьих кишок на колёсах.
Шурша кишками, автобус начал набирать скорость.
Вокруг проносились Бесчисленные монолиты гаражей - все они были выкрашены в один цвет - что-то противно розовое, и каждый из них имел свой порядковый номер - цифры мелькали тысячами и миллионами.
- Проснулся, милый! - улыбнулась Полина и поцеловала меня в уголок губ. Я почувствовал навязчивый запах блевотины и инстинктивно посмотрел на её туфли. Блестящие "Salamandr'ы" были старательно вычищены, а пол салона покрывал засохнувший слой липкой консистенции.
Бритый сладко посапывал, а хиппаны пытались закурить, но спички нещадно ломались в трясущихся руках. Мне стало необъяснимо скучно от этой затянувшейся поездки, и я подошёл к ним.
- Дайте сигаретку!
"Землефилы" переглянулись и протянули сморщенную "Беломорину", которую я тут же прикурил и помог прикурить им.
- Присаживайся! - пригласили они. Я сел.
- Как зовут-то вас, стопщики? - иронически подмигнул я.
- Аскольд, - подхватил первый, приземистый толстенький блондин-альбинос.
- Дир. - ответил худой, как палка, и высокий, как столб, второй, убирая со лба длинные немытые пряди.
Мы пожали руки.
- А меня Сергей. - Соврал я.- Будем знакомы! - и я тут же зашёлся в кашле от крепкой затяжки.
- Что? - улыбнулся альбинос и подтолкнул плечом волосатого. - Цепляет?
Я удивился.
- Что это? - и с сомнением поглядел на дымящийся бычок.
- Элис припёр. Ну, которого вышвырнули... - Дир с неприязнью взглянул на бритого. - Говорил - лучший план в городе! Ну, как? Цепляет?
Я хотел сказать "нет", но внезапно потолок исчез, салон ушёл куда-то вниз, а ноги коснулись шевелящихся стеблей камыша. Вокруг меня было болото по колени глубиной, глубина по колени, глубина поколений...
Откуда-то из недр болотной трясины раздался ввинчивающийся в мозги сверлом голос:
- Скажи мне свою степень подготовленности к моей духовности, докажи пожизненную расположенность к моим тайнам, отведи меня в бездну своей нравственности и прочая ипрочая ипрочая...
Аскес - сила, познающаяся временем и разрушаемая лишь смертью - не может являться более одного раза в цикле, но имеет злейшего врага - одиночество и предсказуемость, порочность в мысли и движении, безграничие чёрного и белого, ложь и уничижение своего пространства в цикле, равно как и пространства других в этом же цикле.
Что идёт за ним - свобода или тюрьма, ветер или камень, вода или песок? Эти терзания бесплодны, ибо следовало бы сказать, что было до него. Отрицая сущность Аскеса, человек рано или поздно сам погружается в него - в этом и состоит его ненасильственное постижение, его ненавязчиво верная суть и стремление.
Аскес не требует поиска лучшего - он совершенен с момента своей последней эволюции, он лишь нуждается в очищении от той порочной ассоциации, которую со временем привязало человечество.
Низшие существа, наличие души и духовности у которых является спорным утверждением, тоже являются носителями примитивных признаков зарождения Аскес - это проявляется даже не в их добродушии, требуется совсем не этого...
Из дымящегося болота вылезло что-то, напоминающее огромного червя. Оно ползло прямо по воде, оставляя слизкие разводы, в мою сторону, и я увидел, что лицо его не имеет ни глаз, ни носа, лишь одна огромная пасть, готовящаяся съесть меня целиком...
- Э-э, приятель, всё нормально? - Аскольд хлопал меня по щекам, звонко оставляя багровые полосы.
-Я видел червя... Аскес... болото... - растерянно говорил я, всё ещё находясь в состоянии прострации.
- А-а! - отмахнулся Дир. - Это Волос, одно из божеств Ассы. Он всегда болтает про Аскес, а потом жрёт... А болото - центр мира - бесконечно увеличенный Атом Бессознательного.
- Ачто такое Аскес?
И тут Полина встала со своего сиденья, подсела ко мне
и прошептала сокровенно:
- Я расскажу тебе про Аскес...
Остановка "Святыня"
- "…и была белая ночь. Комета тоскливо свисала с небес, едва прикрывая наготу каменным хвостом. Приёмник издавал дробные стуки ливней, и казалось, что множество грешников разом бросили свои валуны с закатной горы.
В темнице над землёй молча сидели трое. Холодные заплесневелые стены и вода по щиколотку ничуть не мешали им, потому как заперты они были добровольно.
Первый пленник, совсем ещё юноша, сидел на толстой доске так, что вода не касалась его тела. У ног его терпеливо молчала мёртвая собака – её свалявшиеся волосы исступленно разметались по лицу, а остекленевшие глаза всё ещё хранили всепожирающую ненависть.
– Её звали Гекуба!- повторял юноша и, не отрываясь, смотрел на животное.
Стражник – высокий великодушный человек – подошёл к юноше. Взгляд охранника таил интерес и одновременно с ним безразличие. Металлические пластины доспехов не позволяли присесть, поэтому он возвышался над скомканным пленником подобно башне.
– Чему ты служишь?- спросил страж.
Пепельные волосы юноши взметнулись ввысь подобно стае напуганных птиц.
Ему не пришлось долго думать – он давно знал ответ.
Я служу прекрасному.
Глаза странника, секунду назад выражающие незаинтересованность происходящим, загорелись блуждающим огоньком предстоящего спора.
Какого рода прекрасное тебя интересует?
Я поклоняюсь хаосу, праху, пеплу, пыли и их героям.
Брови стража удивлённо подскочили вверх.
Война? Ты говоришь об этом?
Узник провёл сухой рукой по лицу собаки, заглянул в её распростёртые зрачки, пальцем ноги начертил короткую линию по зеркальной глади воды.
Не закрывая глаза на смерть, царящую в этой стихии, на льющую ручьями кровь, я не могу не удивляться и не восхищаться, глядя на сошедших в смертном бою героев! Я не могу не любоваться на распростёртые по сырой земле трупы, на гарь пороха, на холодную сталь в тёплом теле, на солнечные блики в потоке крови. Война – способ определить правого. Мужество, долг и доблесть – вот то, во что я верую и чему поклоняюсь. Призрачные культуры литературы и живописи – что они могут дать человечеству?
Страж улыбнулся, срывая с пояса флягу с чуть затхлой водой, и жадно опрокинул в себя освежающее её содержимое.
– Ты воевал. Она… - охранник указал на распростёртое тело животного, - она тоже. Теперь вы наказаны.
Ненужная уже фляга коснулась каменного пола и медленно двинулась по воде.
Ты сам себя наказал. Ты это понимаешь? Здесь нет замка - если хочешь уйти, тебя никто не остановит. Тебе дали ещё немного времени, Так думай же!
Я понимаю это. Я знал, на что иду, но думал, что присутствие духа поможет мне избежать злой участи.
Какой дух?! – страж в недоумении взмахнул руками – Нет никакого духа! Если хочешь знать, я твой дух!
Война неотъемлема! Смерть – единственная вещь в жизни, имеющая важность для человека!
Стражник поднял палец и снова улыбнулся.
Есть, по крайней мере, ещё одна. Ты здесь из-за неё.
Юноша встрепенулся.
Что же это?
Это – специальное предназначение человека, то, что дано свыше, собственно, тот самый смысл, о котором ты говорил. Он определён заранее, за целую вечность до рождения.
Кем? И что за предназначение?
Теперь охранник уже смеялся.
Какая разница? Если и скажу, легче не станет. Ты получил величайшее на свете богатство – целую жизнь. Гекуба получила меньше – жизнь в пределах животного. Что вы дали взамен своему создателю? Войну? Думаете, она ему нужна? Я считаю иначе. Именно из-за этого я и живу здесь, в темнице. В отличие от вас – добровольцев, я не могу покинуть это место, так что… - охранник отвернулся и прошёл поперёк комнаты к маленькому окну в пустоту -…Скорее, я здесь узник.
Юноша смотрел на силуэт стража в сумрачном углу, и не мог не обратить внимания на то, как осунулось его лицо и заплясала дрожь.
А какого твоё значение для создателя, ты знаешь?
Конечно! Меня уведомили перед отправлением. Я должен… - страж покачал головой в такт чему-то невероятному -…должен познать сущность прекрасного. Истинную сущность, а не войну или ещё что-либо вроде того.
А когда познаешь – что дальше?
Никто не знает. Я думаю, дадут следующую цель.
Юноша понурил голову. Его рука, гладящая собаку, остановилась.
Значит, всю свою жизнь я видел перед собой ложные следы?! Я зря прожил свой век?! Я потратил время на воздвижение замка из песка?! Я подобрался и пересёк лимит доверия всевышнего?!
Во всём, что ты сказал, есть определённо доля раскаяния. Чего ты хочешь? Чтобы я простил тебе грехи? – охранник пожал плечами – это не в моей власти. Ещё несколько минут назад ты слепо шёл напролом к фальшивому свету. Теперь ты говоришь иначе. По-моему, ты исправился. Так или иначе, ты свободен. Я понял тебя, теперь ты не представляешь никакого интереса.
Юноша с Гекубой исчез. Пришёл черёд второго пленника – среднего возраста мужчины с поблекшими от разочарования в жизни глазами.
Охранник подошёл к этому человеку, и, присев рядом, спросил:
–Ты слышал наш разговор?
Мужчина кивнул.
Ты понял, о чём мы?
Мужчина снова кивнул.
В чём же твоё понимание прекрасного?
Мужчина, оторвав взгляд от липкой воды и слегка путая слова, произнёс:
Всегда несчастен тот, кто приносит себя в поклон преходящему, ибо оно подвержено случайностям и не может приводить к свободе. Почести, богатства, сладострастие – что из всего этого имеет сущий смысл? Человек способен понимать только то, что он способен понимать. Любовь возникает из познания, и чем оно глубже, тем сильнее это преходящее чувство.
Охранник вслушивался, испытывая глубочайший интерес к происходящему.
Любовь для тебя – способ познания прекрасного?
Узник пожал плечами.
–В зависимости от того, какое прекрасное я хочу увидеть. Прекрасное в пределах меня? Тогда любви вполне достаточно, как достаточно и любого другого. Прекрасное в пределах беспредельного? По-моему, достичь этого вообще невозможно, ибо человеческий рассудок конечен и делим, а бесконечность не может помещаться даже в бесконечном множестве ограниченного.
Ну а как насчёт материального прекрасного?
Такого не может быть. Я сам посвящаю себе в прекрасное. Каждый делает это. Материя – лишь человеческая попытка захватить часть бесконечного.
Душа человека обладает тем свойством, в которое ты никак не можешь поверить.
Это я знаю точно.
Узник откинулся к стене и вздохнул.
тогда можешь выпускать меня.
Страж поднял руку и положил тяжёлую ладонь на плечо пленника.
Иди с миром. Любовь – не прекрасное, но уж намного прекраснее предыдущего понятия. Это я постиг, правда, лишь через своё, конечное, понимание.
Мужчина исчез, как и юноша пятью минутами ранее.
Третий пленник, совсем старик, казалось, вовсе не был в курсе происходящего. Он находился в какой-то особенной, собственной, прострации – его тело излучало энергию, а слепые глаза выражали ту самую бесконечную мысль.
В отчаянии уже найти смысл этого дня, страж медленно подошёл к странно светящемуся незнакомцу.
Что же ты можешь мне поведать?
Старец поднял голову, невидящим взором вонзившись в латные доспехи.
Юноша был очень глуп. - начал он. Слова вылетали изо рта с неимоверным усилием, и, хоть душа старца была бессмертна, чувствовалось, что материальной оболочке недолго осталось.- Война не является ни добром, ни злом. Мужчина заговорил о любви – это несколько ближе к истине, но всё ещё очень далеко. Я же познавал смысл всю свою долгую жизнь – искал его и в боге, и в нечистотах.
Страж выдохнул. Похоже, старец нашёл, что искал всю жизнь.
Да, ты прав – сказал пленник, прочитав его мысли – Для познания прекрасного не нужно ни зрения, ни осязания. Достаточно лишь той самой бесконечной части человека.
Страж буквально осел на пол.
Ты можешь показать мне это?
Старец протянул руку с выставленным вперёд пальцем.
Смотри…
…И страж увидел. Увидел бесконечную череду жизней, замечательные горы, небо, землю, почувствовал силу в каждом атрибуте. Но прекрасное было ещё далеко.
…И он пошёл дальше, увидев концентрические круги. Видел точки, видел непрямое пространство, искривлённое искрящимися молниями. Увидел комету, заглянул в неё и обжёгся сладостным льдом невозможного. И было счастье. И был Смысл. И была бесконечность. Ушла война, ушла и любовь. И было ПРЕКРАСНОЕ.
…И была белая ночЬ. "
- Прекрасно... - только и смог прошептать я.
- Ты тоже прекрасен! - шепнула она в ответ и добавила:
- На следующей я выхожу, а сейчас хочу сделать тебе маленький подарок! -она вдруг облокотилась на меня и стала расстёгивать пуговицы моего пиджака.
- Что ты... - только и успел сказать я, но она прислонила свой сладкий пальчик к моим губам и нежно-нежно выдохнула:
- Я хочу тебя!!!
Остановка "Улица Роз, где живёт Рыженькая Богиня Полина"
Мы занимались любовью, а совсем рядом застывала лужа рвотных масс, с решётки радиатора автобуса стекала собачья кровь с примесями костного и мозгового вещества - это было очень необычно, но, с другой стороны, невообразимым образом распаляло страсть.
- Водитель, стой - моя станция! - убирая с лица взмокшие от пота рыжие кудри.
- Я тоже хочу с тобой! - прошептал я в полном бессилии и обнял её колени.
- Нет, милый! У каждого здесь своя остановка. Кто-то сходит, а кто-то должен ехать дальше. Ты ведь едешь до конечной? - она высвободила колени из моих размякших объятий - Никогда не была на конечной!
И она ушла. Я увидел её светящуюся в темноте бесконечной мудростью, потом она завернула за фиолетовый забор с колючей проволокой наверху, и больше я с ней не встречался.
- Ну и на хрен! - успокаивающе потрепал меня по плечу Дир и достал маленький белый пузырёк. -На-ка лучше фена задвинь!
Я покорно проглотил таблетки, запил их водкой из фляги хиппанов и откинулся на спинку сидения.
Вскоре меня будто накрыло волной слабости, да так, что я не смог даже привстать с сиденья.
- Ничё, ща ваще унесёт! - его речь звучала странно, будто он говорил из дальней комнаты с набитым ватой ртом. я услышал, как течёт время - это была всё замедляющаяся и понижающаяся на полутон мелодия, похожая на смех...
...Когда я очнулся от коматозного состояния, было уже темно - появлялись первые звёзды. Хиппаны, видимо, уже вышли, зато бритый очнулся и с сомнением смотрел на меня. Я вытер рукавом тонкую пузырящуюся струйку слюны, вытекавшую из уголка рта. Вокруг проносились неразлучные цепи столбов. Я подошёл к водиле и спросил:
- Сколько ещё до конечной?
Совсем не глядя на дорогу, водитель хрипло усмехнулся, включил приёмник, по которому тягуче лилась песня "...Медленно схожу с ума...", и многозначительно ответил:
- Много.
В салоне остались только я, бритый, кондуктор и водила. Дабы не подохнуть со скуки, я подсел к бритому и поинтересовался:
- Куда едешь?
Он презрительно повернулся в мою сторону и неожиданно по-детски заплакал. Всхлипы и шмыганье никак не вязались с "говнодавами" и вообще с верзилой, вышвырнувшего из автобуса сопливого хиппи.
Утирая сопли, он рассказывал:
- оДНАЖДЫ Я ЗА ОДИН ДЕНЬ ВИДЕЛ ЗАХОД СОЛНЦА СОРОК ТРИ РАЗА!
- зНАЕШЬ... КОГДА СТАНЕТ ОЧЕНЬ ГРУСТНО, ХОРОШО ПОГЛЯДЕТЬ, КАК ЗАХОДИТ СОЛНЦЕ... Буря выхватывает из моей заплесневелой головы обрывки непереживаемых букетов чувств:
В детстве, когда поток несуразных серпов и молотов проносился из уха в ухо и медленно архивы мальчишества волнообразно выплывали из памяти будущего,
я увидел сквозь сон маму, одевающую меня в далёкий зимний сапог и укутывающую в колючий бардовый шарф, увидел широкие коридоры громадного детского сада, где я пробыл каждый почти день своего детства, излазив почти все углы и всегда зная, что где лежит. Когда мне исполнялось 4, я встретился со своим первым настоящим другом. Его звали Саша Яблочкин, и он был младше, что сразу давало право мне выделиться первым. Мне первому прищемили ноготь упавшим столом, сконструированными в форме какой-то машины стульями мне первому расквасили нос да насквозь пробили губу (кстати, шрам заметен до сих пор).
Помню свою небольшую квартиру, где у нас с сестрой была уютная крохотная кладовка - квартирка в квартирке, где мы проводили своё время чистого гниения без дел - в основном это были игрушки на стандартных тетрадных листах, здесь были и спальня и прихожая и гостинка для малочисленных собой же изготовленных Куколок-солдатиков = настоящая вилла для тех у кого есть канцтовары по-моему эта игра уже стара как мир.
Помню как я первый и последний раз ударил сестру - это было в гостях, когда мама дала нам одно пианино на двоих, а я хоть и не умел играть, но хотел завоевать больше клавиш итог получился драматичным - Аня заплакала, а я вначале был горд собой, а после меня вдруг охватила такая жалость и даже не к ней, а на себя самого , и мама ещё была очень огорчена нашими постоянными выходками, хоть и знала, что брат и сестра должны даже незримо, даже неощущаемо притягиваться друг к другу магнитом братской Аскесы.
Помню позднее отец очень сильно бил маму - таскал за косу и в пьяном угаре наносил удары ногой по лежащему телу они оба были пьяны тогда я плакал и кричал кричал "Дай ножик где ножик" потом отец прислонил лезвие к своему горлу вложил рукоять мне в мокрую пятилетнюю ладошку и сказал "Надави!". Я не смог, но впоследствии когда наступали подобные моменты, я часто сомневался, почему я не смог этого сделать раньше. Он избивал маму много-много раз. Потом и мне стало слегка доставаться...
Бритый был сильно уставший в жизни человек, который все проблемы привык снимать физическим напряжением, до полного изнеможения нажираясь протеином и накачиваясь стокилограммовыми штангами.
Психика его была серьёзно нарушена переживаниями детства - он перенёс несколько неудачных попыток самоубийства, и жизнь ему казалась штукой очень прескверной. Сначала он повесился в ванной - встал на рыбацкий сундук и повис на турнике. Через полминуты отец снял его с петли.
Потом бритый вскрыл вены, но лезвие не причинило никакого особого вреда - лишь фонтан крови, а уж её-то он не пугался. Потом он прыгал с балкона, переломав себе обе ноги и надолго залетев в психиатрическую лечебницу, где злые медсёстры по ночам кололи галопередол и тазепам, привязывая сильное тело к койке. Из лечебницы он вышел успокоенный и на какое-то время обретший смысл жизни - у него появилась любимая девушка - продавщица в винном отделе, куда он частенько заглядывал. Это была девушка не сказать, что красивая, но от неё веяло таким добродушием, что усмирённый в лечебнице бритый сразу потянулся к ней, как цветок к солнечному свету. Но однажды девушка узнала о его неврастеническом прошлом и испугалась за себя. Тогда, ослеплённая вкрадчивым страхом, она развернулась и ушла из его жизни - не было её ни в винном, ни где бы то либо ещё.
Второе посещение психлечебницы прошло мягче - галапередола теперь не кололи, а в основном лечили шоковой терапией, после которой на душе становилось пусто и сладко. По выписке бритый сел в автобус номер тринадцать и поехал домой, к выпивающему, но понимающему папе и вкалывающей, как вол, но упорно стоящей на своём монолитном непробиваемом принципе матери. Ещё была сестра Аня, от многолетних побоев и запретов немного потерявшая ум и ставшая дешёвой потаскушкой на безлюдном ветреном углу Кайнозойской площади, отводившая клиентов в свой же подъезд, и там, на газетке...
Остановка "Межвременье и беспамятство"
Бритый плакса с неудавшейся жизнью вышел в глубокую, как Лунный кратер, ночь, напоследок чиркнув солёной спичкой в темноте и тщательно выискивая на Кайнозойском углу свою Анечку. Но среди стоявших в сырости шлюх, видимо, её не нашёл.
А автобус двинулся дальше, минуя нескончаемые километражные столбы и траурные венки на них.
И какое-то время я сидел, просто прижав руки к коленям и переваривал свалившуюся мне на голову информацию - все эти истории, притчи, галлюцинации. И тут я пришёл к простоте - наверное, тринадцатый маршрут автобуса обладал каким-то ключом к развязке человеческих тайн и способностей, это была маленькая модель мира, живущего по определённым законам, и умирающая там, на конечной, но всякий раз перевоплощающаяся в саму себя заново. И суть этого пути открывалась немногим - некоторые просто уходили от неё, как например Полина. Она знала намного больше меня, но нежелание постигать суть пути маскировала за завесой обычного путешествия от цели к цели. Хотя, возможно, каждого ждало своё предназначение - об этом говорилось в притче-святыне Аскеса.И суть этого совершенствования неуловимо витала где-то рядом, каждый раз змейкой ускользая от быстрых рук ловца. И почему-то хозяин этих рук представлялся мне китайским мандарином в оранжевом халате, бредущим по квадратной бумажной комнате своего отшельничества, безумно одинокого и сумрачного, а змейка оставляла за собой в воздухе светящиеся восьмёрки бесконечности...
... и вот ты наконец подобрался к этой жизни к этим дверям дверям в неизвестное но неизбежное но двери сие закрыты на вечный замок а обходного пути нет больше нет и старая им.Э.Фромма уже не примет тебя обратно таким какой ты есть твоё тело а жизненное дерево вместо того чтобы питать тебя своими плодами задушит тебя корнем и похоронит твои кости в земле святой тебе некуда бежать садись у ворот стучи ногой делай что хочешь паникуй кричи вдруг двери кто-нибудь отопрёт с той стороны но тебе от этого лучше не будет с той стороны лишь мрак и свет добро и зло третьего не дано выбирай свой путь обе дороги симметричны но дорога к свету мрачна а дорога в геенну освещена тысячью свечами боюсь придётся идти по ней потому как во тьме можно оступиться и упасть упасть в вечность китайского мандарина кануть в лету собери свои силы прорви блокаду заставь своей волею отпереть двери к храму судьбы эти два пути ложны и развеются словно призраки едва ты ступишь на них и ты упадёшь в нечто в то нечто которое снилось тебе в кошмарах в младенческом возрасте нечто с зубами огромное чёрное страшное под кроватью вот смотри оно глядит ждёт тебя несмотря на то что ты не окунался в сон нет смотри оно не желает зла оно хочет лишь помочь тебе смотри у него ключи к желанным дверям чёрт бы их побрал оно говорит идём со мной я дам тебе ключ после некоторых состязаний и ты понимаешь что перед тобой сама девочка с косой в другом обличии и хочешь убежать но она каждый раз неведомым образом оказывается впереди перед твоими глазами она подобралась слишком близко её шершавое дыхание шепчет тебе что-то твоим волосам и они покорно отдают честь твои глаза стекленеют зрачки сужаются они застыли они полны снега холод разрывает их изнутри где же освобождение кто придёт за тобой шепчи словно...Водуистскую куклу вспомни где ты был сейчас вспомни белые сиены и что-то приятное но обманчивое а что сейчас с тобой стало что они с тобой сделали где ты лишь темнота да шум воды повсюду слышишь ты в собственном сердце и это лишь многогранный мандарин сжатый в ладони твоё сердце твой карцер всюду вода ты стоишь на ней словно святой и стоит тебе перестать верить как ты упадёшь и утонешь в холодную воду а может это кислота желчь твоего чрева желчь добравшаяся до твоего сердца в любом случае тебя ждёт гибель теперь уже всё стало бессмысленным как долго тебя будут держать здесь прошла уже целая вечность или больше время понятие растяжимое для кого-то оно может показаться вечностью, для кого-то лишь мгновением для чёрного пса мгновением для смерти тоже а для смертных о-го-го ты сходишь с ума возможно где-то здесь должен быть выход иди вперёд вытянув руки возможно ты ощутишь двери они не осязаемы или ты ты должен просто увидеть их в своём воображении и открыв её и выбраться на следующий уровень в игре как как это как это глупо...что ждало их там чёрный пёс его они ожидали увидеть и потому боялись круиза тринадцатого маршрута имя ему легион что они принесли миру лишь жертву самих себя сумасшедшие люди но ты не лучше иди к ним если хочешь но тогда тысячелетия ожидания пройдут и пропадут напрасно они не видят тебя и ты не видь их они не хотят тебя и ты не хоти они слепы он покарал их с рождения и до конца и ты понимаешь это чистилище что-то вроде маршрута с дальнейшей пересадкой глупцы они сели в другой но тринадцатый только один найди сам себе дорогу куда идти дальше во тьму или в свет ноги вязнут в воде ты теряешь веру иди дальше и ни в чём не сомневайся ни о чём не думай пока ты ещё формально жив во плоти и крови лишь рассудок твой чуть мёртв неслыханно последний или это очередная ложь подобная той которой ты привык закрывать себя ноги вязнут ещё больше видишь эту дверь ты чувствуешь её БЕГИБЕГИПОКАНЕПОЗДНОПОКАВОДАНЕПОГЛОТИЛАТЕБЯБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕ...
Остановка "Элементарность Абсурда Альба"
Я увожу к отверженным селеньям
Я увожу сквозь вековечный стон
Я увожу к погибшим поколеньям
Был правдою мой зодчий вдохновлён
Я высшей силой, полнотой всезнанья
И первою любовью сотворён
Древней меня лишь вечные созданья
И с вечностью пребуду наравне
Входящие оставьте упованья
...
Ночь, что так сладко пред тобою спит,
То ангелом одушевлённый камень
Он недвижим, но в нём есть жизни пламень
Лишь разбуди - и он заговорит.
...
В моём зерцале дураков
Дурак узрит, кто он таков,
И, приглядясь к себе, увидит,
Что из него мудрец не выйдет
Что не дано, то не дано
...
Корни полюбив твои,
Муравьи
Здесь живут гнездом весёлым
Твой обглодан ствол, но всё ж
Ты даёшь
В нём приют шумливым пчёлам
...
Полина полинаполина как Beata Beatrix
Ты зажгла пьянящий пламень
В ледяном моём лице
Словно скальпель режет камень
Словно золото в свинце
...
...
Остановка "Эмпирей"
Автобус шёл на предельной скорости, и мне казалось, что дождь за окном - это поток скользких слёз невиданной милости. Мимо проносились непонятные картины мирового потопа - всё вокруг скрывалось в толще воды, будто автобус ехал одной из рыб в аквариуме. Но потом я понял, что автобус - это единственная рыбка в аквариуме, и рыбка эта слабеет.
Кондуктор исчезла. Как только я пришёл в чувство, то обнаружил, что её нет в салоне. Слегка удивлённый, я спросил у водилы:
- А где кондуктор? - на что он не совсем понятно ответил:
- Иссякла. Ты очень непробиваем. Ей требовались все силы жизни.
- Может, объясните всё, наконец?
- Ты должен сам себе объяснить, потому что уже всё знаешь.
- Это Аскес?
Водила усмехнулся.
- Нет никакого Аскеса. Просто человеку требуется вербальное осмысление, и мы решили придумать его, как разогревающую и заставляющую задуматься сказку. Ведь признайся, что ты задумался! Это и было нашей целью - как бы тренировка перед стартом, разминание конечностей.
- Кто это "вы"?
- Мы - это всепоглощающая стихиаль самосовершенствования, бесконечная логика, затаившаяся для каждого, но открываемая полностью лишь для "конечников". Ведь каждый твой день прежде не стоит и мига сейчас. Билет на тринадцатый маршрут не купишь - его лишь можно вынуть из самого себя, поняв, хочешь ты ехать или нет. Билет - лишь формальная бумажка-прикрытие, окно в рекреации мрака. Но многие, получив билет, так и не узреют конечной станции. Каждому -своё...
...Автобус шёл на предельной скорости, и мне казалось, что дождь за окном - это поток скользких слёз невиданной милости. Мимо проносились непонятные картины мирового потопа - всё вокруг скрывалось в толще воды, будто автобус ехал одной из рыб в аквариуме. Я спросил у водилы:
- Может, объясните всё, наконец?
Водила усмехнулся.
- Объясни себе сам, Хельд исчезла, а я скоро тоже буду с ней...
...Автобус шёл на предельной скорости, и мне казалось, что дождь за окном - это поток скользких слёз невиданной милости. Мимо проносились непонятные картины мирового потопа. Я спросил у водилы:
- Когда мы, наконец, приедем, мать твою!
Водила усмехнулся:
- Наконец когда-нибудь...
...Автобус шёл. Мимо проносились непонятные картины. Я спросил:
- А?...
Автобус шёл на предельной скорости, и глядя на водительское кресло, я обнаружил, что оно пусто.
- Очередная загадка Аскеса, несуществующей скрижали истины.
Дождь всё усиливался и усиливался, и я начал подозревать, что это всего лишь атрибут конечной станции. А что преподнесёт мне Аскес В следующее мгновенье? Очередную толкующую истину пассажирку или сонную бездну галлюцинаций? И где, чёрт побери, всё, что против?
Всё, что не желает и не хочет, что боится и спасается бегством? Твою мать - крысы бегут с корабля!
Сначала дед-мороз, потом землефилы и Beata Beatrix, затем патриотический самоупийца, Хельд и Хирон - все они бежали от меня, что же это за дрянь такая? Дрянь...
Меня охватила меланхолия и чувство, что всё это зря, на самом деле. Вглядываясь в пустоту, я заметил, что дождь стихает...
Дальше он не чуял боли
Как всадили пол-обоймы
Как разделывали тушу
Как забрались зверю в душу...
Автобус остановился внезапно, и мельтешение за окном сменилось восхитительным ледяным озером, морозно охватившим все стёкла так, что ничего нельзя стало рассмотреть. Двери-гармошки раскрылись, как врата Сциллы и Харибды, а клаксон протяжно, ранено загудел, и в звуке этом чувствовалось прощание и гармония совершенства, которое исходило из всего вокруг и впивалось в тело неткаными нитями. Я осмотрел салон - Заблёванный когда-то, казалось, целое столетие назад, пол, Сидение, впитавшее в себя аромат любви, и представил, что всё заново - В салоне сидят дед в шарфе, бритый с брошюркой "Носатого братства", Аскольд и Дир - первопроходцы скандинавского прошлого, Полина - богемская рапсодия в увядающем терновом саду, Хельда с нагрудной сумкой формальностей, Водила - Хирон с идеологией ложного Аскеса, и мне стало жутко жаль расставаться со всем этим. Но клаксон всё так же протяжно гудел, не понимая слабостей человеческой души. Или он думал, что душа, познавшая Аскес и суть конечной, совершенна настолько абсолютно, что не пропускает посторонних общечеловечных импульсов? Нет, всё это он понимал. Скорее всего,
им было тоже жаль прощаться со мной перед тем, как я потону в чём-то, пока неопределённом. Я пересилил себя, поднялся с сиденья, погладил напоследок шероховатую его поверхность.
И вышел.
P.S.:Это требует мудрости! Тот, кто во уме, да сочтит число зверя, ибо число это человеческое, число это...
Посвящение Сергею Брусову, как первому прочитавшему и осмыслившему.
Октябрь 2003 (фрагментарно с лета 2001)
|
|