Ворона
. …у нее подрезаны
крылья. Со мной этого делать не надобно, ибо мои крылья отмерли. И теперь для
меня не существует ни высоты, ни дали. Смятенно я прыгаю среди людей.
Ф.Кафка
Эти птицы умны и интересны, и мне очень нравится смотреть на них, когда я по тем или иным причинам вынуждена сидеть дома, я часто открываю окно, бросаю взгляд наружу и вижу, как они летают над крышами домов, кружатся, ковыляют по двору, иногда вороны поднимают голову и смотрят вверх, будто пытаясь увидеть мое лицо.
Откровенно говоря, больше мне нравилось заниматься подобными наблюдениями, находя в этом удивительное для меня самой удовольствие, чем вставать каждое утро, идти среди людских толп по узким улицам, разговаривать и улыбаться. Я не люблю находиться среди большого количества людей: это пугает меня, заставляет почувствовать неловкой и неуклюжей, сказать одно лишь слово кажется непосильным трудом, заставляющим меня напрячь все свои силы: мое желание - молчать и смотреть, наблюдать: ничего нет лучше, чем быть наблюдателем, соглядатаем, разведчиком - внимательным, но безучастным. Тогда я напоминаю себе стекло - через него проходит все, но ничто не задерживается, образ зеркала когда-то мелькнул у меня в голове, но я отбросила его: оно слишком ярко, слишком красиво и привлекает очень много внимания, кроме этого, мельчайшая неточность, малейший изъян - и зеркало вынуждено лгать другим, тогда как, будучи подобной стеклу, при каких-то небольших искажениях восприятия я лгу только себе- это не так страшно, но вполне простительно.
Но больше всего, повторюсь, мне хотелось быть черной птицей, вороной. Ворона излишне романтизируют, птица ворона смешна, неуклюжа, не боится быть собой и вести себя так, как ей хочется. Вороны то смешат, то раздражают людей, сливаясь с грязным небом, с вязкой слякотью, с угрюмыми стенами домов, убегающих вверх, и я сама, наверное, являю образ не трагический и возвышенный, а немного комический, нелепый. Такое часто встречается среди людей - мне горько думать о своей избранности в этом отношении.
Что-то всегда дается взамен - но нужно ли мне это? Я все время пишу пьесы, стихи, рассказы, пишу много, я не могу заставить себя замолчать - их я читаю своей домашней птице, Кристине - я подобрала среди осенней слякоти, перевязала перебитое крыло и принесла домой, часто, сидя за столом, я смотрю ей в глаза: мне кажется, слушая меня, она смеется надо мной, но не зло, а с удивлением - так можно быть жить в этом мире?- она удивляется, как я нахожу в себе силы смеяться, впрочем, кажется, своим существованием она вполне довольна.
Такие мысли посещали меня всегда - начало я уже не помню, кажется, я мечтаю вечно, никогда не казалось, что когда-то было хорошо, а затем я всего лишилась, нет, неприкаянность, неустроенность, чуждость шли рука об руку со мной всегда.
Вечером я выношу клетку на балкон, мы вместе смотрим на звезды и думаем о том, как хорошо, должно быть, летать: она - вспоминая, я мечтая. Потом приходит ночь, все теряется во мраке, теряются и мои слова, теряюсь я сама, а утро подкрадывается снова и снова незваным гостем.
Так шло время, я писала все больше и больше, слушать меня хотелось также немногим, говорить и мне не хотелось почти ни с кем: тикают часы, по комнате бегают тени, в окно стучится ветер - вот мои вечные спутники, мои вечные друзья, которым слов всегда мало, но и тишина утомительна, и я не знаю, чего они хотят, и ищу ответ каждый день.
Прошла осень, зима, наступила весна.
Одним апрельским утром, повинуясь какому-то странному предчувствию, будто я знала, что нужно было сделать, и хотела сделать это - откуда пришло это чувство? – не знаю (непрошенные чувства посещали меня довольно часто - были ли каким-то признаком, знаком?)- я взяла клетку, целый чемодан, полный бумаг - все, что было написано мною, плотно закрыла дверь. Я шла вперед, стараясь не обращать внимания на удивленные взгляды людей, так, скоро мы покинули город, пошли вверх, в гору, по проселочной дороге, дома внизу становились маленькими, скоро они совсем исчезли из виду.
Взобравшись на вершину, я поставила вещи, отошла в сторону, посмотрела на Кристину, вздохнула, открыла клетку, она, заковыляв, вышла, удивленно посмотрела на меня, я открыла чемодан, на землю высыпались бумаги. Пришлось аккуратно собрать их.
Кристина же, наконец, все-таки решила взлететь, она взмахнула крыльями, сначала неуверенно, потом смело, пока я трудилась, собирая бумаги, которые весенний ветер пытался разбросать по склону.
Когда я поднесла к куче бумаг зажигалку, неожиданно я услышала какой-то шум сзади, обернувшись, я увидела сзади стаю ворон, очень много ворон: они смотрели на меня, будто спрашивая о чем-то.
«Хотите послушать?»- подумала я - это было бы хорошо, хотя несколько неожиданно и удивительно, но времени для чтения нужно долго, мне казалось, что ждать они согласны, и это меня очень обрадовало.
Я достаю один лист за другим и читаю, не чувствуя усталости, ко мне прилетают все новые слушатели, туча у меня за спиной становится больше. Только один раз, отвлекшись, я посмотрела вниз: города исчезли, издалека, с востока, подступали дикие леса, стремясь поглотить руины, не осталось и людей: я больше не вижу их: все очень сильно изменилось, а время текло, казалось, медленно, незаметно, солнце стало огромным и багровым, давало мало тепла- с неба спускался страшный ледяной холод, стремящийся все поглотить, но пока для него я была недоступна.
Наконец, я остановилась и спустилась вниз - город стал меньше, людей почти не осталось, и сейчас для них я стала, невидима, проницаема: они не узнавали меня, не приветствовали меня, не здоровались со мной - в ужасе глядя на летящую сзади черную тучу, они скрывались в домах.
Теперь я могла радостно рассмеяться, ни на что не обращая внимания - я могла вести себя так, как мне давно хотелось - смех мой будет только моим, он будет горьким, мой долгожданный смех.
06.12.2005г.
|
|