1.
Прикосновенье талое снежинки
к виску седому в матовой оправе
серпа луны бесплотного свеченья,
нырявшего за полировку кровель,
раскрошит сонных чувств обсидианы
на вешние бескрылые личинки,
хлебами причащенные и кровью
в облатках мотылькового эффекта,
вбираемом по капле до альвеол.
Как полагается по паре каждой твари
в гармонии деления да Винчи
на миллионы золотых сечений,
круговоротов звездных мириады,
вне времени вращаемой Вселенной,
подвластной всеединому Префекту
фантазией февральского каприччо.
2.
Плутая по заснеженным дорогам
взрывающей барометры зимы,
вдруг понимаешь суть архитектуры
охваченного пламенем творенья.
Но хочется иных прикосновений –
рождения крыла в кольце запястий
и воплощенной прямо за порогом
насыщенной игривости листвы
по-летнему палящей жаркой мастью.
И нежности целительной микстуры,
пригубленной вечнозеленым зельем,
настоянном на привкусе вины
по изощренной рецептуре змея,
и поцелуев легкой белены,
на «нет» сводящей окуляр сомнений,
и в акварели разводившей тени.
3.
Касания ресниц сродни полету –
дотронься до пылающей щеки,
и синь небесная плывет перед глазами,
и ялик облачный качается в реке,
а солнца луч мерцает канарейкой.
И соловеют дымные зрачки,
И вьюга заливается жалейкой,
поземкой расстилаясь на катке.
И дюны лунные застыли миражами
в полуночи пухового камлота.
Черемухой рассыпалась метель
под ноги не ступавшие по тверди,
и ткется обретенье из потерь,
и клеится серебряной камедью.
Сплетения сердец в касаньях рук –
Одно мгновенье… и замкнется круг.
|
|