Царица Савская
Ненастье, буря ночью реет,
В пустыне жутко, скачет конь,
Песок в глаза и уши веет,
Все занося, вертя кругом;
Ветрило с шумом завывает,
И сквозь вертеп, на миг, порой,
Меж бури месяц молодой
Средь бездны темной лишь сияет…
Отлогий склон, вдали темно,
Как будто тучей занесло;
Цепляясь в гриву, замирая,
Македа жмется вся к коню,
Глаза и ноздри затыкая,
Боится. Прямо на скаку,
Змеей ужаленный, стервец
Несется словно бы в бреду;
Царевна мыслит: «Все, конец,
Близка уж смерть, я пропаду!..»
И взмызялясь, конь с холма скользит,
Ощерил пасть, и будто сноп
Валится на бок, и храпит,
И пена хлещет через рот,
Македа прыгает с него…
Ее нога тут за седло
Была готова зацепиться,
Но избежала… Все! проститься
Со светом, жизнью навсегда
Девчонка в страхе уж была…
Метут пески, ни зги не видно,
Но, чу! в долине слышен звук,
Как будто Смерти стало стыдно,
Коней уж близок топот, стук…
Она сидела… возле ней
Валялся лоскут материала,
Заботясь ласково о ней,
Ей лик смуглянка утирала,
А рядом дети вкруг резвились.
Взирая с жадным интересом,
У самых ног ее садились,
Делясь друг с другом своим местом.
Не зная, как вести себя,
Что рассказать им, кто она,
Македа зрит вокруг стыдливо,
Рукой проводит молчаливо…
С главы ее падет платок,
И, словно струи, темный ток –
На плечи пряди упадают,
И перед утренней зарей,
На лбу, увенчанный луной,
Блестящий обруч оголяют…
Все люди в страхе обомлели,
Что изваяния, немели,
Пленившись явленной красой,
И всадники с враных коней,
Спешась, колени преклонили;
Пред дивой царственною сей
В смиренье взгляды опустили…
…У Агобоса, мудрого царя,
Была прекрасная жена;
Ее добыл он на охоте, -
Как всем тогда он говорил,
Он – воин, женщина ж в Природе
Добычей служит перед ним:
Лишь только лук поднял, как та
Газелью беглой обратилась,
Пуглива, трепетна, мила,
Глаза открыв, пред ним смутилась…
Но счастье их так кратко длилось,
Прошла счастливая пора,
Царю она дочь принесла,
Но это был последний день,
Мелькнула смерти страшно тень:
Царица в родах умерла,
Но дочери ее глаза
В наследство скромное достались,
Что шелк небесный поутру,
Они в лучах преображались,
Были сини, как тень озер;
Но все ж неведомо кому,
Свершился страшный приговор.
Македа – дочь всея пустыни,
Ее рожденное дитя,
Родник не знаемый доныне,
Царицей ночи расцвела;
Взошла под небом, что росток,
Красивый, сильный, молодой,
Как из-под тяжелых плит, цветок,
С головкой темно-золотой.
Но как бы ни было, отец
Возвел костер – всему венец,
И не скупясь на погребенье,
Ценою в целое селенье,
Купил он ладана, засим,
Чтоб дух жены почтить святым,
Но день, и ночь он проклинал,
Да затворившись, все рыдал…
Македу ж вовсе невзлюбил,
И с глаз ее скорей долой
В покои бабки удалил
На воспитанье. Рока злой
Бывает страшен приговор,
Явился кто, того не зная,
Но муки путь им предрешен:
Судьбы десница роковая
Карает их; и не смешен
Такой удел неправомерный,
Не проходящий, не бесследный,
Всю жизнь преследуемый дочь,
Со смертью, что явилась в ночь;
Но есть ли в том ее вина,
Что мать при родах умерла?..
О, вы, потомки, в вашей власти
Вершить над прошлым приговор,
Умом иль злобой, или страстью
Ваш отуманен будет взор?
Чему научитесь у дедов,
Что сердце юное возьмет,
Каких отведаете медов,
Что душу к прошлому взовет?
Природа скажет в вашей славе,
Что ей всего важнее знать,
Все – в вашей силе, в вашем праве
Познать, изведать, испытать,
И свой изречь здесь приговор…
То будет песнь или укор?..
Как проба, поиск новых граней,
Иных пределов и границ,
Основы будующих знаний,
Полетов смелых, юных птиц.
И, может, счастливый удел
Изведать будет вам дано,
Но, может, пропасти предел
Познать придется за одно…
Но как бы ни было, Македа
С своею бабушкой жила;
Обычно, сев, после обеда
С ней занималась много та.
Македе бабушка казалась
Волшебницей… ей покорялись
Безумный зверь и человек,
Да слуги стлались без конца…
Но вот Македе десять лет:
Она впервые из дворца
Явилась на прогулку в свет:
С носилок шторку отвернула,
Головку мило повернула,
Да все смотрела на прохожих,
Так на нее и не похожих:
Как белооблачные боги,
Что, позабыв свои чертоги,
Явились в мир… Тем любовалась,
Хотя, таясь, от всех скрывалась.
Но вечер скор; в дворца в покоях
Бабуля древних песни пела,
На свет слетались мошки в роях,
С вниманьем слушала Македа…
1
Звезды ясные в пустыне,
Месяц светит между ними,
Златорогий с вышины
Льет сиянье до земли…
Словно сказы-небылицы
Из неведомых времен,
Когда правили царицы
В славной Сабе, помнит он:
Обуздать коня могли,
Луком, саблею владели,
Честь и верность берегли,
Никогда не знали лени,
К дальним вражеским брегам
Дух воинственный питали,
Лунным верные богам,
Земли их повоевали.
Для Македы песни си
Были новы и мудры,
Широко открыв глаза,
Обхватив свои колени,
У раскрытого окна,
Точно сказочная пери,
Все девчонка примечала
И в душе уже мечтала,
Что когда-то и она
Взоры к славе устремит
И, конечно, уж сама
Всех предшественниц затмит.
И в душе она алкала
Походить на тех цариц,
В сердце зернышко запало:
Равной стать средь лунных жриц!
Дух тщеславие силен,
В нем провиденье Природы,
Но для сильных славен он,
Для тщедушных непригоден.
Вот прошло еще два года, -
И бабуля у порога…
Ее внучка у пастели
Столько выплакала слез,
В горе дни ее летели,
И она уже всерьез
За бабулю опасалась,
Но трудилась и старалась…
Подойдет без тени лени
Нежно, ласково, любя,
В силу жизни свято веря,
Локон уберет со лба,
И слезами обливаясь,
В щеки талые целует,
Горю страстно предаваясь,
Ее гладит и балует…
Ведь бабуля здесь, на свете,
Ей была дороже всех,
Но промчались годы эти,
Милых, радужных утех,
Когда внучку та учила,
Ей рассказывала все,
Дни и ночи проводила
Вместе с ней; но уж давно
То промчалось золотое
Время радужных надежд,
То игриво-озарное:
Плач, надежды, радость, смех…
Что с бабулей вместе слилось,
Что посеяно – взошло,
Что с душой соединилось,
То в Македе обрело
С новой жизненною силой
Блеск, красу и устремленье,
Что Природа заложила,
Чувствам дало возвышенье.
Но настал момент кончины,
Когда свет покрыла тьма,
Загасив огонь лучины…
Все, Македа ночь одна.
В жизни нашей все проходит,
Оглянуться не успеешь,
Как родных ряды редеют.
Сердце скорбью успокоишь;
Но в Природе обновленье,
Все в ней жаждет пробужденья,
И иная череда,
Там глядишь, – и подросла…
Но ничто не изменилось;
С юной девушкою сей,
Видно, счастье распростилось,
Обратившись горем к ней:
Как приходит только царь,
Мудрый Агобс, государь,
Так Македу из светлицы
Уводили вниз, в темницу;
Ведь ее родной отец
Даже видеть не хотел,
Уготовлен ей венец
Был бесславный, на чужбине,
Далеко от всех, в пустыне, -
Ведь в душе боялся он,
Что Македа свой закон
Установит, став царицей,
И мужьям придется гордым
Перед троном непокорным
В отдаленье потесниться.
В то мгновенье, как пора
Ей настала навсегда
Свою родину оставить,
Да в безвестность путь направить,
Сердце юное смутилось,
Кровью праведной облилось,
И противно ей так стало,
Даже то, что ждет опала,
Не страшило уж ее,
Было все ж обидно то,
Что ее родной отец
Не хотел о ней и знать,
Хоть и грозный был венец,
Но хотя б ее обнять,
Как родную свою дочь,
Проявив на миг любовь,
Он бы мог... Но почему
Так отверг ее одну?..
Чувства все в ней взволновало,
И она уж духом пала,
В персях гневом негодуя,
Узы кровные взыскуя,
В тронный зал она вбежала,
Между длинных колоннад
Прямо, дале… на парад,
Чтоб выразить все то,
Что в душе ее кипело,
Все невежество и зло,
Сколько лет она терпела.
В том часу, угодно воле,
Царь послов к себе встречал,
Вел беседы; с ними боле
Все о мире толковал,
Да с державой золоченой,
Властью царской облаченый,
Гордо в зале восседал…
И она, таясь, с опаской
Вкруг себя на всех глядела,
Без притворства, с нежной лаской,
Так, что всех склонить сумела.
Стража даже испугалась,
Перед нею растерялась…
Здесь купец стоял близ свиты,
Важен видом, знаменитый,
Быстро он смекнул все в раз,
Без притворства и прикрас,
К ней на помощь поспешил
Да принцессой объявил,
Восхвалив ее глаза –
Прям в присутствии отца,
Да так низко перед ней
В пояс кланялся скорей…
Царь на троне аж присел,
Локти вжал и побледнел;
Но с того уже он дня
Дочь Македу от себя
Никуда не отпускал,
Хоть того он и желал…
К дочке милой он своей
Стал привязываться вскоре,
Все сильнее и сильней
И уже не знал, как боле
Без нее на свете жить:
Словно парус в темном море
Не видать, - и не любить
Того берега родного,
Что отчизною зовется,
Столь для сердца дорогого,
Коли бросить вдруг придется…
В голубом сиянье глаз
Видел ныне он не раз,
Что в душе его таилось,
И порою, по ночам,
Только в грезах сладких снилось,
Унося душой к богам…
Но недолго… вновь кончина
Приближенных омрачила:
Славной Сабы Агобс-царь
Жизнь на одр, как на алтарь,
Положил, - свершился рок,
Кой мудрец ему предрек.
Как свеча, сгорая, тает,
Так он в пару дней угас,
Дух в болезни покидает,
И неведом путь для нас:
Парки вьют веретено,
Мы ж питаем сожаленья,
Но нам знать и не дано
Тайной силы провиденье,
Может быть, и решено
Было, чтоб Македа стала
Миру славною красой;
Кость игральная упала –
Быть царицей ей младой.
Выпал жребий в третий раз
Ей сыграть печальну роль:
К погребальному костру,
Не скрывая скорбь и боль
По погибшему отцу,
Шла она в оцепененье,
Без сознанья, в отрешенье,
Факел ал рукой своей
К прутьям смутно поднесла;
Дурно, тошно стало ей,
И, залившись, отошла…
2
Ветр раздувал угли кострища,
Еще дымилось пепелище,
А каждый думал про себя:
«Кому ж достанется престол,
Наследье Агобса-царя,
Его резной, злаченый трон?..»
Настала смутная пора,
Власть без наследника осталась,
Но все недолго, подвязалось,
Амра привел свои войска,
Он был воителем племен,
На том и кончилась борьба,
Ему достался царский трон.
Но как порой в перипетиях
Питаем слабость мы одну,
Нам верный друг бог винопитий:
Амра пристрастен был к вину.
Он повелел рабам своим
Поближе скарб свой перенесть
К богатым винным кладовым,
Чтоб легче мог похмелье несть.
Македа ж много претерпела,
Да вместе с тем и повзрослела.
Раз пред собой смирила льва,
Рукой погладив, уложила,
И тем прославилась. Молва
О ней в округе уж твердила...
Однажды ночью сребролукой,
Когда красою над округой
Пустынный месяц просиял
И тьму во граде разогнал,
Открылась дверь, пред нею грозно
С дружиной пьяных молодцов
Стоял Амра, рукою вольно
Желал, алкал ее сосцов…
И словно сойка, от испуга,
Макада смотрит на него,
В глазах тревога, страх и мука,
Но встав на цыпочках, его
Она рукою докоснулась
И сладким голосом на ухо
Ему шепнула. Колыхнулось
В его душе невольно чувство;
И под влияньем женских чар,
В которых было столь искусства,
И колдовства, и зелья дар…
Он очарован ею был,
Что все на свете позабыл…
Вечер южный; месяц светит,
Над пустыней ночь светла,
Теплый ветер сонно веет,
Гладь песков вдали видна…
Волшебны дивные чертоги,
Оружье блещет на стенах,
Вокруг задумчивые боги
При тускло светящих огнях –
Вдоль стен горящие лампады,
Пустынных арок длинный строй,
Дворца роскошные громады,
Рабынь полночный разговор
Из залы эхом раздается,
Когда из них кто засмеется…
Очей царевны меркнет волог,
Она спокойна и смирна,
Могучий муж, силен и ловок,
Ее клонит… она лоза…
Спокойно очи прикрывая,
Себя на волю отдает;
Пред утром сладостно зерцало
Красу ее в себя примет...
Им ночь волшебной колыбелью,
Во мраке смирно послужила,
Завесой, сладостною тенью,
Прильнув, как будто бы молила,
Держа в своей руке Луну,
До той поры, пока уж Эос,
Раскинув призрачно фату,
Взошла, затмив собою полюс,
Предутра бледную звезду.
И только утра тень скользнула
В покои к диве, в тот же миг
Царя стыдливо тень мелькнула,
Он улизнул… покой затих;
И тем же утром весть была:
Супругой стать она должна.
Всю ночь проплакав на пастели,
На брак Македа согласилась,
У алтаря во славу пели,
Здесь церемония свершилась.
Под белым, с напуском, хитоном
Царицу было не узнать,
Равна Египта фараонам,
Ей красота ее подстать.
Воспомнив жизнь свою, былое,
Македа мирно удалилась;
Сказав Амре, что ждет в покоях,
Коня седлав, в степь устремилась…
Но той же ночью у себя,
У потухавшего огня,
Поникнув в чашу головой,
Амра нашел навек покой.
И Солнце мрачно, черным грибом,
Заутро траур над Марибом.
Но время шло… с купцом Македа,
Что ей помог, опять сошлась;
Однажды он после обеда,
Когда царица увлеклась,
Ей рассказал про Соломона,
О тех вестях, что ей привез,
Но не домолвил еще слова,
А та глядит уже всерьез,
И вспыхнув, вдруг ее глаза
По-детски скоро засветились, -
И чуть не девичья слеза…-
В небесном свете отразились…
Мавра желанье угадал
В сей девушке, родной ему,
Он много ей порассказал -
Про повелителя, страну,
И приглашенье передал,
Ее-де ждут… Она ж ему
Рукой в рукав чуть не вцепилась,
Но в миг с собой возобладав,
Пред ним тотчас же устыдилась,
Порыв сердечный волей сжав.
За горизонтом гаснул день,
Звезда блеснула, ночи тень
Над Сабой мирно пролегла,
Но все ж Македа не спала,
В ее сознанье мысль вселилась,
Что луч пред утром, заронилась:
Ей снится мудрый Соломон,
Его порядки и закон;
Она же грезит им во сне,
А тот-де ждет ее к себе…
Покорны силе провиденья
В ее сознании слились
Сердечный трепет, увлеченье,
Души стремленьем облеклись,
Она замыслила, что скоро
Сама Израиль посетит,
Царя ей мудрость будет нова,
Но все ж она его затмит…
В небе майском ночно ходит,
Юна и томна холодна,
Себе приюта не находит,
Алмака, Савская Луна…
Врата открылись… караван
В пески на север уходил,
До близлежащих дивных стран.
Купец виденья уносил,
В душе лаская стройный стан,
Главу задумчиво клонил,
Невольно все предав векам…
3
Вблизи рабов своих покорных,
Средь роскоши, в прохладе,
В покоях царственно затворных,
Встречал купца царь при параде.
Купец прошел, усевшись рядом.
Обмерив всех надменным взглядом,
Повел нескоро речь свою,
Про что узнал в чужом краю.
Царю все в красках описал,
В конце про Сабу передал,
И о царице несравненной,
Ни перед кем непреклоненной,
Желавшей мудрость обрести,
Чтоб славно свой народ пасти.
И вдруг серьезно, полон лести,
Как передают дурные вести,
Сказал, что правая ее нога
Не то, чтобы стопа,
Ослиное копыто…
Два юноши между собой переглянулись,
Оставив опахала, улыбнулись,
Рабыни вкруг, попрятав лики,
Над сим невольно рассмеялись,
Царь поглядел… они притихли,
И закраснели, и замялись…
Но сам от смеха не сдержался
Да пуще всех над сим смеялся…
Прошло три месяца, пора,
К отъезду все уже готово,
Браслеты, чай и жемчуга,
Наряды, сладости, обновы…
Луна висела над песками,
Тянулся мирно караван,
Царица слушала; глазами
Следя за лошадью… тюрбан,
Светлел, что купол в темноте,
Где Марк качался на коне…
Лилась неспешная беседа,
Пустыня внемлет женский смех:
С весельем слушает Македа,
С вином пригубит полный мех…
И здесь, взглянув из-подо лба,
Купец спросил: «Что у седла
Так звонко бряцает в мешочке,
Каменья, золото ль, цепочки?..»
И так лукаво улыбнувшись,
Прищурил хитрые глаза…
В сторонку мило отвернувшись,
Македа искренне рекла:
«А там бабулины браслеты,
И коль кого решусь пленить
Красою царственной своею,
Они мне могут послужить!
Да то уж исстари пошло –
От бабки внучке перешло»…
О, что же ей Израиль готовит,
Какой торжественный прием,
Она в душе Алмаку молит
О Соломоне. Лишь о нем
Ее мечты и грезы полны;
Но ветер спит, барханы ровны…
Вершится таинство в пустыне,
Верблюды сели, между ними
Македы други у шатра;
Ночь молчалива, ночь тиха.
Царица зрит в предвечны дали,
Где поднимаются туманы…
Так полководец перед боем
Свой взор к пределам устремит,
За перевалы, где уж строем
Смертельный враг ему грозит.
В душе победу предвкушая,
О славе и добыче мнит,
Векам грядущим предвещая
Чреду событий; но забыт
Он остается в кущах рая.
Иль нет, кому как повезет,
И, может быть, десница злая
Его введет в ворота ада,
И слава все переживет.
Однако полон он надежды,
В душе смиряет дух мятежный,
Перед собой в надеже зрит,
Что Солнце лишь за горизонтом
Поднимет свой огромный лик,
Войска поднимет ровным фронтом,
И меч победа окропит…
За утро небо посветлело;
Прозрачный месяц над главой,
Вдали румяно заалело…
Македа вздрогнула, рукой
Убрала локон, и взглянула
В пустыню: прямо перед ней
Как будто Солнце воздохнуло:
Мираж – что стая кораблей…
У горизонта алый диск
В туманном мареве вставал,
Пустыни красный обелиск,
Свой свет над миром проливал…
Но день еще один в пути
Они неспешно провели.
Уж Солнца шар вдали сокрылся,
И месяц ясный, молодой
На небе темном засветился
Своей волшебной красотой;
Их долог путь был, но у врат:
Пред ними белый, дивный град,
Что станет всех свята святынь,
Луна Израиля – Иерусалим…
Проходит ночь, они во граде,
Прошли в блистательном параде;
Стоит Македа при дворце,
Меж колоннад, краса в венце.
Рабыни скромно, молчаливо
Ее в покои проводили,
Глаза покорно и стыдливо
Пред нею долу опустили…
И вот в покоях очутившись
Средь плотных завес, у окна,
Куда едва-едва пробившись
Луч Солнца, пурпур осветя,
На ложе к ней теплом пролился,
И мягко тонкий шелк златя,
Пред ней как будто устыдился,
Ее очей восторг ловя…
Глядя вокруг, в уединенье,
Македа возмутила вновь
Души живые впечатленья,
Что обрела, пока альков
Ее не скрыл от дерзких глаз,
Как Солнца светящий алмаз.
Пустынь бескрайние просторы,
Танцует ветер по пескам:
Как будто волны в темном море,
В барханах тонет караван.
Где шар за землю закатился,
Где синь прозрачна и чиста,
Где воздух от песка курился,
Взошла туманная Луна…
Гарем, розарий… вот ступени,
Здесь ложе грез, отрада лени,
Невольниц юных хоровод
Кружится близ прохладных вод,
И в райской куще, меж ветвей,
Поет им дивный соловей…
Блаженством жизнь повсюду дышит;
Когда взойдет средь тьмы Луна,
Сердец влюбленных голос слышит
Невольный стражник у окна:
Косматой никнув головой,
Храпит и дремлет часовой…
И вот в чертог, огнями полный,
Македа входит, страх таит,
Надежды женской взгляд безмолвный
Тревогой сердца говорит.
Седы предания, но ныне,
В ночной прохлады тихий час,
Как облака, проходят мимо
Виденья, наполняют нас.
Ведь было все от нас далеко,
И сомневаться в том грешно,
Что зрило также чье-то око,
Что нам узреть теперь дано…
Настало утро, Солнце всходит,
К царю царица гордо входит…
Чтобы проверить Соломона
Македа приготовила загадки,
Узнать пророческое слово,
Но для начала хоть отгадки.
И надо ж было так случиться
Царь все исправно отгадал.
Велев вначале облачиться
В одежды белые просторны
Пред взором медленно и скромно
Ряд див и юношей предстал…
И Соломон здесь справен был:
Мужчин от женщин отличил.
Велел кувшины он с водой
Принесть в дворцовый сей покой...
Девицы лодочкой ладони
Сложили в скромном омовенье, -
Точь-в-точь, как парусом на море, -
Умылись все без увлеченья;
Мужчины ж начали плескаться,
Небрежно, вольно умываться…
Затем Македа Соломона
Спросила внове мудрость слова:
А чтоб колодец означал,
Что камни вольно разливал,
Сам был на дерево похож,
Да все же с деревом не схож?..
На что заметил Соломон,
Мудрец, глава, всему закон,
Что хоть Царица и красна,
Но все же краски естества
Ее лицо преображают,
Красу на свет приоткрывают;
Но брови у ее служанок так тонки,
Что кистью лишь подведены.
И здесь опять-де Соломон
Был жизнью явно умудрен.
Ну и последнюю загадку
Совсем легко он отгадал,
Природный дар ему отгадку
Уму и сердцу подсказал:
Теперь искусственный цветок
От розы юной отличить
Помог ему пчелы роток
В стремленье розу опылить.
Красу и славу он Македы
Умом недюжим превзошел,
Но время близилось к обеду,
Час встречи близкой подошел.
Приняв прохладны омовенья,
В наряды знойно облачась,
Умерив сердца страсть и рвенье,
Со златом любо обручась,
Подвив рубиновые бусы
Себе в темнеющих власах,
С волненьем грации и музы
Македа мыслям предалась…
Как вдруг вбежал к ней Марк в светлицу
И в чем-то стал себя винить,
Просить прощения царицу…
Но знатный пир уж должен быть.
Открылась дверь… Царь во главе
Во всей блистательной красе.
Македа смотрит и бледнеет,
Пред нею ряд гостей пестреет…
И только лишь за дверь ступила,
Подол внезапно подняла,
Под нею плавно рыбка плыла,
Кругом нее вода была...
За шутку мило извиняясь,
Царь пригласил ее к столу,
Бледна, по кругу озираясь,
Подняв роскошную полу,
Она прошла, за стол уселась;
Но что-то больше не хотелось
С царем беседовать уж ей,
Хоть и хотел среди друзей
Ее он видеть, но она
Была ему теперь чужда.
Музыка звучно заиграла,
Прелестных стая танцовщиц,
Раскосых глаз и смуглых лиц,
Пред ними дивная предстала.
И по стеклянной глади вод,
В движеньях гибких извиваясь,
Медузам в такт и плавный ход,
Ломая руки, наклоняясь,
Красою всех они пленили,
Очаровали и затмили…
Но почему-то каждый раз,
Когда Македа пить хотела,
Сияньем ясных синих глаз
Она кругом себя глядела,
То слуги словно сговорились,
Куда-то разом расходились,
Пред ней же терпкое вино
Стояло рядом, как назло…
Да и в речах уж Соломона
Звучали сладкие слова,
Неуловимая истома,
Желанье страсти, ворожба… -
Как будто демон страстью веет,
Македа смотрит и бледнеет,
«Не уж-то в царские покои
Меня желаешь ты завлечь?..»
Царь Соломон осекся снова
И говорил такую речь,
Что силой ей не овладеет,
Но коль случится, и посмеет
Она что-либо из дворца увлечь,
То право власти он имеет…
Македа дале не стерпела,
И чтоб его совсем пресечь,
Глядит и говорит уж смело:
«Да как возможно же такое?
Что мог позволить ты себе?
Воровка ль я, иль что иное,
Не стыдно слов таких тебе?»
Пред всеми гордо поклонилась
Да с тем в покои удалилась…
Легла на ложе вся в смятенье,
Но утомленная средь дня
Тревогой, шумом и волненьем,
Заснула крепким сном, дитя.
Но долго, коротко ль спала…
Проснулась ночью, пить хотела,
Вокруг себя все оглядела,
Вдруг видит: на столе кувшин
Белеет призрачно один.
Без задней мысли подошла,
К губам кувшинчик поднесла,
Как двери настежь, всюду люд,
С собою факелы несут,
И в двери царь, смеясь, заходит,
Да речи ей любовно молвит…
И здесь иссини, словно небо,
Смотря, глаза свои Македа,
Пред ним с поклоном опустила,
Да «мудрость» всю царю простила…
Наутро всем в Иерусалиме
Об их помолвке объявили.
Но ближе к вечеру гонцы,
Македы войны, молодцы,
О смутах в Сабе возвестили.
Царица стала собираться;
И не смотря на уговоры,
Царя вопросы и укоры,
С ним объясняться и прощаться.
Но только за город, из врат, –
Как командир в купца наряд
Перед нею славно облачился,
Своих приспешников дарил,
Да восвояси отпустил,
Такой вот казус приключился.
Македа у себя купца ждала,
Браслеты давние достала,
А тот, отринув дверь шатра,
Взошел… конечно, здесь уже молчала
История нам та…
Но после на призывы Соломона,
Как думал он-де про себя,
Ему на воспитанье сына
Прислать в Иерусалим. Она,
Царя не смея оскорбить,
Поскольку мог тот уличить,
Что сын его уж так хорош,
Да больно на купца похож,
За тем того известь, казнить…
На том и кончим наш рассказ
Без увеличений и прикрас.
А вам решать теперь скорей,
Кто был кого из них мудрей!
|
|