У меня с Толиком всегда было полное взаимопонимание: он командует - я его слушаюсь и получаю за это что-нибудь вкусненькое. Вообще, я собака очень редкая - с удивительно покладистым характером. Обычно ротвейлеров надо укрощать, но в моем случае особых усилий не понадобилось. Хотя признаться, и у меня есть свои недостатки. Во-первых, у меня весьма смутные понятия о праве собственности, особенно если речь идет о съестных припасах. К примеру, по молодости мне ничего не стоило уничтожить в один присест добрую половину упаковки «Чаппи», пятикилограммовой, прошу заметить. А во-вторых, я не отличаюсь особенной аккуратностью: водные процедуры – не для меня.
Познакомились мы с Толиком, когда мне было четыре года, а ему - четырнадцать. В детской группе нашего лечебно-кинологического центра он был самым старшим. Из-за ДЦП - детского церебрального паралича – к коляске Толик был прикован с детства.
Я Толиком всегда гордился: он способный и мужественный (у нас вообще с ним много общего). Хотя когда-то я жутко боялся его коляски, все думал: «А вдруг эта махина мне лапу ненароком переедет?»
В нежном возрасте я… Кстати, забыл представиться, меня зовут Мотя, но мне больше нравится звучное «Матвей». Так вот, в нежном возрасте я прошел строгий отбор, чтобы выяснить, стану я лекарем или нет. Критериями профпригодности были: 1) любовь к детям и 2) «способность вытерпеть любую боль, которую может причинить ребенок с нарушенной координацией». Ни малейших признаков агрессии во мне не обнаружилось, и я лекарем стал.
Вообще, с ребятишками у нас занимались только незлые собаки, а наши породы значения не имели. Работали и среднеазиаты, и доберманы, и, как их там, карликовые пинчеры. Хотя нас, как и людей, различали по темпераменту. Помнится, был у нас мальчик Степа – медлительный и неуклюжий, так с ним ньюфаундленд Савелий занимался. А вот к гиперактивной Любочке приставили немецкую овчарку по кличке Чен. Чен был черный и упитанный – ростом с небольшого теленка. Цену он себе знал, ходил важный и лаял редко – в силу крайней необходимости. Зачем зря голосовые связки напрягать? Поговаривали, что на службе в Чечне он обнаружил схроны с оружием, взрывчаткой и боеприпасами. А в марте 2000 года Чен выследил главаря террористов Салмана Радуева. Потом он получил именной ошейник и пожизненную пенсию и стал работать с нами. Толику Чен очень нравился, я даже ревновал поначалу, но потом успокоился. Теперь-то я знаю, Толик меня больше всех любит.
Сейчас мы с Толиком – не разлей вода. Но так было не всегда, а начиналось все вот как.
Толика к нам в центр привезли родители. Я еще тогда подумал: что за странный мальчик? Ни с кем не общается, замкнутый, нелюдимый, боится всего. А худой был – кожа да кости! Я к нему сам первый подошел, обнюхал, и сразу ему понравился. А вот Толиковой маме, по-моему, не очень. Она потребовала, чтобы с Толиком занимался миттельшнауцер Бориска, но старший тренер порекомендовал меня – по всем параметрам я подходил больше.
Всего в нашем центре работали двадцать собак-врачей, и у каждого из нас был свой лечебный профиль. Бориска, например, большой специалист по улучшению координации движения, а такса Мила исправляла нарушения в моторике рук. Почти все мы могли «купировать приступ эпилепсии». Однако самые тяжелые случаи доставались нашим мэтрам - среднеазиатским овчаркам Гене и Кеше, они учили своих пациентов ходить. Мы вылечили многих ребят с врожденными пороками, а после трагедии в Беслане помогали маленьким заложникам из осетинской школы вновь научиться радоваться жизни…
Представляете, по началу Толик меня даже побаивался немного и почти совсем не разговаривал. Ни с кем. Наш психолог – Валерий Иванович много усилий приложил, чтобы чем-нибудь его заинтересовать. Так, начали мы с ним тренироваться на аджилити – это такой собачий бег с препятствиями. Толику было очень тяжело проходить полосу препятствий, следуя за мной на коляске. Да и пальцы его в то время еще совсем не слушались. Но он всегда был мальчиком выносливым и упорным. Я тоже, разумеется, помогал ему и всячески давал пример для подражания. Барьер я брал самозабвенно, отлично понимая произведенный при этом на Толика эффект. Глядя на меня, постепенно Толик стал делать успехи: научился ухаживать за мной - расчесывал шерстку, мыл лапы, чистил уши. И что самое интересное – начал разговаривать со мной, точно с человеком. Я слушал Толика внимательно, а слушался беспрекословно, и, в конце концов, Толик ко мне привык и привязался. Я к нему тоже.
Со мной Толик почувствовал себя хозяином, впервые в жизни понял, что он тоже может за кем-то ухаживать, а не только принимать помощь от других. Ведь с нами, собаками, такие дети, как мой Толик, чувствуют себя не ведомыми, а ведущими. Мы же не выбираем себе хозяина: слушаем того, кто с нами занимается, кто кормит и водит гулять. Поэтому мне, в отличии от некоторых людей, все равно, здоровый у меня друг или нет...
Уже после месяца тренировок Толик преуспел в хэндлерстве (так называется выставление собак на ринг), стал лучшим в нашей группе. Мы даже выступали вместе в районном конкурсе и заняли тогда первое место. Толика после этого «Нашим Чемпионом» прозвали. Потом было еще много разных соревнований и чемпионатов, и почти всегда мы побеждали.
Как-то Толик заболел гриппом. Работа, конечно, встала, а со мной стали твориться удивительные вещи. Сон пропал, даже есть не хотелось, и одна только мысль о Толике, и жизнь без Толика как-то даже мне вовсе не нравилась. А когда он вновь появился на площадке, я был готов лизаться без передышки до конца урока. И не только о потому, что я сильно соскучился тогда - я лучше всех знаю, как парализованному Толику полезно меня погладить и пообнимать.
К моему пятилетию Толик про меня стихи сочинил - юбилей, как-никак: «Я в кинологи пошел, друга Мотю здесь нашел…». Кстати, человеческие имена у нас не случайно появились. Ведь нас - собак искони и всюду зовут Шариками или Барбосами. Изредка только, да и то в виде исключения – Трезорами. Но здесь, в нашем центре, мы с детьми всегда были на равных. Для них мы не просто питомцы, для них мы – настоящие друзья, которых, возможно, у них никогда раньше не было…
Да-а, веселые были времена! Мы выступали, ездили в дома инвалидов в гости к ребятишкам, устраивали там целые собачьи шоу, наряжаясь в карнавальные костюмы. Помню, Толикова мама сшила мне костюм Артемона, а Толик был Буратино…
И чего только мы с Толиком не пережили! Можно сказать, огонь, воду и медные трубы вместе прошли. За это время он сильно изменился: из застенчивого, болезненного мальчика он превратился в, не побоюсь этого слова, настоящего мужчину - сильного и ответственного. Не даром ведь его «Чемпионом» прозвали. Его чрезмерная скромность тоже куда-то подевалась: со сверстниками, теми, что не в колясках, стал общаться на равных, мускулами обзавелся. А все благодаря чьим стараниям? Моим!
А после того, как я ушел на пенсию, Толик забрал меня домой. Теперь я живу у него. Мама Толика относится ко мне замечательно: гуляет и кормит меня, когда Толик в отъезде. Он теперь редко бывает дома. Видим его чаще по телевизору, да в газетах об его успехах читаем. Сейчас он в Афинах – на двенадцатых параолимпийских играх. Послезавтра участвует в заезде инвалидов-колясочников на 1500 метров. И знаете, я в своем Толике уверен на все сто. Лапу даю на отсечение – он победит, ведь Толик у меня настоящий чемпион!
|
|