Загадка: что есть общего у них,
Кого я перечислю по порядку?
Извилины включите хоть на миг –
Ну, постарайтесь огласить разгадку.
Я первой вам студентку назову
Из универа имени Лумумбы –
Порадовала красотой Москву –
Чудеснейший цветок столичной клумбы.
Теперь готовьтесь: называю ту,
Что следует за первой в нашем списке.
Она в Одесском аэропорту
Директор... Прочитаю без запинки,
Что третий номер в Криворожье нас,
Приводит -- в неуказанную школу...
Как раз она сейчас заходит в класс
Учительницей... Угадали? «Шпору»,
Я понимаю, вы не припасли –
И не сумели отыскать разгадку...
Еще добавлю: авторша «Земли»
Заглавная в том списке... Все не гладко?
Ну, что поделать? Раскрываю сам.
Не знал, что недогадливы настолько...
Сперва подсказку предлагаю вам:
Зовут всех выше названных... Да, Ольга...
И общая фамилия у них...
Да, Кобылянская... Ну, слава Богу,
Разгадка прозвучала... Автор книг –
Первопричина, ясно... Понемногу
Мы к пониманью факта подошли,
Что в мире помнят гордую землячку,
Коль в самых разных уголках земли
Так называют девочек...
Враскачку
Гуляли вечерами всей толпой
По улице, что то же носит имя...
Боюсь, что «Землю» мы тогда с тобой
Еще не прочитали... Колдовскими
На Кобылянской были вечера...
А здесь она сама жила когда-то
В окно глядела и любви ждала
И, презирала немца-супостата,
Румына... И когда в сороковом
Советы пнули наглого румына
Красноармейским грубым сапогом –
И стала украинской Буковина,
Писательница высказалась «за»
Публично – в украиномовной прессе...
Ее тотчас продвинули в ферзя,
Чтоб в идеологическом замесе
На классика ссылаться: коль она,
Мыслитель европейского масштаба,
Поддержка коей Сталину ценна,
Сказала «За!», то пусть умолкнут жабы,
Тот «аншлюс» осудившие вразброд...
Но наступает год кровавой тризны
Ломает судьбы сорок первый год –
И Буковина, бедная отчизна,
Вновь под пяту румына попадет...
Бесчинствовует румын на Буковине...
Уже из кресла Ольга не встает
Она парализована, но ныне, --
Считает Кобылянская, -- должна
Тем более сказать прямое слово
Протеста, гнева... Вызвала она
Злость сигуранцы... Ей грозят сурово
Военным трибуналом, но ушла
От власти короля и Антонеску
Под Божью власть, туда, где не могла
Земная -- по-румынски и немецки –
Властительницу дум приговорить,
Поскольку Высший суд над ней свершился...
А в мир ее души приотворить
Окошко до конца я не решился –
Стесняюсь... Не желала ведь сама
Над «i» расставить точки однозначно.
Нам ни осталось ни клочка письма,
Где из контекста явно и прозрачно
Дала бы знать нам Ольга, что ее
И поэтессу Лесю Украинку
Не просто дружба жгла, как уголье,
А... Ладно – дорисует пусть картинку
С сочувствием читатель до конца –
И понимает, а не осуждает
Ту, чья душа, как прежде, в Черновцах
Незримая над городом витает,
Где ежечасно кто-нибудь ее
Упоминает имя, где со страстью
Плетут актеры тонкое тканье
Из дум ее и чувств в стремленье к счастью,
Что счастью равнозначно, а итог
Всегда трагичен, ведь бессмертья нету...
Освобожденный от фашистов мог
Свою звезду сиятельную эту
На гордую орбиту вознести
В сорок четвертом благодарный город:
На Кобылянской уголок спасти,
В котором жар души и внешний холод
Любовь и нелюбовь пережила:
Ее квартиру сделали музеем,
А улица, что имя приняла,
Где бродим вечерами и глазеем,
Где тайно наполняется душа
Любовью, вдохновением и светом –
Та улица так дивно хороша...
Музей с ее рабочим кабинетом,
Ее вещами, книгами – хранит
Ее души высокой отраженье –
И эхо нежным голосом звенит,
В нас отклик пробуждая и волненье...
У гения загадочна стезя
И логика судьбы необычайна
Его простою меркою нельзя
Измерить, в нем всегда сокрыта тайна.
Сто разных «почему?» да «отчего?»
Навеки остаются без ответа...
Один Господь все знает, но Его
Маршруты неисповедимы – это --
Как аксиома... Ольга родилась,
Когда была над Южной Буковиной
Австрийского помазанника власть...
Пан Юлиан с дражайшей половиной
Квартировали в тихом городке
С названием полурумынским: Гура-
Гумора... Дом – и яблони в садке,
Язык царит немецкий – вся фактура...
Потом – Сучава, Кимполунга... Суть
Тех странствий очевиден: выживанье.
Где заработок был, туда и путь...
Высокий смысл в том тягостном скитанье:
Образованье высшее сынам –
Их пятеро в семье – с натугой дали...
-- А Ольге и Евгении? Ну, вам
Ведь замуж, это значит, что едва ли
Имеет смысл распахивать кошель...
В начальной школе годика четыре
Дойч поучите: «гутен морген, шнелль...» --
И баста... Папа с мамой не шутили --
И трое старших: Максимиллиан,
Владимир, Александр – пошли в юристы,
Филологом стал классным Юлиан,
Степан – военным... Девочек – на выстрел
Не принято к наукам подпускать...
Пан Юлиан с супругой рассудили:
-- Конечно, пусть научатся писать –
И ладно... Так сестрички походили
В начальную, а остальную всю
Потом науку добывали сами
Из книг и жизни... И Эжена Сю
Сверхмодного читали и стихами
Марали, как положено, альбом...
Все, как у всех... С одним отличьем только:
Все девушки мечтали об одном:
Замужестве – тут все кончалось... Ольга
Мечтала об ином: писать, творить,
Участвовать в общественном движенье...
С подругами об этом говорить?
Никто и не поймет ее решенье...
Держать в секрете – и читать, учить,
Глотать науки целыми томами –
И потихоньку начинать, творить,
Попробовать перо... А чтобы маме
Доставить радость, первые стихи
Ей посвятила Ольга – на немецком...
Здесь видятся особости штрихи:
Язык немецкий в обиходе местном –
Обычен – и для Ольги он родной.
На нем рассказ дебютный написала –
«Гортензия» -- и – поворот чудной:
С трудом сама его перелагала
На украинский... Так и повелось:
Сперва рассказ напишет по-немецки
Потом лишь переводит вкривь и вкось...
На украинском высшие отметки
Едва бы получала – и потом
Ее рассказы, повести, романы
Всегда, всегда в редакторе крутом
Нуждались... Ну и что? В том нет обмана,
Что украинским классиком ее
Признала просвещенная громада...
Иных ее творенья в колотье
Кидало:
-- Порнография! Не надо
В литературе откровенных тем,
Не надо страсти, ревности и боли...
Чего желает женщина – зачем
Писать, читать об этом? В странной роли
В ее твореньях женщина... Она
В них не объект желаний, а источник...
И психология ее темна –
Сплошное ницшеанство, если в точных
Оценках обозначить этот вздор,
Что пишет, эпатируя громаду
С презрением к народу... Приговор
Суров: читать те «творы» надо,
Но для того лишь, чтоб критиковать...—
Читайте, господа мои, читайте...
Ну, а ее призвание -- писать
О ценностях живой души... Вперяйте
Глаза, сердитый критик, в новый «твор»...
Но кто-то подал голос за новинку --
И вдруг умолк хулящий Ольгу хор:
Найдется ль кто, кто Лесю Украинку
Осмелится оспоривать? Она,
Всеукраинский светоч по признанью,
Той буковинкою восхищена...
Легла поддержка эта в основанье
Того литературного пути,
Который Кобылянская торила
По целине, сквозь бурелом... Спасти
Новаторшу от травли – главным было
Стремленьем поэтессы. А потом
Связала две души высоких дружба...
Давайте книги Ольги перечтем...
«Царевна», «Человек»... Привыкнуть нужно
К особым поворотам языка...
Но образы, сюжеты – искрометны...
Ее рука уверенна, крепка...
Вот "Valse melancolique"... Массивны, плотны
Литые фразы – и во всем видна
Самоотверженная честность чувства –
Со смелостью такой она одна
Себя творила средствами искусства...
В начале девяностых – в Черновцы
Переезжает Ольга... Этот город
Культуры украинской образцы
Являл и вдохновлял, давая повод
Писательнице проявлять себя
Как активистке женского движенья...
Впервые, репутацию губя,
Эротику в высоком обнаженье
Представила в «Природе»... Берегла
Стыдливость неприученных и робких:
В грозе зашифровала, как тела
Сливаются в оргазме... Ищет тропки
К тому, чтоб передать апофеоз
Набором музыкальных аналогий
Красиво, поэтично... Ну, вопрос
Естествен: эротичных апологий,
Кто прототипом в тех твореньях был?
Сама и приоткрыла ту завесу,
Признавшись, первым Ольгу полюбил
Не украинец – немец... Эту пьесу
Сыграла за границей... В Черновцах
Она любовь мучительно искала –
Раба любви... Любовь ее в тисках
Держала цепко и не отпускала.
Любить для Ольги важно, как дышать...
Объект нашелся, нежностью лелеем.
Никто не в силах Ольге помешать
Увлечься украинцем Маковеем...
В рассказе «Доля» описала шок:
Пронзила сердце с ним, желанным, встреча...
Тетрадь с карандашом... Ушла в лесок,
Писала нечто, карандаш калеча...
Написанное стало для него
Любимейшим на все года рассказом...
Поверила, что выше ничего
Нет той любви, в которой стали разом
Великими и Осип и она –
Что та любовь литературы выше –
И для потомков более ценна,
Чем творчество... Не видя и не слыша
Ничьих резонов, ринулась в любовь,
Как в омут, затянула Маковея,
Поэта и редактора...
-- Нет слов, --
«Природа» упоительна, -- краснея,
Редактор «Буковины» Маковей
Ей разъяснял отказ в публикованье,
-- Но слишком откровенно, ей-же-ей...
Не в этом ли причина угасанья
Горячих чувств к несмелому ему...
Как личность и писатель он помельче,
Моложе Ольги... Все пришло к тому:
Вдруг поняла, что разошлись далече
Пути их душ, а, значит, и телам
Соединяться скучно и нелепо...
-- Прощайте! -- Осип молвил Черновцам
И милой Ольге Кобылянской... Лето
Их счастья разлетелось на клочки,
Уехав, Осип Маковей женился...
А у нее сезон глухой тоски –
Возможно, что любимый ей приснился...
Она не вышла замуж... Никогда
Уже никто из всех мужчин планеты
В писательницы зрелые года
В ней не зажжет те чувства, что воспеты
В ее новеллах пламенных, но к ней
Приехала Лариса... Поэтесса,
Чья дружба становилась все нежней
И все нужней обеим, но завеса
Здесь будет мной опущена... Не всем
Дана способность понимать другого –
И эту тему исключу... Затем
Иного важного коснусь немного...
Мечтала, что возьмет в репертуар
Театр спектакли по ее новеллам,
Но сценаристу равный с нею дар
Был надобен – таким, настолько смелым,
Никто себя при ней не проявил...
Когда ушла, в театре Черновицком
Спектакль «Земля» поставлен все же был
Идет с успехом много лет... Привычкам
Ходить в театр еженедельно мы
Обязаны и Ольгиным спектаклям,
Что наполняли мыслями умы
И пробуждали чувства в нас – не так ли?
Был режиссер отважный – Василько
(А может быть – Василько), что и «Землю»
Сумел на сцену вознести легко --
(Сижу – и затаив дыханье внемлю) –
И «У недiлю рано...»... Перевод
Заглавие лишал очарованья
И огрублял... Ее душа живет
И в ритме поэтичного названья,
В его аллитерации самой,
В мелодии неуловимой: «... Зiлля
Копала»...
Старый снимок... Был зимой
Наверно сделан... Темные носила
Глухие платья Ольга... Тот же стиль
У Леси, что порывиста и нервна...
А Ольга, руки тонкие скрестив,
Задумалась... Об Осипе наверно...
|
|