«Мужчина» и «женщина» или «детские» игры.
Анатолий Антонов.
Новелла.
«О, Мэри, Мэри, Мэри, как трудно в э се сери, пока смотрел багдадский вор, а русский вор кальсоны - СПЁР!». На последнем слове Ленка делает ударение, тыча пальцем в грудь «водилы» и - все бросаются в разные стороны, от догоняющего. Причём – вот же штука! – палец считающего никогда не заканчивает отсчёт на собственной персоне, но неизменно останавливается на ком-то, наименее расторопном, что, в общем-то, было разумным: зачем игру начинать, если она тут же, через несколько секунд и закончится.
Текст считалки был взят из, хотя и примитивного, но весьма популярного тогда (пожалуй, уже много лет назад) анекдота, ненавязчиво утверждавшего, что в СССР самые лучшие не только балет и ракеты, но и – воры. (Для тех, кто не знает. Давным-давно, когда в кинотеатры ещё ходили, в одном из них показывали фильм «Багдадский вор». У американского дипломата (мечты о демократическом обществе существуют очень давно) от кальсон (носили когда-то мужчины подобные изделия) отделилась нитка. Сзади сидящая наша пенсионерка ту нитку увидев, подобрала и начала мотать в клубок. В результате кальсоны с американца смотала полностью. Несчастный дипломат, придя домой и не обнаружив на себе кальсон, написал жене в Америку письмо: «О, Мэри, Мэри, Мэри!…» – далее читайте считалку.) Народ с удовольствием и весёлым сочувствием смеялся над незадачливым американским дипломатом и, подбадривающе, над хозяйственной советской бабулькой, нечаянно ставшей национальной героиней. А ведь она просто смотрела любимый тогда всеми кинофильм и ни о чём героическом не думала. А если бы подумала? А если бы это была не бабулька? Словом: «Простые советские люди – повсюду творят…» – заканчивать это утверждение теперь как-то и неудобно, а ведь когда-то…
К счастью, сельской ребятне, с поразительной точностью нашедшей достойное применение ключевой фразе из политического анекдота, все эти рассуждения в голову не приходят. Не обращая внимания на азартные крики за спиной, Ленка, и Андрей за ней, бегут по улице, в сторону дома Андрея.
Ленка на год, а то и более, старше всех пяти-шестилетних пацанов, живших по соседству друг с другом. Потом, она уже закончила первый класс и, конечно, немного нос задирала, но по сложившейся, ещё дошкольной привычке, с ними «водиться» продолжала. Она была единственной девчонкой в компании ребят, но даже на роль равноправного участника этого общества никогда не соглашалась. Она стремилась только верховодить и своего добивалась практически всегда. В «догонялках» – считала обычно она. В набегах на колхозные сады – она всегда шла впереди и первая, со сноровитостью кошки, лезла на дерево. Она ни в чём никогда не выказывала усталости, а самые жуткие истории: о покойниках, о ведьмах и прочей мистике (преподносимые в темноте жутким, «замогильным» голосом) – рассказывались именно ею.
Вот и сейчас. Ленка первая, мелькая босыми пятками, побежала в этом направлении, дёрнув Андрея за руку, и он, невольно подчиняясь, припустил следом.
У калитки дома родителей Андрея, учителей местной школы, Ленка остановилась:
- Слухай, Андрюха! А давай пойдём к тебе в солдатиков играть? Пущай они бегают, а мне чой-то не хочица.
Андрей приготовился было высказать ей активное согласие (не так часто баловала его Ленка своими посещениями), но она уже открыла калитку и шагнула во двор.
Дом и двор видом своим и устройством заметно выделялись из общего ряда стоящих рядом: во дворе меньше мух, меньше хозяйственных построек, не слышно привычного по сельским меркам хрюканья свиней, не чувствуется присутствие коровы, злой собаки на цепи. Правда, в тени высокого крыльца на сваях во дворе лежит Герда (вначале думали, что это Герд, ну, а когда разобрались, месяца два спустя, так и оставили, только с поправкой на истину). Герда, как и положено истинной сельской собаке, «смесь бульдога с носорогом», но роста она высокого, чёрная, с белыми пятнышками бровей. Главный минус, он же плюс – абсолютная доброта. Никто ещё не видел, чтобы она на кого-либо злобно лаяла, ну а «брехать», особенно по ночам – это она умела.
Ленка знает, что родителей Андрея дома нет, он успел козырнуть этим фактом недавно на улице. Она спокойно, по-хозяйски садится на дощатый пол веранды, скрещивает ноги.
- Ташши солдатиков. – И когда Андрей приносит две коробки с крашенными в зелёный и красный цвета алюминиевыми войсками, задаёт ещё один вопрос. – А где лисапед?
- Лисапед? – Андрей старательно подыгрывает ей, хотя и умеет говорить правильно, и с недоумением смотрит на Ленку. – Ленка, ты ж знаешь, папа неделю запретил его брать.
Да, был такой конфуз. Неделю назад родители сделали Андрею роскошный подарок – четырёхколёсный велосипед. Четырёхколёсный, но – точная копия взрослого, а два маленьких колёсика по бокам заднего стоят временно: научился ездить, и снимай их, гоняй на двух. Но настоящую оценку ему могли дать только коллективно, на улице. Причём желающих попробовать себя в роли экспертов хватало настолько, что самому Андрею времени на испытание новой техники почти и не доставалось. На что он совершенно не был в обиде, наслаждаясь новым для него ощущением триумфа владения. Но позавчера случился конфликт.
По улице, несусветно пыля и сигналя, быстро катила грузовая машина. Она уже проехала ребят, как вдруг, метров через двадцать, резко свернула с дороги и въехала бы в соседний забор, да помешало дерево. Акация устояла, а из машины повалил столб то ли дыма, то ли пара. Причём водитель из кабины так и не вышел, а спал, обхватив баранку пьяными руками, и набежавшие взрослые едва вытащили его оттуда, упирающегося и жутко матерящегося.
Произошедшее на их глазах потрясло всех, и Андрей, наскоро подкатив велосипед к воротам, почти не отстал от мальчишек, и все они, в немом изумлении самыми первыми окружили и дерево, и останки машины. Не так уж много времени пробыл там Андрей, а когда вернулся к дому, тихий ужас поставил торчком каждый волосик на его стриженой «под ноль» голове – велосипеда у ворот не было.
Минут двадцать метался он (вместе с пацанами) по улице, обуреваемый самыми разными мыслями и чувствами, но, когда понял, что толку не будет, а потерянное не вернёшь и не скроешь, съёжившись в комочек, пошёл в дом. Его не стали мучить, и велосипед показали сразу: папа Андрея тоже вышел на шум и, увидев у ворот бесхозный агрегат, занёс его. Но, как было заявлено Андрею в воспитательных целях, раз не умеешь следить за вещью – учись, прав на велосипед ты лишаешься на неделю.
Это был, конечно, удар, но Андрей и вся уличная ребятня приняли его стойко, признав лишение где-то справедливым. Но Ленка… - как ей откажешь?
- А давай так, Андрюха, - видя его колебания, пришла она на помощь. – Мы поиграем в солдатиков, и если ты выиграешь – ты хошь бери лисапед, хошь не бери, а если я выиграю – я катаюсь по двору.
- Ладно, давай. – Секунду подумав, соглашается Андрей: это же надо у него ещё выиграть, и потом – ведь только по двору, запрет он нарушит всего наполовину, а может и вообще игры их закончатся до прихода родителей.
Ни единого шанса не дала ему Ленка, и «войска» Андрея были разбиты за одну минуту:
- Ташши лисапед.
У никак не ожидавшего такого нахальства Андрея даже отвисает челюсть, но… был уговор.
Она долго кружила бы по двору, поглядывая в сторону ворот, но, в очередной раз победоносно прокатив мимо Андрея, неожиданно останавливается:
-Давай ишшо.
Андрей было взялся за солдатиков, но Ленка его останавливает:
- Не, Андрюха, давай в другое играть.
- Давай. А во что?
- В проститутку.
- А как это? Я не умею.
- Я научу.
Ленка заходит под навес крыльца, садится рядом с Гердой на землю, стаскивает с себя трусики.
- Иди сюда, смотри, – зовет она Андрея.
Она задирает подол блеклого платьица, растопыривает худосочные ноги с грязными, в ссадинах, коленями, затем опрокидывается на спину:
- Я проститутка, а ты должон меня тыкать. Понял?
Андрей с ужасом и восторгом смотрит на начало игры, в низу живота появляются незнакомые прежде ощущения, впрочем – приятные. Внезапно пересохшими губами шепчет – «Понял», ничего, однако, не поняв. Но, тем не менее, подходит к Ленке вплотную. Пристально вглядывается во что-то там у неё между ног розоватое, незнакомое.
- Чо стоишь? Снимай трусы, ложись на меня. Ты должон попасть вот сюды. – Она показывает ему пальцами обеих рук.
Андрей приспускает трусики, неуклюже становится коленками между её ног, затем ложится на Ленку.
- Ой, ну вот неумеха! – Совсем по-взрослому, с соответствующей интонацией говорит Ленка и елозит по земле тощим своим задком. – Ну вот сюды , вот сюды ты должон попасть. Ну вот. Чуешь? Попал?
Андрей говорить не может. В груди какой-то жар, а потом он чувствует: куда-то там он и в самом деле попал. Андрей кивает стриженой своей головой и только смотрит вопрошающе в непривычно близкие, из-под рыжих ресниц, а оттого ещё более яркие, зелёные глаза Ленки.
- Ну вот, попал?
Андрей опять утвердительно кивает.
- А теперя, - она ящеркой, вбок выскальзывает из-под Андрея, - а теперя я проститутка. А проститутка всё могёть делать.
Она, забыв о брошенных на земле трусиках, выбегает к велосипеду, седлает его, кружит по двору.
- Я теперя могу кататься сколь хочу. И даже, - она чуть запинается, - могу на ём домой уехать.
- Нет, Ленка, нет!
«Проституция» моментально выскакивает у Андрея из головы и, выбежав из-под крыльца, он перехватывает Ленку на пути к калитке, крепко вцепившись в руль:
- Папа запретил…, ты же знаешь… Совсем заберёт, и никто не покатается.
Ленка молчит сидя в седле, только презрительно щурится на Андрея. Затем медленно слезает с велосипеда и медленно же, направляется к калитке.
- Ты куда, Лен?!
- Домой.
- Подожди! А хочешь, я тебе саблю новую покажу? Настоящую. Мне её только вчера тёть Надя и дядь Костя привезли.
Ленкин, и без того медленный шаг, замедляется ещё более. Затем она останавливается. Не поворачиваясь к Андрею лицом, чертит что-то по земле пяткой. Андрей пулей вбегает в дом, затем обратно.
- Вот, смотри.
Ленка, не торопясь, поворачивается к Андрею, и глаза её моментально вспыхивают двумя изумрудами.
Ещё бы! Совсем не важно, что Андрей босиком, что на нём не второй даже свежести трусики и майка, но зато с плеча через грудь, на чёрном кожаном ремне с левого бока висела самая настоящая, сияющая лаком на солнце, сабля. Чёрные, чуть изогнутые ножны, рукоятка с красивой предохранительной пластиной для пальцев – всё дразняще манило к себе, просилось в руки.
Андрей взялся правой рукой за эфес, чуть вытянул саблю из ножен, чтобы продемонстрировать белизну клинка, затем резко, с треском вогнал саблю обратно в ножны. И вдруг – молния сверкнула в его вытянутой руке!
- Во! Смотри, Ленка!
Он с размаху рубанул по росшему рядом сорняку. Деревянный клинок с довольно толстым стеблем справился легко, срубленная часть отлетела в сторону.
- Дай! Дай мне!
Ленка требовательно тянула обе руки к сабле:
- Не, мне всё дай. Через плечо.
Одной рукой схватив саблю, другой она нетерпеливо стаскивала ремень ножен с Андрея. Осторожно надела всё на себя и, почему-то потупив глаза, медленно прошлась по двору. Затем – прыжок к кустам, саблю из ножен и – по мелким веткам, по крупным! Срубленные листья, кусты, ветки так и сыпались вокруг неё. Наконец, с ликующим криком остановилась, повернула запотевшее лицо к Андрею, правая рука с саблей победоносно вверху. Улыбающийся Андрей перевёл свой взгляд с довольного её лица на саблю и… на глаза навернулись слёзы.
- Ленка! Посмотри! Что ты наделала с саблей!
Да, клинок, конечно, пострадал. Он был уже не серебристо-белый, а в сплошных зелёных полосах, а кое-где и в зазубринах. Ленка опустила руку с саблей, посмотрела на выщербленное лезвие, на вот-вот готового заплакать Андрея, пожала плечиками:
- Ха! Да што эт за сабля, если она и траву не рубит.
С презрительной гримасой, с хрустом пихнула саблю в ножны.
- На. Я домой.
Пошла под навес крыльца, подняла лежащие на земле трусики, посмотрела на застывшего Андрея с саблей в руках. Не спеша задрала платьице, прижала к груди подбородком, не спеша натянула трусики. Опять посмотрела на странно молчавшего в отдалении Андрея.
- Пока. Приходи.
Но Андрей этих демаршей её не видел, слов не слышал. Откровенные слёзы стекали у него с носа, с подбородка. Прямо на новую саблю в руках, в чёрных, блестящих ножнах, из изогнутого, разошедшегося по швам конца которых выглядывал клинок: белый, с зелёными полосками. Вставленный в ножны изгибом наоборот, с хрустом.
|
|