Первой любви ЭПИГРАФ Когда давно забытое названье расшевелит во мне, внезапно, вновь, Уже давно затихшее страданье, Давным-давно погибшую любовь, - Мне стыдно, что так медленно живу я, Что этот хлам хранит душа моя, Что ни слезы, ни даже поцелуя - Что ничего не забываю я. Мне стыдно, да; а там мне грустно станет, И неужель подумать я могу, Что жизнь меня теперь уж не обманет, Что до конца я сердце сберегу? Что вправе я отринуть горделиво Все прежние, все детские мечты, Всё, что в душе цветет так боязливо, Как первые, весенние цветы? И грустно мне, что то воспоминанье Я был готов презреть и осмеять... Я повторю знакомое названье - В былое весь я погружен опять. И. С. Тургенев • • • Проходят года. Не жалея кнута, их пастырь небесный гонит. Но память дана. И вот уж среда сулит не четверг, а вторник. Потом - понедельник. Затем - Первомай. И скоро - Восьмое марта. Чист дымоход: старый сарай вновь занесен на карту. Нечем топить. Нечем платить: рано платить за счастье. "Любил" превращается в "буду любить", "Прощай" возвращается в "Здравствуй!" "Как вы сказали? Наташа? Меня? Меня величайте Павлом". Здесь - разворот: с этого дня дорога лежит обратно. "Можно на ты?" - "Ну конечно, валяй". - "Ты куришь?" (Я снова курящий.)- "Да, "Стюардесса". Это? Коньяк. Да, КВК. Настоящий. Подарок отца. (Как узнает - прибьет!) Попробуй". - "Давай". - "А знаешь..." Тему меняешь и исподволь рот под поцелуй подставляешь. Поцеловались. Переплелись. Жизнь не мила друг без друга. Мгновение, милое, остановись! Не шевелись! Ни звука! "Ты мне еще в школе..." - "Потом!" Прочь колебанья! Не боги!.. В кой это век во владеньи твоем - девичьи руки и ноги. Не получилось. С очнувшихся губ слетела протеста нота. Овцы на месте: первО- родный блуд не дал продолжения рода. • • • Комната. Стол. Две кровати. Торшер. (Был ли торшер? Не помню.) Гитара. Поэта, что в "Англитер" смерть сочинил, томик. Рядышком - стул. А под стулом - носок. Мой ли? Чужой? Рассудим. Белый до боли в глазу потолок. (Эту бы боль посуде.) Белый, как снег, что в стране, где +100, негр во сне видит. Белый, как груди у Мерлин Монро (если не врал видик). Белый, как зуб, что с главой выдает лучшего в мире дантиста. Белый, как мысль (наплевать, что орел печень клюет) оптимиста. Белый... А впрочем, довольно. Вставай. Хватит валяться. Друга тоже буди... ("Коля!" - "Отстань! Рано еще".) Белугой в ухо плывет чья-то бензопила. Встал. Огляделся. Вспомнил! Господи! Го... Неужели ушла?! ("Коля, проснись!" - "Да пошел ты!") Что это было? (А было ль?) Ответь- те! Ну хоть кто-нибудь! Люди! Надо бы первый этаж осмотреть, может быть, там... Забудьте! Забудьте, глаза! Забудьте, слова! (Не говорил! Не слыхала!) Свернись - не позорься! - обратно губа: ты пустоту целовала. А что... если... Нет! Да вы что!! Он же - ОН!!! Чтоб до такого допиться!.. Вышел на улицу: дача, балкон... "Здравствуй!" - кричат девицы. • • • "Ой, помогите! Уронишь!" - "Держись крепче". - "А ты потише едь". - "Хорошо". - "Ой, смотри-ка: мышь! Мышь, говорю. Видишь?" - "Вижу. И что?" - "Так. Ничего. Просто... А знаешь, мама мне разрешила сегодня ночь всю провести с вами: с братом, с Оксаной, с Колей, с тобой... В общем, сегодня можно будет... Куда ты? Чего ты? Постой! Ай! Упаду! Осторожно!" - "Крепче держись! И не боись: не уроню! Уж больно мне дорога твоя грешная жизнь..." - "Грешная? Ай! Больно!" - "Больно чему? Попе?" - "Нахал!" - "Да, и циркач. Так что же? Я ведь неделю этого ждал!" (И целую вечность тоже! Я ведь еще никогда и ни с кем не был настолько близок...) - "Тише, пожалуйста". - "Слушаюсь, сэр! То есть - мадам!" (Призрак! Рваный сапог! Пыль с сапога! Сотая доля пыли! - все мое прежнее, все мое "я", все мое "жили" и "были"!) - "Ой, это кто? Трясогузка? Она?" - "Нет, Соловей-Разбойник!" - (Что бы придумать, чтоб порцию сна солнцу удвоить?! Утроить!!! Удесятерить!!!!!!!!!! Так как губы ничьи своим еще не называли меня.) "Как красиво вокруг, посмотри!" Смотрю. И кручу педали. • • • Предметы всё те же: кровати, торшер... (Был ли торшер? Вряд ли.) Вид за окном неопрятен и сер. Плюс ко всему капли взор размывают. "Ну что же - за дам!" (Им по пятнадцать. Семнадцать... Боже, семнадцать! Кому это? Нам?..) - "Ну, будьте здравы!" - "А танцы?" - "Мы не пойдем". - "Да и я не хочу". - (Ах, Коля, Коля...) "Коля..." - "Что?" - "Ничего. Оставайся". (Свечу будешь держать.) Доволен братец ее: как-никак - не одних нас оставляет на даче. "Коля, еще?" - "Ну а как же! Плесни!" - ("Я не могу иначе".) Радио. Песни. - "ХVII-й век!" - "Ну, будьте здравы!" - "Ты тоже" - "Всё. Мы пошли. Наташа, чтоб без..." - (Дать бы тебе по роже!) "А посошок? Не пущу". - "Отвяжись". - "Не отвяжусь. Ну-ка!" - "Ладно, давай". - ("Я люблю тебя жизнь!") "А-ах! Хороша штука!" - "Всё. Мы пошли". - "До свиданья". - "Adieu!" - "Наташа, смотри..." - "Ой, Дима". - "Ты не волнуйся. Я посмотрю" - (Коля посмотрит - дивно!) "Ну, и на что же смотреть будешь ты?" - Хлопнула дверь. Свалили. - "Да ни на что. Катайте шары, как у себя в квартире. Жалко мне что ли". - "Бесстыдник. Пошляк". - "Ой! Ну, а сами-то! Сами!" - "Будешь?" - "А то!" - "Так нормально?" - "Верняк". ("Бони..." поет: "Sale...") • • • Пол. Полумрак. Полусвет. Полутел двух отражение в лаке. Прячутся пальцы в предместье колен, спасшимся бегством платьем покинутом. Пятки одна об одну. холод в тепло обращая, трутся. Летит без оглядки к бедру колких мурашек стая. И нет бы - залечь на кровать, сбросив все, укрывшись друг другом и пледом. Но мозг - не о том, о другом, о своем, о неудобном, о детском: "Я никогда. И она никогда. Хоть не в иголку, а все же..."; "Я никогда. Он не раз и не два... Сам говорил. Боже! Что я могу? Ничего! Засмеет! Скажет..." ("Не боги! Смелее!") "Может быть, ляжем?" - "Зачем?" - "Я замерз". - "Ляжем". - "Скорей!" - "Скорее!" - Если б не Колю поить - баю-бай! - и нам бы хватило водки... - "А помнишь, как в первый?.." - "Не вспоминай!" - ...рвались бы колготки! И глотки кричали: "Ты мой!", "Ты моя!". Поцелуй не знал бы границ и пауз... - "Сними". - "Не хочу". - ...заплывая за буй, впивался б в межбедренный хаос. "Ну почему? Почему? Почему?!" - "Ну хорошо". - "Ну слава..." - "Прочь! Я сама". - "Дай помогу". - "Прочь! Я тебе сказала". Заколка, с сирени слизавшая цвет. Рубашка с пятном у запястья. Пол. ПолувЕр. Полу-я. Полусвет. Полу-она. Счастье. • • • - Ну-с, приготовились. Дубль второй. (Лето. Жара. Съемка.) Юный любовник дрожит под тахтой. Мужу жена - кротко: "...а достирав, прилегла на часок: сном меня всю обуяло. Вас не ждала я так рано, милорд..." - "Значит... - Муж пьян. - ...стирала?" - "Так. Пустяки. Две сорочки, камзол..." - "Что-о?!" Понесла ахинею! - Оля, камзол не стирают! - Пардон! "Чистила". - "Щеткою?" - "Ею". Входит служанка... - Оксана, ты где? Входит служанка... С-лу-жан-ка... -Ой, извините, бегу! "Кхе-кхе-кхе". - "Что еще там?" - "К вам дам". - "Дама?!" - "Ага". - "Кто такая?" - "А черт... то есть... а бог ее знает". "С лестницы! В шею! Под поезд! За кос- мы!" - Ну, всё. Вылезаю. Мне надоело. - Куда ты? Посто... "Ой! Эт-то что такое?" - "Сударь, к вам дам-ма... Ма-ма..." - "Родной! Не виновата я!" "Оль-ля! Как ты посмела?!" - "Привет, господа! Доброго вам... Василий?!! Так я и знала! И ты, брат, туда..." Супруга! Любовницы!! Вилы!!! "Что происходит?! - хозяин вскричал. - Кто эта дама? Кто этот голый небритый опухший нахал?!" - Паша, давай пистолеты! Лето. Шесть соток. Краснеющий бор. Ветер, ласкающий заводь... Кончилась водка - снимаем кино. Камера - добрая память. • • • ...так мне казалось. А впрочем, валяй - влеки меня в топь лукавства. разум проворный, за коим Маклай с Миклухой собрались бы разом в дальний поход. Ум мой редок, цены нет ему... Что ты смеешься? Что ты хихикаешь, дочь сатаны? Думаешь, это все ложь, да? Думаешь, я дурачина какой? Просто какой-нибудь Филя? Нет! Я - мыслитель! Я - Лев! Я - Толстой! Я тот, кто "Легенду о Тиле" сложил; тот, кто "Эврику!", сев на горшок, ученую дикому миру выложил, как под печать протокол с известьем: очистить квартиру. Сиамский мудрец! Предводитель волхвов! Великий проныра Чикуид!.. Снеси на помойку свои два в одном: во мне их за тысчу будет! Во мне... Ну да ладно. Устал я. Сдаюсь. Трубите отбой, янычары! Вы отсмеялись: сточились по грусть бравые ваши кинжалы. - Всё, мне пора. Поднимайся. Пошли. - Сколько уже? - Двенадцать. - Счас. Прикурю. - На меня не дыми. - Элементарно, Ватсон. А по дороге: - Ты любишь кого..? - Что? - Ты кого-нибудь любишь? - Да. - И кого же? - Тебя одного. - Шутишь? - Ни капельки! - Шутишь! - Ну... - перед самым порогом: - ...а ты? А я ей ответил круто: - Кроме себя - никого, извини. (Вернитесь назад на минуту.) • • • Лето в зените. Купаемся. Пьем. Она - кока-колу, я - пиво. Взор устремляется за кораблем - тем, что рука устремила моя в дальний путь. Это первый его. Да и последний, к несчастью: Скоро наступит его Ватерло... "О! Кто идет к нам! Здрасьте!" - "Здравствуйте, мистер! Хелоу, мадам! Что? Корабли пускаем?" - (Где-то вдали Пиаф: "...грегорьян...") "Да, так сказать. Отдыхаем". "Ну, отдыхайте". - И дальше пошел (похмелье не знает застоя). Временем этим бумажный гандол вышел в открытое море. "Знаешь, а я ведь скучал по тебе". - "Шутишь?" - "Ни капельки". - "Шутишь". - (Герой - по тебе, а пиит - по главе прошлой.) Развернут кукиш. Счет на табло... "Быть не может. Когда? День лишь один не встречались". - "Этот один мне - как нож, как "Нева" (лезвие) к горлу!.. Ales!" Следом - молчанье. Кораблик плывет - медленно, шатко, но все же. Дама с собачкой, как дьявол и черт, одна на одну похожи, подле стоят. Сигарета в зубах (ныне - трофеи дантиста). И как среди ясного неба: Бах!! Выстрел! На помощь! Убийство! "Нет, не на долго - недели на две". (Она уезжает! Гибель!) Дьявол с собачкой подходят к воде... "Стойте!.." Ну всё! Утопили! • • • Что ж, уезжает... Поеду и я. Она - через сутки. Я - завтра. Впрочем... Сегодня! Сбирайся, родня! К бабушке едем - в Рапла. "Билеты купили?" - "Ага". - "И когда?" - "Вечером. В девять поезд". Коля с усмешкой: "Ах, да - среда. - И следом: - За это стоит!" "С кем?" - "Сам с собою... С теткой. С сестрой двоюродной..." Как проверишь? Обе живут за иною горой, куды... "А когда приедешь?" - "Надо подумать". - Придумал. Сказал: "Двадцать девятого, где-то". Вздрогнула: "Значит..." Ответный удар произведен! Победа! Как по-другому. Я тоже с усам, и я, чай, не пальцем единым! Она, понимаешь, ту-ту, к дедам, а я во свои палестины?.. А я восвояси, один как перст? Как братец Иван без Алены? Как Юрий Никулин без трех невест? Тем более - жен?! Что вы! Нет, дорогая. Пускай лишь в листах, лишь на словах мой выигрыш. Но волей-неволей другому шах, коль мат пред собою увидишь, поставишь. Что делать? Простите, ваш ход. (Простите мне эту шалость: не мною игра введена в обиход под именем Месть...) Встала. "Значит, - шепнула чуть слышно мне. - Больше мы этим летом..." Карты в руках. Я на белом коне, но... никуда не еду. • • • Победа: веранда, приемник, тахта, крылья и кровь на газете (муха, аминь!). 20.30. Среда. Сергея Есенина плети секут крышу дома (Антонов, давай ври про "...тебе взгрустнется"). Небо грузиноподобно: "Вай! Где ж ты мое солнце?" Победа: два ломтика хлеба, сыр, Голландии что не снится. Не снится и Берну, в который Штир- лиц послал отравиться Плейшнера... Ветви скребутся в стекло... Неужто грозы испугались?.. Как настроение? - спросите. - В-во! - воспрянет большой палец. "Времени - десять. Ты слышишь?" - "Угу". - (Час, как несет поезд меня самого, тетку, сестру...) "Павел, имей же совесть". - "Мама, уйди". - "Что - уйди? Выключай. Или - потише..." - "Ладно". (А проводница: "Кто будет чай?" - Ее бы натурщицей - к Пабло.) Победа! Одиннадцать. Силы исход. "Что бы придумать такое?" "Ах белый... - А дядя - шутник! - ...теплоход". Ага, самолет! Каноэ!.. Велосипед! Превосходно! Но где? Может, украсть у соседа? Ребус, шарада, кроссворд, буриме... Точно! У Васьки! Еду! Молния. Ливень. Субботник в аду! Хичхок демонстрирует слайды. Тень промелькнула. "Ты кто??!" - "Вельзевул!.." Суворов форсирует Альпы!
|
|