Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божиими.
Евангелие от Матфея.
Опять пожар, и бедный мир
Горит, пылает по вине всех тех, кто спал.
А. Непомнящий
Я сидел в углу палатки, прикрывшись старой, дырявой мешковиной, и плакал. Из дыры в углу тянуло запахом гниения - запахом войны. Наверное, в этом есть тайный смысл - запах войны... Меня постоянно задевали, толкали, просили что-то... но я их не слышал - сейчас я находился в ином мире. Я плакал. Вносят еще одного раненого... за тем ящиком умирает беременная женщина... Жестокие картинки войны сменяли друг друга, словно в кино. Я уже не чувствовал ни жалости к окружающим, ни сочувствия к кому-либо вокруг. Я просто плакал.
Когда я прибыл в лагерь беженцев, то еще был полон энтузиазма, но сейчас...
*
Я не убивал чеченцев, не сидел на крыше со снайперкой, не минировал жилые дома. И в итоге оказался убийцей не меньшим, чем правительство, посылающее солдат на глупую войну.
Со всех экранов только и слышно: "выборы", "политика"... Слова, которые ничего не значат для тех, кто осмелился открыть мне душу... Что могут слова противопоставить пуле? Как ОНИ могут словами утешить мать, не желающую отдать тело сына на погребение, ибо он - это все что у нее было?
Со всех сторон меня окружали стонущие и плачущие люди, потерявшие в этой глупой войне родных, знакомых, близких... Отдавшие своих сыновей, внуков, мужей на кровавую и бессмысленную бойню.
Не выдержав, я встал и вышел из палатки. Под ногами у меня листва. Кажется, что она оживает и превращается в реку. Реку забвения и слез.
В изнеможении я поднял воспаленные глаза к небу. В небе облака танцуют жуткий рок-н-ролл войны. Такое ощущение, что абсолютно все пропитано здесь "чеченскими ужасами".
Однажды, майор Петр Петриенко рассказал мне о том, что не может нормально спать. Потому что не видит снов. Прежде он видел лишь один сон: каждую ночь его солдат вновь и вновь подрывается на "лягушке", совершая ночную вылазку вместо майора. После недель тренировок Петр заставил свой мозг не видеть сны по ночам. Так один кошмар сменился другим.
Я вновь не могу сдержать слезы.
Опять в воздухе чудится запах горелого мяса. Нет. Здесь не может быть... Здесь вообще нет оружия. Просто я уже отравлен этим воздухом, как ядом кураре, как сырым фугу... Парадокс, но я, не сделавший ни одного выстрела, не видевший ни одного боя, отравился этим воздухом только от одних рассказов. Теперь я обязан донести до народа правду, должен найти противоядие от войны.
Я - наркоман. Мои наркотики - рассказы о войне. Я разрушаю ими свой мозг. Я их ненавижу. Но не могу остановиться. Каждая их фраза - дикий стресс для моего воспаленного сознания. Каждая история - нервный срыв.
Там, в "реальности", сержант Денис Петров, собираясь в Чечню, говорил, что на любую, самую великую любовь всегда найдутся свои пули. Пули из слов и поступков, пули из денег... Затем он попал в плен. Родным сообщили: пропал без вести. Его жена все равно отправилась "на войну". Искать мужа. И нашла. Сама. Во дворе одного чеченца. В яме. Бросилась к нему... И тогда, рассказал Денис, он понял, что самое разрушительное для любви - это не пули слов. Это свинцовые пули, автоматной очередью пересекающие тело любимой, тело, в котором зарождалась новая жизнь.
Там я любил петь: "make love, no war". Но здесь, под пулями, когда узнаешь подобную историю, то понимаешь истинное значение этих слов.
Но нет. Я же сейчас в безопасности. Я ведь даже не был на войне. Все нормально, вот ходят люди - беженцы. Здесь безопасно.
На следующий день после нашей беседы с сержантом он покончил с собой. А еще через неделю, на его могиле, я увидел немолодую женщину. Стеклянными глазами, опухшими от слез, она смотрела на надгробие...
Почему все так? Приехав в лагерь беженцев за смачной историей для желтой газетенки - оказался в самой гуще войны. В самом ее центре. Здесь нет оружия. Здесь нет взрывов и окопов. Здесь есть люди. Реальные живые люди. Я приехал сюда за историями, а получил... Иногда мне кажется, что я был на той войне. Да я и сейчас там нахожусь.
*
Я не заметил, как он подошел ко мне - этот пожилой мужчина с изможденным лицом. Его борода размеренно колыхалась на ветру. Внезапно на меня накатила волна умиротворенности и спокойствия. Тепло разлилось по всему моему телу - так красное вино струится по венам, стремясь достичь трепыхающегося сердца.
Странно. Я не испытывал этого чувства с тех пор, как впервые ступил на территорию лагеря.
Сейчас я попрошу этого почтенного человека уйти. Не хочу больше историй. С меня хватит. Так не хочется упускать это чувство умиротворенности, неожиданно поглотившее меня.
- Нет-нет, - опередил меня незнакомец, - я пришел не рассказывать истории.
- А зачем же?
- Просто мне это нужно. Да и тебе тоже.
- Вижу, что вы повидали жизнь. Скажите, почему все так? И кто вы?
- Не мне судить, Алексей. А зовут меня Петр. Просто Петр.
Я почему-то вздрогнул, услышав это обычное имя.
- Вот твой ключ... - сказал он и взял мою руку.
На моей ладони лежала маленькая металлическая полоска, в которой, казалось, отражалось все небо. Тепло, исходящее от нее, сливалось с теплом моего тела. Мы были едины с этим ключом.
- Если есть ключ, то должна быть и дверь, - сказал я.
- Вон она, - ответил мой собеседник и властным жестом указал на неказистую перекошенную дверь. Она стояла прямо на дороге и, на первый взгляд, никуда не вела. - Главное - точно знать, на какой вопрос ты хочешь получить ответ.
Он уходил от меня, а я ошеломленно смотрел ему вслед. Потом резким движением открыл дверь и вошел.
За дверью не было ничего. Ничего, кроме света. Он не ослеплял, а напротив - нежно ласкал мои глаза. И тогда я понял все. Я упал на колени и закричал:
- Почему? - слезы лились из моих глаз, и я не мог остановить их. - Почему земля красна от крови невинных жертв; мирные жители лишены самого необходимого; семьи разорваны? Почему на глазах родных близкие люди уходят в страшных муках? Что за цель может оправдать такие средства? ПОЧЕМУ?!!
- Никакая сила не имеет права говорить: "мое дело правое!" - услышал я тихий голос. "...авое... авое..." - вторило ему эхо. - Война, убийство, опустошение правыми быть не могут.
- Так почему ТЫ не предусмотрел этого? - выкрикнул я со злостью.
- Я заселил Землю Людьми, чтобы они любили друг друга, но ваш эгоизм и алчность растлили Мир и сделали Войну нормой жизни...
- Этого не должно было случиться? Тогда почему и те, и другие воюют с Твоим именем на устах?
- Всякий, кто, идя на убийство, призывает Мое благословение - заблуждается. А те, кто воистину знают Меня, - ищут мира.
- Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божиими, - услышал я глубокий голос за спиной.
Подошедший ко мне человек положил свою руку на мое плечо. Внешне он выглядел молодым, но глубина голоса и обреченность во взгляде выдавали в нем старика, немало потрепанного жизнью.
- Любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, - закончил он.
- Спасибо, Матфей, - вновь прозвучал тот же тихий Голос. - Но слышат ли это подстрекатели войны?
- Скажи, почему Ты терпишь все это? - спросил я
- Я знаю людские сердца. Я вознагражу миротворцев и покараю поджигателей веры. Все предстанут передо Мною в Судный День.
- Но ведь... Ты всесилен! Почему Ты не заставишь людей поступать по правде?
- Я дал людям то, чего нет даже у ангелов. У иудеев это называется "хофеш ха-бохира", у христиан - "свобода выбора". Я даю возможность людям вершить свою судьбу, судьбу народов, не зависящую от Моего мнения.
- Я же говорил, - Матфей пристально посмотрел мне в глаза, - что главное - правильно задавать вопросы.
- Петр?!
- Илия, Петр, Иона, Иисус, Шива, Будда... какая разница? Он много раз пытался повлиять на людей. Но люди всегда остаются людьми...
- Зачем я здесь?
- Вот и правильный вопрос, - улыбнулся Матфей. - Сейчас ты получишь ответ.
- Если ты знаешь Меня и знаешь Истину, то настал час ей следовать. Не медли! Расскажи об Истине другим! Отстаивай свободу и восстань против алчности и эгоизма поджигателей войны! Молись о мире. Молись за невинных. Молись за врагов. Помни: настанет день, и ты будешь держать ответ передо Мною. Иди, и учи людей жить так, чтобы потом Мне не было стыдно за них. У тебя есть ручка, блокнот и Мое благословение.
Свет стал менее ярким. Защипало глаза. Матфей все еще стоял рядом.
- Я могу идти обратно в лагерь? - спросил я нерешительно.
- В лагерь? Что за лагерь?
- Ну... откуда я сюда попал...
- Ах, это. Это не лагерь, а что-то вроде Его приемной. Когда ты пересек границу, машину, в которой ты ехал, взорвали. Свои.
- Понятно, - спокойно ответил я и толкнул дверь - с той стороны зияла абсолютная чернота.
Я твердо уверен в себе. Я смогу. Я сделаю это. Настанет день. Но... люди всегда остаются людьми.
Не медля ни секунды, я окунулся в зев темноты.
Запахло серой...
|
|