Однажды старый сапожник, уже набивший руку на ремонте чужих башмаков, позвал свою юную дочь к себе в мастерскую. Если бы можно было сфотографировать его лицо в тот момент, когда пришла дочь, то фотографии, вероятно, не получилось бы: пленка наверняка засветится под лучами этого сияющего радостью и отеческой любовью лица. Тем более, чем взрослее становилась девочка, тем реже она приходила в мастерскую к папе. А ведь в детстве так любила бывать здесь! Она просиживала целые дни, играя с папиными инструментами, перебирая детскими ручонками пыльные гвозди, слушая стук папиного молотка. Маленькая дочка сапожника не знала большего развлечения, чем сидеть тут, и большей радости, чем та, которую она испытывала, наблюдая за тем, как работает отец, – даже когда играла с другими детьми на улице.
Но совсем незаметно для себя и, уж тем более, для своего папы девочка повзрослела и приходила в мастерскую редко и с большой неохотой. Вот и сейчас она вошла в крохотную комнатенку сапожника с плохо скрываемым недовольством, что так свойственно возрасту, в котором находилась девочка.
Однако ее отец, ослепленный родительской любовью, не замечал или, может быть, делал вид, что не замечает, как повзрослела его дочурка и как неприятно ей приходить в по-сапожницки слегка неопрятную мастерскую, пропахшую недорогими папиными сигаретами. Правда, в этот раз всё было по-другому.
Едва его горячо любимая девочка вошла, он встал со своего рабочего места и подошел к шкафу, где хранилась всякая всячина: рабочая одежда, инструменты и прочие необходимые обувных дел мастеру предметы. Но извлек мужчина не молоток, не плоскогубцы и не горсть гвоздей, а средней величины коробку. Затем подошел к дочери и, предвосхищая детскую радость уже почти взрослой дочери, протянул ей.
Что ж, старый сапожник не ошибся. Кто из детей, да и из взрослых тоже, не любит получать неожиданные подарки? А подарок этот был – туфельки, замечательнейшие туфельки. Может быть, сторонний наблюдатель и не удивится выбору подарка, преподнесенного сапожником своей дочери, но их семья уже долгое время жила довольно скромно, даже бедно, и новые туфли были мечтой. Скажете, мещанской? Ну что ж, пусть… Но что это были за туфельки! Да сама Золушка позеленела бы от зависти, увидев их. Легкие, на тоненькой шпильке, отливающие серебряным блеском под лучами солнца, изящные, они делали маленькую ножку еще миниатюрней и аккуратней.
Девочка сразу же принялась их мерить, и туфельки пришлись впору – сапожник не ошибся. Тут она кинулась на шею отцу и поцеловала в его суровую щетинистую щеку. От восторга забыв все слова благодарности, которым учат в детстве всех малышей, она просто повисла на отцовской шее, не в силах что-либо сказать. Да и какие благодарности ему были нужны? Пожалуй, сейчас он был несоизмеримо счастливее своей дочери, увидев радость на ее лице. Помнил ли сапожник в этот момент все родительские обиды, прочувствованные каждым при воспитании своего ребенка? Вряд ли. Родительская любовь – самая слепая на свете и самая немотивированная: родители любят ни за что и вопреки всему.
Этот момент – один из тех случаев, в которых связь родителей и детей становится еще заметнее, связь духовная, когда вдруг понимаешь, что ни один язык мира не содержит в себе слов, способных описать безграничную преданность друг другу стоящих по разные стороны баррикад людей – детей и родителей.
Чего больше всего хотелось тогда дочери сапожника? Попросить прощения у своего папы за все то, что она когда-то ему наговорила и сделала. Но слов опять не хватило. Ей удалось только шепнуть «Извини» и услышать в ответ «Всё в порядке, Юляшка!».
Но… Вдруг девочка проснулась. Рядом с ее кроватью сидела мама, решившая дождаться, пока дочь проснется сама. Им нужно было ехать. На кладбище. Был второй вторник после Пасхи и шестой месяц без папы.
|
|