Литературный портал "Что хочет автор" на www.litkonkurs.ru, e-mail: izdat@rzn.ru Проект: Второй Международный литературный конкурс "Вся королевская рать". Этап 4

Автор: Галина МаркусНоминация: Любовно-сентиментальная проза

Осторожно, время закрывается.

      1.
   «Осторожно, время закрывается»… Автоматические двери съехались, и поезд, набирая ускорение, въехал в черный безвременной туннель. Только и успели мелькнуть у нее перед носом расклеенная по стенам станции наивная, корыстная реклама конца 20 века и указатель с направлением выхода в разные места планеты. Сколько раз она говорила сама себе, что нечего туда кататься, и нечего там ловить. Чем так притягивает ее это время - начало девяностых? Примитивная психология – эпоха юности, ностальгия… Как будто там курорт… Ладно уж, отправиться на экскурсию в старые века – посмотреть, как жили люди, или увидеть ныне исчезнувшую архитектуру. Если немножко приплатить, то экскурсионное бюро может устроить и встречу с какой-либо знаменитостью – тебя преподнесут невинному человеку из прошлого под благовидным предлогом. Конечно, настоящие знаменитости стоят очень дорого, но некоторые ей были очень даже по карману. К примеру, лет 40 назад по горящей путевке она была на балу в Санкт-Петербурге 19 века, ей выдали чудесное платье, о котором может только мечтать женщина любого тысячелетия, к тому же научили танцевать. Кажется, ее пригласил какой-то известный поэт того времени, чье имя и стихи ныне полностью забыты.
    Так что же она опять и опять совершает вояжи в 90-е? Это ужасно вредно для здоровья, ее психоаналитик предупреждал об этом ни раз. Да еще надо соблюдать законы места и времени, чтобы ни при каком раскладе не встретиться ни с собой, ни со своими знакомыми. Тогда какой смысл? Ведь, если признаться себе честно, каждый раз она хочет снова встретить его… Вот и эти недешевые 4 часа проходила, просидела на Чистых прудах… Бродя по неубранным улицам Москвы (это позже Москва благоустроилась, кажется, в начале 21-го), вспоминая забытые запахи не понятно из чего сделанных пирожков и обходя наперсточников, вновь ощутила тоску, боль, любовь, ожидание – всю эту свою юношескую болезнь.
    Не так уж много и лет прошло, а как все изменилось на свете… Она уже пожилой человек, но, наверное, ни один старик ни одного столетия не видел за свой век столь грандиозных перемен, такого стремительного развития техники и таких преображений в общественной жизни, а главное, в понятиях о добре и зле. Она знала, что даже если бы и была еще молодой, не приняла бы ни при каких условиях всего того, что сейчас нагромоздилось в мире в ее времени. Однако, поскольку она была почти старухой, все просто считали ее старомодной и выжившей из ума. Наплевать. Сейчас не хотелось об этом думать. Только о нем… Хотелось вернуть то наивное представление, тот взгляд сквозь розовые очки, которые безвозвратно пропадают с опытом и знаниями… Впрочем, ей так никогда и не удалось по-настоящему понять этого человека… А тогда…
    Ну что бы ужасного случилось, если бы она увидела его, себя? Никто бы ее не узнал, разумеется. Просто глупый закон. Говорят, правда, некоторые пытались его нарушить, и это очень плохо кончалось, но почему – никто не мог ей объяснить.
    Нельзя жить прошлым… А чем же ей сейчас еще жить? Конечно же, она четко знала: чтО бы еще не изобрели современники, пусть даже научились проникать и в будущее тоже, для нее закон, с детства принятая Истина, останется незыблемым. Зря они думают, что обманули Творца, вычеркнули Его и могут не оглядываться ни на какие правила. Да, они умеют надолго продлять жизнь, и даже думают, что открыли способ ее создавать (глупцы - вы можете создать только пустую оболочку, если Он милосердно не захочет вдохнуть душу в ваше творение). Да, на несколько лет они еще скроются от Его суда, но все равно, рано или поздно, предстанут перед Ним. Но она-то… Все понимает, четко знает, что уже близок ее час. Старость не обманешь новомодными исправлениями внешности и гладкой кожей на лице, как она обманула того бедного поэта 19 века, который принял ее за молодую особу. Она чувствовала старость в душе, это ощущение нельзя передать. Наконец-то пришли в соответствие друг другу ее фактический возраст и душевное состояние. Так почему именно сейчас снова возник нездоровый романтизм, возродивший образ этого не слишком привлекательного для остальных юноши… Может быть, если бы она знала, что с ним сталось, почему он не позвонил ей тогда, ничего такого и не было… А так – сплошная загадка… Любил ли он ее когда-нибудь, знал ли о ее любви? Вот что мучило ее. Вдруг, Там, после смерти, он даже не придет ее встретить, потому что она в его судьбе была просто никем? Ведь они так ни разу и не поговорили друг с другом откровенно…
    Внезапно поезд остановился. Некоторое время еще продолжалось привычное негромкое жужжание двигателя, затем смолкло и оно. Усталые пассажиры, возвращающиеся с разных станций, из разных столетий, беспокойно переглянулись. Неожиданно в вагоне погас свет, потом быстро зажегся снова – более тусклый, вероятно, резервный. «Уважаемые пассажиры, просьба соблюдать спокойствие. По техническим причинам отправление поезда задерживается» - от «успокоительной» речи автомата, прозвучавшей в наступившей тишине, тревога возросла многократно. Вот тебе и чудеса современной техники. Все, как когда-то, в старом допотопном подземном метро. Ей даже показалось на секунду, что вся длинная жизнь ей только приснилась, не было ни двух неудачных замужеств, ни современного ее дома. В девяностых такие дома пытались придумать в фантастических фильмах, но фантасты и представить себе не могли, как угнетает этот «услужливый» дом, умеющий менять интерьеры по твоему вкусу хоть ежесекундно, какой бардак творится в большинстве таких домов! Людям обрыдло такое «всё имение». Все, что только можно было захотеть человеку, было воплощено, и не зачем было заниматься любимым делом людей прошлого века – «ремонтом», благоустройством - бесконечным вдохновенным процессом усовершенствования своего жилища.
    Раньше, в поездах метро, не взирая на автоматику, всегда сидел живой машинист – для спокойствия пассажиров. Тогда люди еще не привыкли во всем полагаться на машину, живой человек казался надежнее. А теперь они все во власти автомата… Конечно же, диспетчерская уже в курсе. Но что же случилось со «временным» поездом? Последствия таких вещей могут быть необратимы – это очень тонкая механика, в которой рассчитана каждая секунда пребывания во вне-временном пространстве. «Вот еще одно понятие, «отвоеванное» по мнению современников у Бога. Раньше только Бог был вне времени. Он позволил вам вторгнуться во время – и вы вслепую, открыв случайный закон, тыкаясь, как котята в обнаруженные лазейки, построили на этом целую индустрию путешествий. Какие же последствия нам всем уготованы?» - подумала она.
    Народ вокруг вовсю запаниковал. Путешествия – путешествиями, а никто не хотел окончательно оказаться не в своем времени вне своего умного дома и чудесной, поддерживающей молодость и здоровье медицины. Она даже удивилась, почему не вскакивает и не вскрикивает так же, как и все. Впрочем, ее собственный принцип – «поведение должно быть противоположным реакции толпы», не оставил ее. Неожиданно поезд дернулся, и, кажется, поехал. Но поехал как-то не так, что-то в его движении было ненормально. Казалось, поезд, как живое существо, пытается пробираться куда-то на ощупь. Вдруг – о счастье – чернота окон сменилась серой полосой стены, и поезд выехал на станцию. Да это же та самая станция – 90-ые, откуда они только что отправились. Значит, все нормально, сейчас все будет исправлено. Двери открылись. «Станция Маяковская», - произнес с детства знакомый приятный женский голос. Люди переглянулись – голос говорил что-то не то. Да и станция… Нет, совсем не та самая, а просто из того времени. Обычная станция… метро. В этот момент прежний металлический голос «временного» автомата объявил: «Просьба соблюдать спокойствие, поезд сейчас отправится в 2112 год, небольшая неполадка уже ликвидирована», и – одновременно - женский голос диктора 90-х: «Поезд следует в депо, просьба отойти от края платформы. Осторожно, двери закрываются».
    Едва осознав, что же происходит на самом деле, она каким-то непонятным, не «задним», а триста тридцать третьем чувством поняла, что ей просто необходимо выйти, что все это происходит из-за нее или ради нее. Она рванулась и успела выскочить в тот самый момент, когда двери уже съезжались. Стоя на «мраморной» платформе «Маяковской» и, оглянувшись назад, увидела быстро отходящий поезд. Люди на платформе с удивлением переглядывались: «Какой поезд чудной, сами говорят, в депо, а люди сидят…» Кажется, ее никто не заметил. Она быстро обернулась по сторонам. Естественно, никаких контрольных пунктов, где отмечают путевки и выводят в город через особые двери, не было. Это было обычное метро, метро 90-х. Что же она натворила? Пусть в настоящем ее никто не ждал, но что она будет делать здесь? Здесь она – просто бомж. Хорошо еще, что переодеваться обратно надо было по приезду, а то была бы «бомжом» в странных одеждах... Сейчас на ней был обычный для 20-го века хлопчато-бумажный брючный костюм. Так, спокойно. Она живет на Измайловском парке. Кого она встретит, если придет? Смотря, какой год. Если 1990, в котором она только что была в Москве, то – саму себя, 20-летнюю, родителей, старшую сестру. Кто же ее пустит на порог? Может быть, представиться родственницей – можно было вспомнить кого-то из Казахстана, родню, которую никто не видел. Но что будет, когда она увидит себя – как это там в фантастических фильмах – и прошлых, и современных – в этот момент происходят ужасные катаклизмы… Другого выхода все равно не было… Так, надо вспомнить, какие там были пересадки? Кажется, ей надо на Театральную, а там перейти на эту, любимую с детства станцию со скульптурами – «Площадь революции» (почему-то они не казались ей жуткими, как всегда маме). Она порадовалась на свою отличную память. Да, кстати, когда ей оформляли поездку и определяли вероятное место нежелательных встреч, она назвала какое-то летнее число, август. Она тогда точно вспомнила, что в августе их в Москве не было, они отдыхали с родителями в Сочи. Разумеется, если она сейчас тоже в августе. Тогда дома никого нет, а как туда попасть, она придумает…
    На удивление спокойно, даже привычно, с учетом всех ее прошлых путешествий, пытаясь поддерживать в себе иллюзорную уверенность в том, что вернуться будет так же легко, как и прежде, да стараясь не запаниковать, она добралась до собственного дома, который не видела… не будем вспоминать сколько лет, с тех пор, как квартиру обменяли еще во времена ее первого замужества. Знакомые обшарпанные стены, лужа мочи на втором этаже, надпись «АСДС» на дверях неработающего лифта. Сердце бешено заколотилось. До ужаса захотелось увидеть родителей… Нет, нет. Эти мысли надо остановить, иначе она просто не выдержит. Сосредоточимся.
    Она стояла на лестничной клетке, тупо глядя на обшитую черной клеенкой родную дверь с деревянным номером «15», который они старательно выжигали вместе с сестрой детстве, и совершенно не представляла, что делать дальше. Неожиданно для нее соседняя с ее квартирой дверь распахнулась, и на нее, чуть было не налетев, выскочил долговязый, неуклюжий паренек лет16-ти, с всклокоченными черными волосами и с помойным ведром в руке, да так и замер на месте. Господи, как же она могла забыть – Кешка! Она даже рассмеялась. С языка готова была слететь привычная фраза: «Привет старым холостякам». Эту фразу она каждое утро произносит там, у себя, в бывшем подмосковном Голицыно, в 2112 году, кидая взгляд на соседний дом за низкой изгородью. Кешка был ее вечным соседом, можно сказать, соседом по жизни, или «пожизненным» соседом, как угодно. Конечно, сейчас он и предвидеть не мог ничего подобного, а все-таки было трудно освободиться от иллюзии, что он все знает и только вчера они обсуждали с ним последнее нововведение правительства.
    Бывают, что люди мелькают в судьбе, их дороги пересекают твою один раз в жизни, а затем навсегда пропадают из виду. А бывают - такие «спутники». Она помнит трехлетнего Кешку, сидящего на корточках и с открытым ртом наблюдающим, как она, уже первоклассница, прыгает через «резиночку» с подружками. Или Кешку - первокурсника ее же собственного ВУЗа, часто попадающегося ей, дипломнице, в буфете или коридоре института. Или Кешку, который помогает им с первым мужем перевозить вещи с родительской квартиры на отдельное, хоть и скромное, жилье. Кешку, работающего на том же предприятии, где она познакомилась со своим вторым много лет спустя. Они еще долго пахали там вместе, потом она ушла в компьютерную фирму, где и проработала много лет, а Кешка с ее мужем остались. Потом Кешка после второго ее «развода» на какое-то время потерялся из глаз, ей даже как-то его не хватало. Хотя нет, было еще несколько совершенно случайных встреч – около дома, да пару раз в метро, ничего не значащие разговоры – привет, как дела... Она еще тогда возмущалась на свою судьбу – Кешку можно было встретить случайно везде, а вот его, Игоря, так и ни разу, никогда… Последняя в ее настоящей жизни встреча с Кешкой была уже просто анекдотичной, и они смеялись с ним всякий раз, когда виделись и вспоминали про это. Пару лет назад, ну то есть в 2110-м, сосед продал свой «умный дом», кому бы вы думали? Кешке! Они просто обалдели, увидев друг друга за оградой, поливая газоны. Кешка мало изменился, хотя и не злоупотреблял улучшениями внешности, считая, что мужчине смешно играть в эти игры. Однако выглядел он прекрасно, и даже волосы почти все были на месте, хотя и седые, но также стояли торчком… И вот он стоит перед ней с помойным ведром и полным комплектом черных -пречерных волос.
   -Дылда? – спросил ее 16-летний сосед, - ты как здесь? Ты разве не на югах с предками?
    Ну да, он и до сих пор зовет ее «дылдой», в издевку над ее маленьким, по сравнению с его, ростом.
   -Я… Мне пришлось вернуться, по институтским делам. Потом как-нибудь объясню.
    Кешка удивленно заморгал – с каких это пор воображала-дылда еще дает ему объяснения? Потом опомнился:
   -Ах, да, тебе нужен ключ. Сейчас. Мать, кажется, вчера поливала ваши кактусы...
    Ключ? Конечно же, они оставляли соседям ключ. Войдя в квартиру и закрыв дверь, чуть не упала в обморок от знакомого, родного запаха. Какое все-таки чудо – снова видеть то, чего давно уже нет. Ни этих старых обоев в цветочек, ни линолеума на полу… Вот этот диванчик – его отдали на чью-то дачу… А вот милые безделушки в шкафу – большая часть из них давно растерялась, а некоторые хранятся у нее дома в особой коробочке. Нет, слишком тяжело, у нее даже заболело сердце. Здесь, в нижнем ящике стола, должны храниться дорогие ей, припрятанные от родителей бумаги и фотографии. На столе – журнальчик «Смена» с первыми публикациями всегда почитаемого ею А.Меня.
    Кстати, не мешало бы поесть и переодеться. Холодильник, конечно, пуст, но у нее остались деньги, которые ей поменяли перед поездкой. Вот только шмотки – сарафан, летние брюки, она как раз сейчас носит на юге. Ничего, что-нибудь да осталось. В то время было так тяжело следовать моде и нормально одеваться, что она бросила эту неподъемную затею еще тогда, и до сих пор не спешит менять привычные классические вещи на новинки… Затем ей удалось включить в розетку, с трудом припоминая технологию этого дела, телевизор. Не сразу осознала, что изображение появилось не на всех стенах, а на маленьком квадратике экрана.
    В чем-то ей надо было разобраться… Ах, да… Странно, почему Кешка узнал ее? Т.е. спустя много лет в Голицыно он тоже узнал ее, но ведь сейчас он не готов видеть ее в таком возрасте… Конечно же, омоложение и все такое, но она точно знала, что выглядит по крайней мере на несколько десятков лет старше, чем должна быть здесь, да и прическа, неизбежные корректировки внешности … У них никогда не было в коридоре зеркала, сколько раз она говорила об этом родителям! Она открыла дверцу платяного шкафа и поглядела на себя, ничего не понимая. Она действительно выглядела, как тогда – в двадцать лет. Всё, за исключением коричневого костюма, вдруг оказавшимся чуть мешковатым (она все еще была стройной в старости) – было из прошлого, даже модная тогда стрижка – градуированное каре и светло-русый цвет волос – было из августа 90-го года… Чудеса, да и только. Возможно, всякий раз, попадая в свое время, в отличии от путешествий в прежние века, с ней происходила подобная метаморфоза, а она и не замечала? Или она стала самой собой, и на черноморском побережье ее сейчас нет? В голове мелькали какие-то отрывки из старой фантастики – все эти путешествия в прошлое. Вот, к примеру, старый американский фильм «Назад в будущее», его герои видят самих себя в прошлом или будущем, не превращаясь в них, и даже исправляют какие-то ситуации. Или тот же «Гарри Потер», до сих пор популярный у детей… Исправляют ситуации… Может быть такое, что она здесь для исправления какой-то ситуации? И она даже точно знает, какой… Игорь, который так и не позвонил по ее возвращению с юга, и никогда, никогда больше не позвонил… С тех пор надежда ее на счастье рухнула, рухнула на всю оставшуюся жизнь. Но почему, почему она была такой идиоткой?! «Никогда не звони мужчине первая…» Какая все-таки глупость, мама! Пустая, нелепая гордыня…
    В дверь позвонили. Она увидела в глазок Кешку, открыла.
   -Ну, чего тебе? – спросила, пытаясь вспомнить свой прежний пренебрежительный тон.
   -Ты чё, с предками поругалась, что ли? Че случилось-то?
   -Кешка, не настырничай. Я иду в магазин. Говори, что надо.
   -Да нет, - усмехнулся малолетний нахал, - просто сейчас звонила твоя мамочка.
   -Чего? – она не на шутку перепугалась.
   -А то, спрашивала, как дела, как квартира. Я ей говорю: «Как отдыхается? Как там Нинка?», как будто ничего не знаю, что ты приехала. Думаю, что скажет. А она – Нина стоит рядом, дать трубочку? Кто-то из нас, по-моему сумасшедший, как думаешь, кто – ты, я или твоя маман?
   -Ты, конечно! Просто она говорила про Динку. (первый раз в жизни она была рада раздражавшей ее маминой идее назвать их с сестрой созвучными именами).
   -Разве Динка не на картошке в колхозе?
   -Она приехала в Сочи, а я уехала. Хватит лезть, куда не просят. Ты же знаешь – мы с сестрой несовместимы.
   -То есть про институт ты придумала для предков, чтобы смыться? Из Сочи - в Москву?! Ну и дура…
   -Сам дурак. Мне действительно надо. Отстань.
    Было непонятно, поверил ей Кешка или нет. Какая разница, в следующий раз мать позвонит нескоро, она помнит даже, как они звонили домой с международного пункта в Сочи, и она действительно стояла рядом, скривившись на предложение поговорить с Кешкой. Мамин голос по телефону…
   - Кстати, сегодня какое число? - обернулась она, заперев дверь и уже спускаясь по лестнице «в магазин».
   Кешка показал ей на мозги:
   -Четырнадцатое августа, склеротичка. Закусывать надо.
    Все ясно, у нее есть в запасе 10 дней, даже меньше, потому что мать может позвонить соседям через неделю. Было странно, как она так хорошо помнит все мелочи, которые случились в том году. Раньше нет, не помнила, наверное, все дело в обстановке. Одно хорошо – выяснила, что их (т.е. ее, Нины, – или Нин?) все-таки две. Кстати, тогда есть надежда вернуться в 2112. Или лучше было бы остаться и быть здесь одним человеком? Тьфу ты, совсем запуталась, бред. Нет, оставаться она не хочет… Соблазнительно – прожить счастливую жизнь, дать себе второй шанс. Ой, все заново начинать, кошмар… Стареть, умнеть, переживать. Нет, хватит. Даже если бы была возможность - нет. В действительности она готова к завершению жизни, она очень, очень устала и больше не хочет... Да и вряд ли это одобрят Там, наверху…
    Просто она поправит кое-что, а когда вернется… Кто знает, что будет… Возможно, сами воспоминания ее станут другими, радостными, а возможно даже он, Игорь, будет стареть рядом с ней, окажется, что у них все хорошо и они вместе прожили эту длинную жизнь, и она будет помнить об этом, а не о том, о чем в этой, настоящей старости… Ладно, остановимся, а то каша в голове становится сильнее. Видимо, разработчики программы в чем-то были правы, ограничив возможности «посещений»… Надо мыслить узко, без философии и попытки взглянуть на ситуацию со стороны, а то окажусь в психушке, да еще в 90-х. Итак, свою цель она сейчас видела четко, ничто и никто не мог сдвинуть ее с этой цели. Правильно или не правильно – но она сделает то, что хотела, а там… Делайте с ней, что хотите. Немного мучили нравственные сомнения – не станет ли она такой же, как современники, используя и выворачивая время под свои желания? Но, кажется, проще было остановить движущийся паровоз, чем ее движение в заданном (кем?) направлении.
   
    2.
   
    В магазине с пустыми прилавками встала в очередь за кефиром, и – о счастье – купила, а заодно и хлеб, и какие-то жуткие консервы. Пока стояла в очереди, в мозгах ясно созрел план действий. Так что когда она подошла к допотопной кассе, в голове уже мысленно прокрутился, как фильм, дальнейший ход событий. Она даже сформулировала свою заключительную фразу, которую она скажет ему перед тем как уступить место себе молодой. «Давай стареть вместе», - предложит она. Губы непроизвольно растянулись в улыбке: любимому ведь была неизвестна двусмысленная подоплека такого предложения.
    Дома, разгрузив сетку, дрожащими руками набрала номер Игоря. То, что она помнила этот номер, было не удивительно, она его помнила всю жизнь, как и дату его рождения, и кучу всяких связанных с ним мелочей. Ничего особенного и внешне привлекательного никто не обнаружил бы в этом парне. Но для нее достаточно было только представить выражение его глаз, посадку головы, какие-то лично ему присущие движения, и сердце готово было выпрыгнуть наружу… Он не был компанейским, общительным, не обладал особым интеллектом. Но было в нем что-то загадочное, манящее, какая-то водная стихия, хранящая тайны морских глубин под непрозрачной толщей воды свойственной Игорю молчаливости. Почему он не позвонил тогда, ведь она точно знала, чувствовала, что была дорога ему? Через каких-то общих знакомых удалось тогда убедиться, что Игорь жив и здоров, но заставить себя набрать номер, она, обиженная, что он не встретил к назначенному часу с поезда, как обещал, не могла.
    Единственным отзвуком прошлых событий прозвучала спустя лет 10 информация о том, что Игорь наконец-то женился на какой-то толстой женщине, взявшей его, как выразился с усмешкой знакомый, измором. Она к тому времени уже разошлась с первым мужем. Да и замуж вышла тогда только потому, что было «пора», и все вокруг подружки давно ходили с кольцами и имели детей. Решила сделать ставку на хорошего, порядочного человека. Но даже такой порядочный и интеллигентный человек, как Семен, преподававший историю в ВУЗе, не выдержал ее полнейшего равнодушия. Она не просто не делала попыток полюбить его, хуже… Он был постоянно виноват перед ней в том, что он не Игорь и не похож на Игоря. Даже образованность и интеллект Семена выводили ее из себя – ведь Игорю-то они свойственны не были. В конце концов он ушел к другой женщине, а она этого почти и не заметила.
    И сейчас, и тогда она точно знала, что когда-нибудь на небесах ответит за этого человека и за этот брак. Ей бы так хотелось жить по собственной вере, вступить в освященный Богом брак раз и навсегда, но почему-то она убедила себя, что ее мужем в таком браке мог быть только Игорь, а ее реальный брак – не серьезен и не отвечает каким-то критериям. Сейчас-то она точно видела, что именно этот первый брак, раз она решилась на него с открытыми глазами, и должен был стать ее судьбой – счастливой или нет, раз уж она давала обещания быть с ним «в здоровье и радости, в горе и болезни». Ничего про вечную любовь там сказано не было, никто ее замуж насильно не тащил. Она настолько не верила изначально в успех этого брака, что даже в церковь с ним не пошла, хотя знала, что грешит против собственных убеждений. Второй муж уже был чисто гражданским, какая тут церковь, когда речь не шла даже о печати в паспорте, пробыли вместе пять лет и тихо расстались. Иногда встречались и куда-то вместе ходили. На какое-то время совсем потеряли друг друга из виду, потом она узнала, что он умер.
    Все это было совершенно ненормальным. Нет, не так, совсем не так собиралась она прожить свою единственную, неповторимую жизнь. И именно сейчас она все поправит.
   -Алле, Игорь, привет, это я, Нина.
   -Нина? – голос в трубке изумился и обрадовался одновременно, - ты что, звонишь по межгороду?
    Сердце радостно и бешено заколотилось.
   -Нет, я в Москве, я уехала раньше. Просто захотела увидеть тебя, и вернулась, - душа ее ликовала. Теперь она может произнести такие слова, которые никогда бы не выдавила из себя в юности. Опытная, мудрая старуха она ныне…
    Молчание в трубке ясно подсказало ей, что он потерял дар речи.
   -Или ты не хочешь увидеться? – продолжала давить она.
   -Да, да, конечно.
    Они довольно сумбурно договорились о встрече…
    Свидание прошло изумительно. Как же она была счастлива снова видеть его, дотрагиваться до рукава его бежевой рубашки, которую она всегда помнила, смотреть в зеленые глаза… и совершенно не стесняться выражать свои чувства! А он, привыкший к ее чопорной гордыне, просто расцветал от радости, шутил, обнимал ее ласково за плечи. Допоздна они гуляли по Измайловскому парку, хотя времена были опасными и можно было нарваться на каких-нибудь «металлистов» или панков. Потом он проводил ее домой, и они расстались у квартиры, первый раз поцеловавшись по-настоящему, а не по-детски… Все-таки опыт помог…
    Правда, все подпортил Кешка, который неожиданно выперся из квартиры, снова с мусорным ведром, и, сделав вид, что не замечает их, проследовал в своих старых тренировочных штанах по лестнице, ловко обходя плевки.
   -Ты когда-нибудь расстаешься с этим ведром? – раздраженно спросила она, не снимая своей руки с плеча Игоря.
   -А ты уже решила все институтские проблемы? – ехидно хмыкнул Кешка в ответ.
   -Без сопливых склизко, - отпарировала она. Наконец Кешка скрылся за своей дверью, и они с Игорем нежно попрощались. Домой его сегодня приглашать не надо, она так решила, хотя и едва устояла от такого соблазна. Но понимала прекрасно, что это не впишется ни в какие рамки, будет не соответствовать ее образу в прошлом.
    Итак, все шло по намеченному плану, как по маслу. Спешить тоже не годилось. Она легла в свою собственную постель, но уже не могла думать ни о запахах родного дома, ни о старых вещичках и бумагах, которые так хотелось снова посмотреть и потрогать. Только о нем, об Игоре. Знал бы он, сколько ей сейчас лет… Нет, забудем и об этом. Ей двадцать, ему – двадцать один…
    На следующий день договорились встретиться вечером, в то же время. Днем он ездил на работу, в какое-то ДРСУ, где устроился после техникума. Дома ей было сидеть невмоготу, и она, прошлявшись где-то все утро, пришла домой часам к трем, чтобы успеть привести себя в порядок и приодеться.
    Она только начала намазывать правый глаз купленной где-то в переходе отвратительной тушью, как в дверь позвонили. Ожидая сегодня лишь приятных сюрпризов, открыла, не глядя, и с удивлением увидела слегка полноватую светловолосую девушку. Ее внешность была бы, возможно, приятной, если бы не какое-то потухшее выражение бледно-серых глаз. Было заметно, что она из последних сил старается следовать моде, в ушах висели громадные пластмассовые красные серьги, на желтом сарафане – такого же цвета пояс с большой, модной тогда пряжкой. Пышная химия на голове, выкрашенные в белый волосы, накрученная челка, синие тени на веках. И при всем этом – какая-то бледность и блеклость, как будто все попытки девушки стать яркой и заметной растворились бесследно в этом безнадежном выражении глаз.
   - Вы – Нина? – полуутвердительно спросила она, - меня зовут Оля.
    В ее голосе было одновременно и что-то заискивающие, и что-то вызывающее. Все вместе это было совершенно непонятно и пахло неприятностями. Нина посторонилась, пропуская ее в комнату и ожидая продолжения. Пригласила сесть на диван. Та села, положив на колени белые, крупные руки с яркими колечками почти на всех пальцах.
   - Я посмотреть хотела! - девушка явно силилась держаться наглого, напористого тона, однако голос ее дрожал, - как же ты у нас выглядишь… Как вообще такие возвышенные и образованные выглядят? Вот ты какая – чистенькая, вся в белом, да?
    Халат, который был надет на Нине, был скорее уж грязновато-серым, поэтому она сначала недоуменно уставилась на девушку, прежде чем поняла смысл ее фразы.
   -Что глаза вылупила? Да ничего и нет в тебе особенного, совершенно ничего!!! – девушка сорвалась на крик, а из глаз брызнули слезы.
    Так, хватит, надо прекращать эту истерику.
   -А ну-ка успокойся. Что ты от меня хочешь? – Нина уже начинала понимать, что все происходящее имеет отношение к Игорю. Нет уж, разбежалась, белобрысая… Не для того она преодолела временное пространство, уехав на 120 лет назад, чтобы какая-то пустышка пыталась его отобрать у нее.
    Видимо, как бы эта Оля себя не накрутила перед приходом сюда, у нее не было никаких моральных сил дальше поддерживать хамский тон. Она просто беспомощно ревела, спрятав лицо руками. Накрашенный ноготь на одном из пальцев сломался и почему-то это сильно бросалось Нине в глаза.
   -Да…ничего…я … не хочу… Что я могу хотеть? Я и так все знаю. Вот… посмотреть хотела… попросить…
   -Если ты хочешь просить меня расстаться с Игорем, сразу говорю, что этого не будет, - твердо отчеканила Нина, - давай, я принесу тебе воды...
   -Я знаю… Он никогда не променяет тебя на меня… Ему вообще повезло, что ты у него появилась… Никому он никогда не будет больше нужен, кроме тебя и меня. Я… я все про тебя знаю. И как вы познакомились, и где, и как ходили в театр, и что ты ему говорила… И что он тебе дарил…И сейчас знаю, что ты приехала ради него, теперь вы поженитесь, он сказал. Он очень любит тебя. Я все знаю. Я просто попросить хотела… Ведь ты не разрешишь ему со мной видеться, он говорит… я просила его… сказать…что я сестра… двоюродная… Но он не согласился. Я не смогу, не смогу жить без него, не видеть его… Я умру…
   - Ничего не могу понять. Он бросил тебя из-за меня, так что ли? Так имей хоть капельку гордости, развернись и уйди. Зачем ты так унижаешься – перед ним, передо мной…
   -Какая разница… Я и так… Мы уже несколько лет вместе, ну… как муж и жена… Я знаю, что ты-то не такая, он говорил. И что на мне не женится – тоже говорил.
   -Я уже почти четыре месяца знаю Игоря – ты все это время тоже с ним жила, что ли?
   -Ну… нет, не всегда, когда вы поссорились тогда – помнишь, из-за его друга… Я думала, он полностью вернулся ко мне. А так он просто … иногда ко мне приходил, раз в неделю. Все рассказывал. Он очень влюблен в тебя.
   -Стоп. Он приходил – спал с тобой, и рассказывал, как влюблен в меня?
   -Ну … в общем, да…
   -А почему ты терпела это, почему не прогнала?
   -Он…он раньше, до тебя еще, говорил, что меня любит… Я, конечно, понимаю, что это просто так, но мне так хотелось верить. Я ведь никому-никому больше не нужна…
   -Какая глупость - с чего ты вбила это себе в голову?
   -У меня диабет, да и вообще… Не важно, я люблю его. Ты должна разрешить. Только не говори Игорю, что я тебе все рассказала… Не бойся, я тебе все равно не соперница. Что-нибудь придумать можно… Я только иногда буду приходить, очень-очень редко… Как будто мы с тобой знакомы случайно, или еще что-нибудь… Ты не прогонишь меня? – она вдруг подняла испуганные, заплаканные глаза на Нину.
    Было такое впечатление, что каждое новое слово девушки ударяло в Нину, как будто камнем… Но если до последнего момента маленькая толика надежды, что еще можно выставить девицу за дверь со словами «сама виновата», висела над пропастью на тончайшем волоске, то с этим взглядом ниточка оборвалась, и сердце Нины сорвалось с обрыва и рухнуло безвозвратно в бездонную черную пропасть… Она уже больше не пыталась сопротивляться нахлынувшим чувствам - боли, омерзению, возмущению. Все было кончено. Существовала только эта девушка, только ее глаза, и оставалась еще горькая, совершенно ненужная ей обязанность – утешать ее, вместо того, чтобы поддаться желанию выгнать вон, да пинком под зад. Опытная старая женщина Нина не сомневалась ни в едином слове этой бестолковой, бесхребетной Оли. То, что та говорит правду, было видно невооруженным взглядом. Молодая же Нина скорее всего не поверила, сработал бы механизм самозащиты, свойственный юному максимализму: любимый – хороший, соперница - зараза…
   - И когда же вы были вместе последний раз? – бесцветным голосом поинтересовалась Нина.
   - Позавчера, накануне твоего приезда… Он очень скучал по тебе.
    Было видно, что не смотря на первоначальный «наезд» Оля давно привыкла думать и говорить о своей удачливой сопернице, как о некой данности. Господи, да ведь девочка эта годится ей в пра-правнучки. Бедный, глупый ребенок…
   - Значит, оберегал мою честь и пользовался твоими услугами… Как подло, - скорее для себя, чем для нее, произнесла Нина.
   - Нет, ты не понимаешь, он не подлый, я ведь сама не возражала. Он всегда говорил… Мне пришлось сделать аборт, всего один раз, но я не виню его, он ведь предупреждал…
    От ужаса Нина прикрыла глаза руками. Для Нины - христианки аборт всегда был фактом детоубийства … А для Нины - старухи, страдающей всю жизнь от того, что Бог не дал ей детей - вообще чем-то невероятным.
   - Игорь очень добрый… - продолжала лепетать девушка, - он всегда просил свою маму доставать для меня лекарства, почти без переплаты, я же говорила, что диабетик…
    Господи, что же эта Оля продолжает мучить ее, чего ей еще надо? Зачем она пришла? Зачем Нина открыла ей дверь? Не лучше ли было ничего-ничего не знать… Что же, что заставило Нину вылететь на Маяковской из «временнОго» поезда? Или все-таки лучше, что узнала? Автоматически Нина посмотрела на часы… Через час она должна быть на свидании с Игорем…Встала, двигаясь как механический робот на ее собственной новой кухне, налила из графина воды, подала стакан Оле.
   -Все будет хорошо. Иди домой, - произнесла бесстрастно.
    Видимо, что-то поняв, или ничего не поняв, кроме того, что ее выгоняют, Оля еще раз посмотрела на нее молящем, испуганным взглядом, нескладно поднялась, уронив и подняв сумку, тихо скрылась за дверью.
    Продолжая действовать и двигаться автоматически, Нина доехала до назначенного места – в метро, на Маяковке, в тупике…Игорь уже стоял там, держа в руке неизвестно где и за сколько купленные розы. Сердце ее сжалось. Она еще видела одной частью души своего Игоря, много-много лет безнадежно любимого… Но сквозь этот образ уже явственно проступал чужой, малознакомый ей человек… Молодой, не очень порядочный мальчик, которому она не доверила бы свою дочку, или себя в молодости, и даже эту бедную Олю. Как же она все-таки устала… И как хочется наконец домой… И зачем, зачем он так влюблено смотрит на нее! И как же жалко его… Как больно…
    Боясь услышать его голос, быстрее, не давая ему сказать не слова, пробормотала, не глядя в глаза:
   - Игорь, послушай, мы не будем больше встречаться… Прости, что не сказала сразу… Я и приехала-то не из-за тебя.. Просто должна была еще раз увидеться с тобой, убедиться, что люблю его, а не тебя… Я выхожу замуж.
    Она даже не видела его реакции, его выражения лица, просто отвернулась.
   - Цветы возьмешь? – наконец-то выдавил он.
   - Нет, прости. Я пойду? Ты не звони мне больше, ни в коем случае. Мой муж будет злиться.
   - Ну что ж, - в его голосе послышалась ненависть, - я вообще-то всегда знал, что… Мечтать не вредно, как говорится… Только ты не будешь с ним счастлива, я всеми силами желаю тебе – пусть ты будешь несчастлива!
    В последние слова он вложил всю свою спрятанную на дне души страстность.
   -Так оно и будет, не волнуйся, - равнодушно произнесла она, - на чужом горе счастье не строится, так, кажется? - развернулась и села в подошедший поезд, не оглядываясь.
    В ближайшем магазине у метро купила бутылку дешевой, отвратительной «Столичной». Никогда раньше за свои 140 с лишним лет она не пила водку… Все остальное осталось в памяти какими-то отрывками. Кажется, она сидела на кухне на стуле, голова лежала на столе на руках. Потом откуда-то в квартире объявился Кешка, хотя она и не помнит, как открывала дверь. Или дверь была открыта? Потом тошнило в умывальник, а Кешка гладил ее по голове и спрашивал жалостно: «Ну как ты?» Потом он снимал с нее босоножки и укладывал на диванчик, сидел рядом, глядел испуганно.
   - Ты не бойся, Кешка. Я первый и последний раз в жизни пью. Ты матери не говори только…
   - Я не скажу… Дылда, ты если что… Ты на меня всегда рассчитывай, ладно…
   - Ладно… На кого же еще…
    Утром, а точнее где-то около полудня она с трудом оторвала голову от подушки. Хорошо, что ее вчера вырвало, сегодня зато не тошнило, только ломило висок и какая-то слабость разлилась по всему телу. «Не для твоего возраста столько пить, старая ты карга», - подумала она. Потихоньку встала, выпила чаю, убралась в квартире. Потом переоделась в свой коричневый костюм и вышла. Позвонила в соседнюю дверь. Кешка, как всегда, был на месте.
   -Ты что, все каникулы дома проторчал? – спросила она, подавая ему ключ.
   -Ты куда? – не скрывая тревоги, спросил он.
   -В Сочи, куда же еще. Еще неделю отдыхать можно.
   -А билеты откуда?
   -Добрые люди помогли.
   -А, ну давай… - протянул он.
    Она внимательно посмотрела на него. Даже как-то слишком долго и внимательно, можно сказать, в первый раз за все 140 лет посмотрела на Кешку.
   -До свидания, Кешка. Увидимся скоро. Надеюсь, ты догадался полить мой газон …
    И, не дожидаясь от обалдевшего Кешки ответа, спустилась по лестнице, вышла из подъезда. Ей было все равно куда идти, почему-то казалось, что ноги сами приведут ее к какому-то нужному месту. Потом поняла, что приехала на Лубянку - к подъезду, служившему временным «выходом» из последнего путешествия. Глупо, двери никогда не открываются в одном и том же месте, и всякий раз условленный адрес какого-то подъезда или подвала был разный. Но что-то вело ее, направляло. Она рванула на себя дверь подсобки какого-то заброшенного магазина – и – о чудо! увидела знакомую красную кнопочку около левой руки, нажала - и попала во временной коридор. Может быть, время само вытягивало ее обратно? Стоящий на входе автомат, обработав ее отпечатки пальцев, индентифицировал личность, потом, чего никогда раньше не было, навстречу ей вышел сотрудник. Спустя некоторое время, она, с трудом объяснившая ему, как она оказалась здесь без путевки, узнала, что объявлена в розыск, как не вернувшаяся из путешествия после аварии. Наконец, уладив все формальности – кажется, дала подписку явиться на какое-то разбирательство, - она снова сидела в знакомом вагоне.
   «Осторожно, время закрывается», - услышала давно ставшую привычной фразу… Теперь действительно навсегда закрывается. Ну что ж, по крайней мере она знает, почему Игорь не позвонил ей тогда… Столько потраченных лет… Почему же она сейчас испытывает облегченье?
    И все-таки дома она несколько дней пролежала на диване, никуда не выходя…
    Когда наконец, жмурясь от солнца, Нина выползла в свой палисадник, то, разумеется, увидела за изгородью привычную картинку – лохматый Кешка довольно энергично для своего возраста (впрочем, он же всегда был ее моложе), подстригал свой газон старомодной газонокосилкой.
    Увидев ее, Кешка поднял голову, подошел к заборчику.
   -Что-то тебя долго не было, дылда… Ты что, ездила к сестре в Германию?
   -А ты все такой же любопытный, Кешка… - и она, оперевшись на заборчик, задумчиво посмотрела на него.
   -Что это вдруг с тобой?
   - Ничего. С чего ты взял?
   - Просто ты второй раз в жизни так смотришь на меня…
   - Как – так?
   - Так. На меня. А не сквозь меня и не мимо меня, и не за меня. Не боковым зрением, как всегда, а как будто наконец-то меня увидела…
   - А когда был первый, Кешка?
   - Тогда… Когда ты приехала вдруг с юга посредине отпуска. И уезжала обратно… Отдавала мне ключи. А потом вернулась с родителями – и как будто меня совсем и нет…
   
   -Дурак ты, Кешка. Только уже старый дурак…Ну-ка, давай, отвечай, только честно – как ты здесь по соседству оказался, а? Только не вздумай больше говорить, что случайно.
   - Ну наконец-то до тебя доперло, дылда… Смотри-ка, мозги-то еще скрипят…
   - Я бы сказала – наконец-то скрипят…. У меня предложение к тебе есть… Кешка, давай стареть вместе!

Дата публикации:07.07.2005 10:35