Черный Ворон мне в окно стучит,
с ненавистью, злобою глядит,
и таинственно, многозначительно молчит.
Он за мной шпионит и следит!
Вор! Еретика во мне признал.
Собирает здесь улики – к обличенью.
Ошибусь – он каркнет с облегченьем:
бусинку греха вновь отыскал!
Нижет бусы – ожерельем! – мне на нервы,
и грехи считает, скалясь: сорок первый!
Чутко сторожит попытку бегства.
Хищно рыщет, метод ищет, средства –
страшной казни, пыток, боли жал.
Ворон! Черная сутана – судия!
Грешник ни один не убежал.
Для меня дрова охотно собирал,
мыслью злобной на костре сжигал!
Каркнет: пли! Залают псом орудия.
Мое тело – молодое, сильное –
остовом повиснет обессиленным,
сразу плотью перестанет быть – скелет!
От души чуть наскребут – на амулет.
Казнь, виват! Прикажет он клевретам,
тоже в черное и мрачное одетым:
стая с алчностью вороньей налетит,
и облепит сворой жадных муравьев,
заклюет и съест меня живьем!
Но продлят садистский пир увечья:
выклюют глаза и сердце, печень.
И усталая душа не улетит:
будет казнь – неистину изречет!
Возродиться? Страшная попытка –
вдруг мучительней изобретутся пытки!
Гильотина? Так мгновенно и небольно.
И душа – немучима! – привольно
успевает: за секунду! – убежать!
Ужас опоздал торжествовать.
Душу страх скует на миг во льдах,
отразится пламенем в глазах
и потухнет – трупом не владеет.
Страх же только о живом радеет!
Виселица – это пострашнее!
Медленно подкрадывается смерть:
четверть жизни заберет, затем и треть,
а за нею – половину. Потом – все!
Страшно умирать! Нельзя смотреть!
Ворон Черный прорицает: есть досье!
Изощренную мне смерть изобретет!
Тонко гибельную гибель подберет.
Может, сам не доживет – умрет?
Он же падалью питается, стервец, –
лет на триста отодвинул свой конец!
Кружит горем и бедой столетья,
превращая их в эпохи лихолетья.
Черный вестник страшных, черных дел,
сам он, мазохист, избрал удел!
Человеку не дано избрать Судьбу:
жест, поступок, чувство – все табу!
Страх! Тиски! Сердце едва стучит.
Ворон громче за окном стучит.
Чувствует душа: боясь, кричит.
Ворон – вороватый хам! – молчит.
Злобный Цербер! Зоркий Аргус – сторожит!
Бусы: грех к греху на нерв мой нижет.
Клювом острым, скользким иней лижет.
Шесть десятков раз уж простучал –
он про новые мои грехи узнал,
или старые, забытые считал…
Ворон! Я ж стреножила себя,
и живу – не ненавидя, не любя;
сплю, едва дыша и не греша!
Очерствела, заморозилась душа,
чувства, нежность, трепетность глуша,
чистую любовь, невинную душа!
А ты Ворон – мой тиран, паша!
Инквизитор! Уж развел костер?
Пригласил сюда ворон – своих сестер?
Знаю, Ворон, тебе зрители нужны:
их эмоции – стервятникам важны!
Казни страшной лишь прелюдию готовишь,
упиваешься предчувствием и стонешь
от невыразимости страданий.
Предвкушаешь катаклизмы мирозданий!
А час «Икс» настанет – апогей,
в крови искупаешься, злодей!
Душу черную ты напитаешь всласть.
Дал – кто? и за что? – такую власть –
Ворону, – презренной, мерзкой птице,
что привыкла над бедой кружиться?
Ворон, сколько душ ты погубил?
Сам за триста лет хоть раз любил?
Дал душе – коварной, злой убийце –
хоть разок любовью насладиться?
Отпуск – раз за век – усталой дал?
Слово доброе кому-нибудь сказал?
Нет, не верю! Доброта – цветы души.
Ты в младенчестве ее уж задушил!
Горько стылому, бестрепетному сердцу,
замирает ли при гибели младенца?
Нет, не верю? Ровно, сильно бьется –
так жестокому, коварному неймется
холодеть, болеть, неметь и умереть –
вместе с жертвой умирающей терпеть
муки адовы! И болью упиваться,
скрежетом зубовным наслаждаться!
Горе, боль, страдания, несчастья,
Ворон, для тебя – вершина счастья!
Жатву скорбную, ликуя, совершаешь,
урожай зверств жутких собираешь –
на полях сражений, войн и битв,
перемалывая жертв в жерновах бритв!
Пепелища, кладбища, пожарища –
там всегда найдешь себе товарища:
стаи, своры, сонмы туш вороньих –
среди трупов, гноя и зловонья!
Воронье! Откормленное, жирное –
агрессивное, коварное, немирное!
Вас, вонючих, грязных и немытых,
птицей назовет лишь разве – мытарь!
Воронья – суть – лишь гнилое естество.
Птица – гордости великой! – существо –
первозданное, свободное и чистое,
дружелюбное и доброе, лучистое.
Воронье – гиен мерзких собратья,
да шакалов – схожие ухватья!
Падаль – лакомство для вас, десерт.
Знаете одну любовь лишь – Смерть!
Вы – пособники ее и палачи.
Почему на вас похожи так грачи?
Милые, трудолюбивые созданья –
вестники весны и мирозданья!
…Ворон клювом точит плоть стекла –
вестником грядущего вновь зла!
Воплощенье существующих грехов! –
жаждет крови, гнойных ран и потрохов,
тлена, праха, смерти и гробов.
Ворон! Черный злыдень, улетай!
Сам зловещие свои грехи считай –
горы, горы их за триста лет!
Где б ни был, есть твой кровавый след.
Реки крови половодьем угрожают.
Слез кровавых океан не убывает,
не мелеет, никогда не иссыхает!
…Ворон все мои грехи считает.
Изверг! Мне проступка не прощает!
Все учитывает он и замечает…
И стучит в окно – напоминает:
сколько нагрешила, натворила!
Знаю грех: кумира сотворила…
Черна ворона не разглядела –
подарила сердце, душу, тело…
Так любви и нежности хотела!
Не случилось! Опозорена, распята!
Предь людьми и Богом виновата,
без любви, без наслажденья, без греха,
но черна, нечиста и плоха!
Клюнул страшно клюв вороний петуха –
прямо в сердце! Расклевал все потроха.
Храм огню предал приспешник Герострата!
Храм Любви моей! И Веры, и Надежды!
Наготы желал моей, срывал одежды,
чтобы обнажились раны, шрамы
и следы кинжальные – ударов,
полосы кровавые бичей,
и ушибленного сердца швы и травмы!
Все – наскоком, грабежом! И даром –
на посмешище! Зловещих палачей
призывал насытиться пожаром,
прахом, пеплом, угощая на десерт!
Ворон Черный! Дьявола адепт!
Сатана! Не птица и не птаха!
Знаю, ожидает жадно плаха –
голову срубить, посыпать прахом,
чтоб подать тебе деликатес!
Облегчить твой гнев и сплин и стресс:
мало войн и жертв, и крови,
мало издевательств над Любовью –
заржавели гильотина и топор,
суд слишком гуманен и не скор…
Воронье все хуже, меньше ест!
«Memento more!» И «Memento quia pulvis est!»
Помню, помню я о прахе и о смерти –
все напоминают бесы, черти.
Ты же на земле устроил ад,
взяв у Смерти же на смерть подряд.
И казнишь живых существ – подряд!
Теперь скалишься. Доволен? Рад?
Ты и в смехе источаешь яд…
Я – невинная: грешить уже устала!
Да и жить почти что перестала!
Так что, Ворон Черный, не пугай!
Есть! Есть на земле Любовь! И Рай!
Ты улики-бусы забирай,
и скорее улетай! И улетай!
Бог пусть судит! И грехи предъявит.
Справедлив Творец! Он все поймет!
Ты же знаешь, на земле Он правит:
Он всем по заслугам раздает.
Ах, проклятый! Бес! Разбил стекло!
Хоть и малое, но все же зло…
Все же улетел, посланец Смерти!
А за ним – след в след – все бесы, черти!
Я же с Богом на земле осталась.
И до слез смеялась и смеялась.
Стих смех… Горечь, слезы, боль остались…
Что же с нами сталось, Бог? Что сталось?
Вновь зловещий Ворон жертвы ищет,
Черной, грязной тенью всюду рыщет!
О! Проклятый Ворон!
|
|