Не дерзнуть –
Не рискнуть –
Но рискнули!
(В. Высоцкий)
Посвящаю моим учителям и моим однокашникам,
научившим меня – не пересчитывать рубли в баксы,
а различать между добром и злом, честью и бесчестием.
ГЛАВА 1.
Чигуса стояла над трупом Ниида, сжимая в руке окровавленный нож – и не могла поверить, что только что собственными руками зарезала своего одноклассника... Правда, он сам пытался её изнасиловать и убить – но... неужели это реально? Неужели на самом деле, наяву?
«Боже! Разбуди меня от этого кошмара!» – хотела крикнуть Чигуса, и тут за её спиной раздался негромкий смешок. Она обернулась – и увидела Мицуко, целившуюся в неё из пистолета. Очевидно, Мицуко поняла, что Чигуса вооружена лишь только ножом – и, смеясь, выстрелила. Чигуса ощутила жгучий удар под правую грудь – но силы пока не покинули её юный организм, и она обратилась в бегство, слыша за своей спиною смех, топот и выстрелы. Её тело прожгли ещё две пули – и тут земля «поехала» у неё под ногами, и Чигуса, истекая кровью, скатилась в овраг.
Сил бежать – или хотя бы идти – уже не было, и Чигуса вдруг с жуткой отчётливостью осознала – это её конец... Она присела на дне оврага, опершись израненной спиной на поросший травою склон, и стала ждать, когда Мицуко оборвёт её страдания выстрелом сверху в голову. Но сзади шагов Мицуко слышно не было – зато вдруг раздались шаги откуда-то сбоку, и из-за поворота оврага вышел Хироки.
- Хироки!
- Чигуса! – он увидел её, подбежал и сел рядом.
- Хироки...
- Что с тобой?
- Посиди со мной, ладно? Немножечко... Мне уже недолго осталось...
- Кто это сделал?!
- Мицуко... Берегись её!
«О Боже! Смогу ли я признаться ему?! Ведь больше шансов не будет...» – подумала Чигуса.
- Хироки... Ты в кого-то влюблён? – она привалилась к его плечу, и кровь из её рассечённой щеки капала на его пиджак...
- Да...
- Не в меня же? – она ещё нашла в себе силы улыбнуться.
- Нет...
- О Боже! Если это сон – РАЗБУДИ МЕНЯ!!!
- Это не сон, Чигуса... Но ты – самая классная девчонка на свете! – сказал Хироки.
И в этот миг её тело обмякло, голова склонилась на грудь, и стекленеющие глаза закрыла кровавая дымка...
* * *
- Наташа! Наташа, очнись! Наташка!
Голоса звучали с разных сторон – а она ещё не могла сообразить, жива ли она, и какое отношение имеет к ней это новое имя: «Наташа»... В мозгу всплывали обрывки странных воспоминаний, не имевших никакого отношения к её прежней жизни и смерти – но вдруг она начала – ещё смутно – чувствовать, что именно эти воспоминания – реальны, а недавнее... Что, сон? Но сон не бывает таким подробным, реальным и... смертельным!
- Наталочка, тренинг закончен, очнись!
И тут она вспомнила всё! Вспомнила, как вчера с дрожью в руках нажала клавишу генератора заданий специнтерната «Малахит» – и, прочитав на экране номер «26», спросила завуча Галину Михайловну:
- И... что мне теперь... предстоит?
- Не бойся, Наташенька! Это не настоящая смерть! Только тренинг – но тебе будет казаться, что это реальность... Это называется – Тренинг Высшего Реализма – потому что чувствуется реалистичнее некуда!..
- Я знаю... А зачем это? То есть, я понимаю... Но скажите ещё раз Вы, Галина Михайловна, – я хочу почувствовать неотвратимость – и зачем же всё же разучивать то, что случится однажды наяву – и тогда ведь не должно будет быть игры?!
- Девочка, девочка... – старая учительница погладила свою лучшую ученицу по голове, – ты же знаешь? Вы – мьюты, и если вы останетесь в нашем мире – то необратимо взорвёте его покой и стабильность... Поэтому нам приходится высылать вас, реинкарнировать в прошлое, где жизнь и житейские блага ещё не стали высшей ценностью, и есть место таким, как вы, мутантам-идеалистам... Но там есть и кровь, и смерть, и страдания – и мы тренируем вас, чтобы там вы были готовы, и чтобы в ваши последние минуты – по-настоящему последние – вам не было неловко или тяжело...
Галина Михайловна замолчала, сама ощутив натянутость своих слов... В самом деле, если смертью кончается всё, и нет за гробом ни суда ни милости – то зачем, кому нужна «красная смерть на миру», к которой специнтернат готовит своих учеников? Может, лучше бы ООН в 2037-ом году утвердила резолюцию об обязательной эвтаназии – умерщвлении мьютов тотчас после рождения? Негуманно? А выбрасывать детей ХХ1-го века в дебри минувших эпох, реинкарнируя их в эмбрионы «до-Водолейских» людей – и этим, кстати, убивая естественные души тех эмбрионов – намного гуманнее? Учительница уже раз двадцать отправляла классы на Тренинг Высшего Реализма, и почти всегда кто-нибудь из девочек вытягивал этот вот билет 26 – по мотивам старого японского фильма «Королевская битва». Но лишь сейчас Галина Михайловна осознала, что на практике специнтернат готовит подростков-мьютов именно к такой вот «Королевской битве» – «программе выживания», где шанс выжить равен нулю, а смерть – как правило, бессмысленна... Может, лучше на самом деле дать мьютам взорвать раз навсегда эту беспросветную «эру Водолея», где посюсторонние, материальные ценности признаются единственными, а любая мысль о чём-то высшем считается основанием для психиатрической госпитализации человека и зачисления его детей в мьюты?
Когда-то учительница читала оригиналы классических книг – не адаптированные к политкорректности – и поражалась, какими дикими, страстными и кровожадными варварами были люди ещё прошлого, ХХ века... А сейчас она вдруг, неожиданно для самой себя, подумала: может, не они – варвары? Может, это мы – духовные скопцы, разменявшие драгоценное наследие предков – жизненную силу, любовь и ненависть, честь и мужество – на чечевичную похлёбку сытой и умиротворённой «эры Водолея»?
- Наш мир – свинарник, девочка... – прошептала Галина Михайловна по-русски, так тихо, что Наташа не расслышала ничего, – Мы, «приличные, нормальные люди» – свиньи, а настоящих людей уже почти нет... Остались только вы – мьюты, «мутанты-идеалисты», и мы ненавидим вас именно за то, что вы – люди, что вы не пресмыкаетесь на брюхе пред этим миром ради вкусной похлёбки, плотского здравия и пошлого кайфа! За это мы вас и ненавидим... и пожираем, и убиваем – вопреки всем нашим широковещательным гуманностям! Но... я не хочу! Я – человек, учитель, интеллигент, дочь и внучка интеллигентов! Я НЕ ХОЧУ, ВЫ СЛЫШИТЕ, НЕ ХОЧУ БЫТЬ СЫТОЙ СВИНЬЁЙ!!! О Боже, если Ты есть... если Ты хоть когда-нибудь был... если есть ещё в мироздании невыдуманная, нефальшивая, непродажная Правда... – о Господи, об одном я Тебя прошу, молю, заклинаю: пусть я тоже стану мьютом!
Галина Михайловна ощутила головокружение и присела на свой стул... Наташа стояла рядом, и отчаянно пыталась понять – что и на каком языке сказала учительница? Наверное, это была подсказка по заданию тренинга? Наверно, предстоит что-то очень страшное – раз учительнице стало плохо?
- Иди садись на место, Наташенька... – уже на общепринятом языке эсперанто проговорила Галина Михайловна, и, снова по-русски, – Твоя доля выше и чище моей! Пусть Бог, утраченный нашим поколением, поможет тебе в твоём пути через прошлое... Там был не только ад и хаос! Постарайся увидеть... Честь... Веру и Верность... Любовь...
- Галина Михайловна! Вам плохо? – вскочила, как на пружине, первая отличница класса Юлька Ощерова. Юлька вообще всегда держалась так, как будто говорила: «я здесь по ошибке, я не мьют, я нормальная, добропорядочная девочка! Пожалуйста, поймите, что я нормальная, посюсторонняя, материалистка! Не отправляйте меня в дикое прошлое!» Сейчас Юлька, наверное, одна из всего класса не поняла, что учительница просто удручена тягостными раздумьями – и в жажде выслужиться нажала кнопку сигнала «ЧП».
Вошла медсестра, пытливо взглянула на Галину Михайловну, – и в ответ на её тихое «не надо...» безапелляционно взяла старую учительницу под руку.
- У Вас что-то с нервами... Я должна Вас пролечить!
Они удалились, Наташа на негнущихся ногах прошла к своей парте, а Юлька, в свою очередь, положила руку на генератор заданий...
* * *
Но всё это было вчера, а сейчас Наташа, наконец, открыла глаза – и увидела над собою взволнованное лицо своей подруги Алёны.
- Алёнка! Приветик!
- Приветик! Ну, слава Богу, что ты наконец оклемалась! Все остальные пришли в себя уже час назад!
- И Вася? – Наташа уже года два была безответно влюблена в Алёнкиного брата, но он смотрел только на Юльку... А несколько часов тому назад – или жизнь тому назад – короче говоря, в тренинге – Вася был Хироки, а Юлька – Мицуко... «Смогу ли я наяву предупредить его – остерегаться Юльки?» подумала вдруг Наташа.
- Братан мой? Естественно! У него было задание не сложное, но жуткое – путешественник, замерзающий в Антарктиде на пути к полюсу...
- А у тебя самой?
- Ох, Наталочка, не спрашивай! Глянь – у меня точно нет шрамов под рёбрами?
- Алёнушка! Ты же сама уже знаешь – это было не взаправду!
- Слушай, я уже не уверена... Строго между нами – меня зарезал Эдуард Карлович!
- Кто??? Наш препод географии?
- Он самый! В собственном своём кабинете! Вызвал для пересдачи зачёта по Новой Зеландии – а когда я пришла, потребовал... ну, вообщем... ты понимаешь? Говорить срамно...
- И ты?
- Послала его на все буквы великого и могучего русского алфавита. Объяснила, что я верующая, и не могу совокупиться без церковного венчания...
- И что он?
- Ну, что... Вмиг озверел, схватил указку – она у него железная, прямо рапира – и начал меня колоть... В грудь, в живот, но больше в поддых... Короче, на седьмом ударе я... ну, вообщем, отлетела... а он продолжал колоть... по-моему, всего нанёс 13 ран – он что – сатанист, что-ли?
- А, хрен его... Забудь про это, Алёнушка!
- Трудно забыть... Но я его простила! Ещё тогда... когда кровью истекала... и я тогда попросила Господа Иисуса Христа – простить и вразумить всех наших учителей! Ведь, я думаю, они просто сами не ведают, что творят!
- Хорошо тебе, Алёна! Ты крепко веруешь... Наверно, Там, в прошлом, будешь монахиней... или даже мученицей-святой... У тебя в рай дорога прямая... А вот мне каково будет? О-о-ой... Слушай, помолись за меня! Пожалуйста!
- Конечно! Я каждое утро тебя в молитве поминаю... Но и ты сама – молись! На одних чужих молитвах в рай не проедешь! Для спасения души – надо и самой молиться... и, главное – крест свой нести... и распинаться по конец жизни на том кресте...
- Понятно... Тяжко, конечно... Но я постараюсь! Слушай, Алёна, только не сочти за сплетническое любопытство: ты не знаешь, что у Юльки было? К тому – она ведь меня... ну, ты понимаешь... хотя, конечно, под другим именем – по сюжету мы все японцы были... но лицо и голос, я сейчас уже поняла – точно она!
- У Юльки? Смерть от передозировки наркотика! И как она про это рассказывала – вообрази только, с таким высокомерным презрением к нам остальным – вы, мол, страдали, а я вот кайф словила!
- И ты ей что-нибудь ответила?
- Ничего... Понимаешь, не по-христиански было бы плюнуть человеку в лицо... тем более, что человек тот всего два часа назад как смерть принял... хоть и постыдную смерть, а всё же... Короче, я отвернулась и ушла. А у тебя – что было? «Королевская битва» или «Яшмовые подвески»?
- «Королевская...» Я была – Чигуса...
- Внятно... А кто был твой Хироки?
- Сама-то не понимаешь, что ли?
- Васька? Так и говорила бы, открытым текстом... может, он через стенку услышит, и на тебя «западёт»... Шучу, конечно... но, может, на самом деле сказать ему, что ты по нём давно и безответно сохнешь? Что ты даже готова помереть – лишь бы в последнюю минуту жизни быть с ним рядом? Парни, вроде, на такое хорошо клюют...
- Алёнка, ты что? Ну тебя с такими разговорчиками! Знаешь же, как я стесняюсь... У меня при виде Васи... Васечки... короче, язык во рту делается варёный! А ты предлагаешь – сказать такое... Хоть и правда сущая – а неловко-то как! Ты подумала? А ещё верующая...
- А что? В Библии сказано: «признавайтесь друг перед другом». Вот и признайся ему, наконец! А то вдруг он на самом деле добьётся взаимности – от Юльки? Тогда она его точно ото всего святого отобьёт... Я в каждой молитве Бога прошу – чтоб он с нею рвал поскорее, и чтобы наконец в тебя втрескался... По-моему, ты заслужила глоток счастья!
ГЛАВА 2.
Завуч младших классов специнтерната «Малахит» Ольга Леонтьевна Соловейчик на педсовет опаздывала. А что делать – везла группу малышей из психизолятора, где содержались их родители – идеалисты... Но вот, наконец, детки переданы воспитательнице подготовительного класса, и Ольга Леонтьевна – точнее, Оля – так её звали остальные учителя, ибо из всего педагогического коллектива она была самой молодой – 25 лет, всего два года как закончила пединститут, – вошла в учительскую.
На неё обернулись все. В первый момент Оля подумала, что смотрят на румянец стыда на её щеках – такой румянец мог показаться симптомом идеализма. В глазах большинства сослуживцев действительно читалось брезгливое сожаление, общепринятое в обращении здравых с явными психами, и Оля уже хотела-было вскипеть, но вовремя сообразила, что тогда её точно ждёт психушка, а малыш, которого она сейчас носит под сердцем... «Нет, не надо! Это слишком страшно, жутко, безжалостно! Кто-нибудь, ну разбудите же меня! Выведите меня из этого кошмара чёртовой эры водолея – в действительно нормальный, Божий мир!» – думала Оля, идя на негнущихся ногах к своему креслу...
Только уже сев на место, Оля вдруг поняла, что в зале пустует ещё одно место – место её матери, завуча старших классов Галины Михайловны Рядковой. Тут Оле стало по-настоящему нехорошо, и на несколько минут она «отключилась». Монотонно бубнящий голос англичанки Людмилы Сергеевны о снижении успеваемости в «8Д» классе проходил мимо Олиного сознания, а Оля, как наяву, видела картины прошлых лет...
Четыре года назад, когда она только закончила третий курс «педа» и выбирала направление специализации, на пикнике с нею заговорил пятикурсник-дипломник Феликс Соловейчик (давно ей нравившийся – но заговорить первой она не решалась; по меркам эры водолея – такая стеснительность была предрассудком на грани психоза).
- Оля!
- Да... Феликс?
- Мне кажется... Извините, я давно наблюдал за Вами... Мне кажется, что Вы... ну... не такая, как все... как все современные девушки – размалёванные надувные куклы... Вы ведь не такая?
- Вам не кажется, что я могу обидеться?
- И слава Богу, если обидитесь! Это значит, что Вы – человек, Настоящий Человек, действительно не такая, как большинство наших с Вами однокашников... Ну, если Вы очень обиделись – сдайте меня в психушку, что-ли... Слово Человека, слово Христианина – я Вас не выдам!
- Феликс! Ах... простите меня, пожалуйста! Я Вас тоже ни за что не выдам! Вы... точно – верующий?
- Да! Русская Православная Катакомбная Церковь!
Оля к тому времени уже пять лет искала общину верующих, чтобы принять святое крещение. В школе и институте она была круглой отличницей по истории, и почему-то читала о вере и идеалах предков с восхищением, а не с общепринятым пренебрежением. Но она знала, что Такие взгляды, как у неё, называются страшным словом СВИ – «Синдром Вялотекущего Идеализма», и ещё не чувствовала в себе готовности к психизолятору и сульфазину...
Феликс говорил с нею весь тот вечер и всю ночь, а утром тайно крестил её в водопаде в верховьях реки Чусовой, где они проводили первый месяц «Студенческого Лета – 2061»...
Потом он рассказал ей про свою специализацию – делинквентную педагогику, то есть работу с детьми-идеалистами, или так называемыми «мьютами». Оля мгновенно загорелась этой идеей, обрадовавшись, что сможет найти среди этих детишек «родственные души». И тогда Феликс дал ей почитать задания Тренинга Высшего Реализма...
Оля открыла брошюрку на номере «26» – сюжете из старого, ещё до-водолейского фильма «Королевская битва» – и вдруг вообразила в роли Чигусы – саму себя, а в роли Хироки – Феликса... Её сердце вдруг сильно-сильно забилось, чуть не проломив рёбра, а из глаз брызнули крупные слёзы. Феликс сел рядом, приобнял её (точно как в задании тренинга), и они проплакали вместе, наверное, полночи, а потом признались друг другу в любви, и дали обет – быть вместе, и вместе служить Богу и детям-мьютам...
* * *
Олино раздумье прервал голос Эдуарда Карловича Парицкого, преподавателя географии, про которого в интернате ходил нехороший слушок, что он – осведомитель психиатрической службы...
- Дамы и господа! А сейчас мы посмотрим запись вчерашнего тренинга «12А» класса. Прошу смотреть внимательно – есть нечто новое по сравнению с прошлыми годами...
«А ты-то при чём?» хотела спросить Оля. Тренинг должна была проводить Галина Михайловна... Но её нет здесь – может, срочная командировка? А она поручила ему... Оля никогда никому не рассказывала, что Парицкий пытался её изнасиловать – ей тогда удалось вырваться и убежать, но сейчас, глядя на запись тренинга Алёны Шойхет, Оля вдруг явственно ощутила на месте девочки – себя! Ощутила похотливые потные лапы, и страшную, жгучую, жестокую боль от пронзающей тело гранёной стальной указки... Слава Богу, что никто сейчас на Олю не смотрел – на её лице было написано страдание, пожалуй, не меньшее, чем на лицах умирающих школьниц на экране.
- Эдуард Карлович! – заговорил вдруг Олин муж, Феликс Адамович Соловейчик, – Потрудитесь, пожалуйста, объяснить – почему в тренинге столь явно прослеживаются детали реальности нашего интерната?
- Да, да, почему? Это же запрещено правилами? – подключилась преподаватель истории Валентина Павловна Васкова.
- Что ж, объясняю... Есть решение – в прошлое эти мьюты пойдут с полной памятью о нашем мире и с убеждением, что это лишь очередной тренинг. Это необходимо, чтобы они точно выполнили Задание.
- Какое Задание? – Оля уже не могла сдерживаться, – Какое ещё Задание?! Вы хотите послать детей... послать на смерть, значит... на Настоящую Смерть... а они чтоб думали, будто это игра?.. И не береглись... и... и... Вы! Вы понимаете, что их кровь будет на ваших руках?! Мало вам одной этой девочки – Алёны? Хотите массово? Сволочь вы!!!
Сидевшие рядом с Олей учительницы и воспитательницы боязливо отодвинулись, и вокруг неё образовалось пустое пространство... Никто, кроме Феликса, не смотрел ей в лицо...
- Насчёт сволочи и прочего... – насмешливо произнёс Парицкий – Вы знаете, что ваша мать позавчера вечером госпитализирована в психизолятор с диагнозом вялотекущего идеализма? Вы понимаете, что это означает лично для вас? Хотя у вас самой, как я вижу, идеализм вообще в маниакальной форме...
Он нажал кнопку, дверь учительской отворилась, и вошли четверо дюжих санитаров. Один из них подошёл к Оле и направил на её лицо баллончик с хлороформом.
- Не надо... наркоза... Я сама... пойду... туда, к маме... Только ребёночка не повредите! – Оля была на восьмом месяце беременности, и сейчас думала прежде всего о малыше. – Феликс, воспитай нашего маленького настоящим Человеком! Прощай, Любимый!
- Вы не хотите делать аборт?! – с удивлением спросила вошедшая следом за санитарами врачиха, – Теперь я сама вижу, что вы тяжело больны... Любая нормальная женщина сама ищет абортарий! Впрочем, это ваше право – сохранить беременность... А муж ваш что скажет? Где его найти?
- Я здесь! – вскочил Феликс, лицо которого было покрыто белыми и красными пятнами волнения, – Я против аборта! Требую ребёнка сохранить!
- Вы знаете, что будет ждать вашего ребёнка? – усмехнулся Парицкий.
- Да! Знаю! И хочу сам подготовить моего маленького к жизни и смерти Там! Если, конечно, вы меня раньше не укатаете...
- Когда-нибудь укатаю... Но сейчас я готовлю диссертацию, и хочу экспериментально посмотреть, как страдает идеалист от своей болезни – стыда... Вам ведь должно быть стыдно, что ваша жена в изоляторе, а вы – на свободе? Ха-ха...
Феликс хотел было швырнуть в Парицкого чем-нибудь увесистым, но в последний момент, уже приподняв «дипломат», подумал: «Христос не мстил... А я не выше Христа... Тоже не имею права на месть... Боже, вразуми их!»
* * *
После педсовета Феликс Соловейчик ощутил страшное одиночество... То есть, он никогда не чувствовал человеческого отношения от сослуживцев, но сейчас учителя просто не смотрели в его сторону, а когда он подходил к кому-то поближе – те шарахались, как от самой смерти. И Феликс понуро пошёл в свой кабинет химии на третьем этаже специнтерната.
Мьюты – эти лучшие из известных ему людей, (после Оли, разумеется), ждали его. Весь «12Е» класс собрался в кабинете – хотя уроки в этот день уже давно закончились – и когда Феликс вошёл, ребята встали «по струнке» и отсалютовали ему – как не салютовали на Земле уже лет 60...
- Мы видели, Феликс Адамыч... Теперь Вы – как один из нас? – полуутвердительно спросил Дима Мешавкин.
В глазах Феликса появились слёзы...
- Ребята... Простите меня, пожалуйста... что я не помог вам раньше... вырваться из этой камеры смертников... А сейчас... я уже не знаю... смогу ли вам ещё помочь... успею ли...
Внезапно в кабинет буквально влетела Наташа Орлова из «12А» класса.
- Люди! Люди!
- Что, Наташа? – спросил учитель, – у тебя «хвост» по алкалоидам...
- Ой, Феликс Адамыч... Хотя Вам теперь можно сказать... Я подслушала разговор Эдуарда Карловича с Людмилой Сергеевной...
- Подслушивать нехорошо...
- Да я знаю! Но тут такое дело... Короче, нас хотят послать в 1994 год – прямо в нынешних наших телах – чтобы начать эту «эру Водолея»!
- Как – «начать эру водолея»?
- Вот так... Оказывается, резкое обращение большинства людей Земли к материализму и прагматизму было вызвано химическим веществом – оно называется «трод» – которое было тогда выпущено в атмосферу... А выпустить эту гадость велят – нам!
- И ты?
- Чёрта им с два! Если только я смогу эту дрянь остановить...
- А если хочешь смочь – молчи! Здесь посторонних ушей, может, и нет - я проверял – а вот в твоём классе есть одна Юля...
- Да знаю я про неё всё! И при учителях – кроме Вас, Феликс Адамыч, – молчать буду как партизан на допросе...
- А ты не думаешь, что в интернате могут быть подслушивающие устройства?
- Неужели? И до такой подлости докатились? Как же Вы, Феликс Адамыч, могли четыре года прослужить этой гнуси?!
- Прости, Наташенька... Простите, ребята! Моя вина... Хоть бы вам удалось – сорвать эту дьявольскую систему! А трод – просто знайте – расщепляется хлором или соляной кислотой. Но при этом выделяется ядовитый газ фосген – так что будьте осторожны. А откуда только он взялся – трод? Как чёрт из табакерки...
ГЛАВА 3.
На Задание были направлены Алёна, Вася, Наташа, Юля и Юра. Сразу по прибытии – в Магадан, в июль 1994 года – все пятеро завербовались подсобными рабочими в «Магадан-Геологию», и через день отправились с геологоразведочной партией «94-14» на плато Сордоннох. Так и было записано в сценарии их действий – отчёте Юли, который она должна была составить после выпуска трода в атмосферу.
Оказывается, в декабре 1991 года на это чукотское плато – Сордоннох – упал метеорит, содержавший соединение трода с кальцием – и теперь Наташе и её спутникам предстояло выпустить трод в воздух, залив метеорит серной кислотою. В начале 1990-ых годов геология, как и вся прочая экономика России, пребывала в глубоком провале, и первая после падения метеорита экспедиция на плато состоялась лишь летом 1994-го. В этой экспедиции и должны были участвовать пятеро мьютов.
Как только экспедиция добралась к выбранной геологическим начальством точке (в 46 километрах от места падения метеорита), Юрка разыскал в лагере большую канистру с олеумом – концентрированной серной кислотой... Он показал канистру своим спутникам, и Наташа с затаённым удовлетворением отметила, что емкость очень похожа на другую канистру – с кислотою соляной. В первую же ночь на новом месте Наташа тайком поменяла этикетки на канистрах, и впервые за последние дни позволила себе заснуть спокойно – она сделала всё, или почти всё, что от неё зависело.
* * *
Проснулась Наташа от звука выстрелов... Выпрыгнула из гамака – и увидела Юрку, бежавшего по лагерю с автоматом наперевес.
- Юрий! Что происходит?
- Я уничтожаю посторонних!
- Кого?
- Других членов экспедиции! Всех, кроме нас пятерых!
- Что? Как ты можешь?! Как ты мог?! Как ты посмел?! За что???
- Чтоб не помешали... Отойди! Всё равно я уже закончил – тебе никого не спасти! Ха! Зато по возвращении нас всех пятерых примут в нормальное общество!
- Ты думаешь, нас примут? С кровью на руках?! – вмешался в разговор неслышно подошедший Вася.
- Ты хоть не каркай под руку! А то и тебя положу!
- Стреляй! Лучше умереть честным человеком, чем жить... таким как ты! Убийцей!
- Сука! – с этим возгласом Юрка спустил курок.
Вася прижал руки к животу, медленно согнулся и осел в траву. Юрка молча бросил автомат на землю, развернулся и пошёл к Юлиному гамаку.
Наташа склонилась над тихо хрипевшим Васей...
- Вася... Васечка!..
- Наташа... Наталочка...
- Васенька! Не умирай! Пожалуйста!
- Прощай, Наташенька... Я ранен смертельно... и уже умираю... Прости, пожалуйста... извини, что я всю жизнь... всю жизнь... всю свою заканчивающуюся жизнь стремился к Юле... и не видел твоей молчаливой преданности... твоей тихой любви... твоей неброской красоты...
- Вася! Ва-а-ася-ааа!!!
- Не мсти за меня, милая... И прости, что я лишь в последнюю минуту жизни сказал тебе тёплое слово... Прощай!
Васино тело содрогнулось последний раз... Наташа приподняла его голову, поцеловала в губы – и с ужасом ощутила, что губы эти уже остывают. Над лесотундрой вставало солнце. Наташа последний раз поцеловала мертвое тело любимого, встала, и, глядя перед собою невидящим взором, пошла к своему гамаку.
* * *
А Алёна в это время судорожно пыталась включить рацию.
- Кто-нибудь! Кто-нибудь меня слышит?
- Здесь «Магадан-Геология»! Кто вызывает?
- Это экспедиция 94-14! У нас беда!
- Что случилось?
- Террористический акт! Один из наших сотрудников расстрелял остальных!
Вдруг Алёна почувствовала на своём затылке чей-то колючий взгляд... Холодный пот ручейком заструился по её спине – но она не оторвалась от рации, и успела услышать безапелляционный ответ:
- Не бредь, детка!
В следующий миг между её лопатками как будто вспыхнуло пламя, она обернулась – уже падая – и увидела над собою ощеренное по-волчьи лицо Юльки. А сказанных Юлькой слов: «Плата за донос – смерть!» – Алёна уже не услышала...
* * *
Наташа, Юля и Юрка уже второй день шли вместе через тайгу. Наташа не завидовала интимным отношениям своих спутников – она помнила последний хрип Васи и остановившийся навсегда взгляд Алёны, смертью которых был оплачен этот интим... Тотчас после бойни в лагере Наташа хотела-было отомстить – уничтожить своих спутников-убийц – но сознавала, что в одиночку ей просто не дотащить канистру до метеорита, и сейчас шла, стиснув зубы.
Под вечер – часов в семь – они вышли на большую выжженную пожаром пустошь. В центре пустоши виднелось озерко, и Наташа вдруг осознала – Это Место! На дне этого озерка лежит тот самый треклятый метеорит – состоящий из тродата кальция, метеорит, из которого Юрка собирается выпустить трод серной кислотой... Так было написано в Юлькином отчёте – который отчёт им показывали в интернате перед отправкой. Всё должно было идти по написанному сценарию, и до сих пор действительно шло почти всё... Только вот о массовом расстреле не было в отчёте ни слова – но, может, Юлька была просто слишком равнодушна и высокомерна, чтобы об этом упомянуть? Только о том, что Наташа заменила канистру олеума на канистру соляной кислоты – не знали ни Юрка, ни Юлька, ни Юлькин отчёт...
Сейчас Юрка тащил эту канистру, Юлька пеленговала метеорит по электронному компасу, а Наташа шла сзади с автоматом, на случай нападения медведя или волка. В отчёте было сказано, что оружие Наташа взяла зря – звери на них не нападали, но для полного соответствия истории Наташе дали автомат. Никто, кроме самой Наташи, и представить не мог – какое применение найдёт её автомат в Настоящей Реальности...
Они подошли к озерку. Юрка отвинтил крышку канистры, и начал лить кислоту в воду. Вдруг он резко поднял канистру и повернулся к Юльке.
- Кто? КТО ЭТО СДЕЛАЛ?!
- Что? Что случилось, Юрочка?
- Это не олеум! Это соляная кислота! А она не освобождает – а разлагает трод!!!
- Какая жуть... Но это не я! Не я, честно! Зачем бы мне – заваливать самый главный экзамен на право считаться нормальной??? Это, наверно, Натаха...
Юрка сделал шаг по берегу – к краю обрыва, чтобы вылезть и оттащить канистру от озерка и метеорита.
Наташа поняла – это будет конец... Её зрачки странно сузились. Она подняла автомат – и двумя очередями крест-накрест перечеркнула Юрку. Он с коротким хрипом упал в воду – и канистра с кислотой упала рядом с ним.
- Так это ты... – каким-то странным голосом произнесла Юлька, – Ты сорвала наш экзамен... Ты на самом деле хотела отменить эру Водолея? Дурочка... Ладно, пошли! Пошли в лагерь – там я напишу отчёт, и нас заберут домой!
Она прошла мимо замершей в неподвижности Наташи – назад по их общим следам. Юлька была столь беспечна, что даже сейчас, сразу после Юркиной гибели, не подумала отнять у Наташи оружие. А может, подумала – но не посмела? Так или иначе, она уже приближалась к краю леса, когда Наташа вдруг очнулась от оцепенения. Очнулась – и вдруг подумала: «Пока мы с Юлькой живы – ничего не закончено! Мы обе должны умереть немедленно – здесь и сейчас! Кровь за кровь, смерть за смерть!»
- Юля! – окликнула Наташа. Она просто не могла выстрелить в спину.
Юля вальяжно обернулась – и всею грудью, на вдохе, приняла автоматную очередь. Она молча опрокинулась навзничь, – а у Наташи ноги вдруг стали ватными, и она тоже упала, хотя и не раненая.
«Неужели это я? Неужели я только что убила двух человек? Неужели я на самом деле убила своих одноклассников???» Наташино сердце болезненно сжалось – она вдруг поняла, что Юра и Юля на самом деле были такими же идеалистами, как она сама, только им учителя навязали в качестве идеала «эру водолея», а Наташе, Алёне и Васе ничего навязать не сумели... «А ведь я могла бы оказаться на месте любого из них... Если бы обстоятельства педагогических ошибок сложились иначе... И тогда я лежала бы сейчас в собственной крови... а Юля вот так же посылала бы мне последнее «прости»... и, глядя в синее небо, готовилась бы вдохнуть пулю... а может, это был бы Юра?.. или Вася?.. или Алёна?.. Прощайте, ребята! Для нас пятерых всё уже кончено... Будь вам пухом вечная мерзлота! Боже, хоть бы другие... которые переживут нас... не узнали этого кошмарного мира эры водолея, когда для чести, верности и мужества нет иного пути кроме отверженности, насилия, зла...»
Наташа сжала губами горячее дуло автомата и уже положила палец на курок, но в последний момент решила чуть повременить – единственный раз в жизни взглянуть в То Озерко...
Она с трудом встала и подошла к берегу. Юрка был явно мёртв, и кислота из канистры, полностью смешавшаяся с водою, уже обесцветила кровавые пятна на его комбинезоне. Наташа долго стояла над озерком, в одночасье ставшим могилой, не задумываясь, что вдыхает смертельно ядовитый газ фосген – продукт нейтрализации трода, об опасности которого её предупреждал Феликс Абрамыч. На своей собственной жизни Наташа уже поставила крест. Теперь она стояла – и молча, без слёз, молилась о упокоении своих жертв – только за них, не за себя...
Потом Наташа пошла к месту, где упала Юля – но по пути споткнулась о корягу, и упала сама, больно напоровшись на сучья. Встала со стоном, доковыляла наконец до Юлиного тела. Юля лежала на спине, широко раскинув руки, и ни боль, ни раздумье не запечатлелось на её гладком лбу... Наташа поцеловала этот лоб – и вдруг ощутила, как кровь пошла у ней горлом. Она оторвала своё лицо от мёртвого Юлиного - и на самом деле увидела свою кровь, смешавшуюся с Юлиной на жёсткой жёлтой траве...
- Вот и всё... Прощай, Юля! И ты прощай, Юра... Прощайте, ребята! Не поминайте лихом... Прощай, гуманистическая, практическая, материалистическая и самая рациональная в истории «эра водолея»! О, если бы все мои современники – не только мьюты – поняли вдруг, что гуманизм ХХ1 века – столь же жесток, безнравствен и безумен, как самые жуткие эры прошлого... И даже ещё жесточе... Еще безнравственнее... Прими же моё последнее пожелание, «век водолея» – я желаю тебе только одного – НИКОГДА НЕ НАСТУПИ!!! Господи Иисусе, пожалуйста, прости, помилуй, и прими мою многогрешную душу!
* * *
И вдруг Наташа почувствовала, что отделяется от своего тела, и летит куда-то в бесконечность... Слева она слышала насмешливо обвинявший её голос Эдуарда Карловича, а справа – оправдывающий и понимающий, такой матерински-милосердный – Галины Михайловны...
Внезапно темноту вокруг рассеял свет ярче солнечного, и в этом свете Наташа увидела три склонившиеся над нею фигуры... Она узнала Васю и Алёну, и потянулась к ним – но они молча указали ей на Третьего, стоявшего на воздухе справа от них. Наташа всмотрелась в Него – и вдруг со смешанным чувством трепета и восторга увидела кровавые раны на Его руках, ногах, груди и лбу, и три ярких луча, крестообразно исходивших из Его головы...
- ИИСУСЕ?! Помилуй мя!
- Ты всё сделала правильно, добрая, верная и многострадальная доченька!.. Войди в радость Отца Небесного!
- А... как же геологи? И Юля? и Юра?
- Ты готова молиться за их души?
- Да и аминь!
- А ты, чадо Василий? И ты, чадо Алёна? Вы готовы простить и встретить здесь ваших земных убийц?
- Аминь, аминь! Готовы! Прощаем! Уже простили! Помилуй их, Иисусе, пожалуйста!
Вдруг – неожиданно для самой себя – Наташа обернулась – и увидела Юру и Юлю, стоявших на коленях по левую руку от неё.
- Слава Тебе, Господи! Спасибо Тебе, что Ты не попустил нам довести до конца наши планы... Ведь эра водолея сорвана, да?! И тебе, Наташа, спасибо! Что, пролив нашу кровь, ты омыла нас от совершённых нами убийств... – сказал Юра, и на глазах его заблестели тёплые слёзы покаяния.
- И что ты молилась за нас! И тебе, Алёнушка, спасибо огромное! И тебе, Васёк! – с благодарной улыбкой добавила Юля.
- Вся слава – Всевышнему Иисусу! – строго произнесла Алёна, но и её глаза сияли озорной радостью.
- Слава Тебе, Христе! Благодарим Тебя! Будь благословен, Господи! – в один голос воскликнули все пятеро мьютов – и услышали как будто многоголосое эхо, повторившее их слова...
Наташа взглянула в сторону этого эха – и увидела души геологов из их экспедиции, восторженно взиравших на Спасителя.
- И всех наших однокашников – спаси и помилуй, Господи! И учителей! – ещё попросила Алёна.
- Их черёд будет позже... В настоящем мире, который вы привели на смену антихристовой эре водолея – у них будут другие судьбы, и по вашим молитвам они пройдут путь веры, любви и надежды... и встретятся с вами – когда придёт их черёд...
- А... что с эрой водолея?.. На самом деле покончено?!
- Вы отразили её! На тысячу четыреста лет... Победившие – унаследуйте же Царствие!
|
|