БОГАЧ И ГРАФ И … ПОБРАТИМ ШЕВЧЕНКО

 

(ПОБРАТИМ АНТИПОДОВ – ШЕВЧЕНКО И ЮЗЕФОВИЧА)

 

 

Где-то в начале-середине 60-х я работал в Черниговском Госстандарте. Мотался по области, проверяя пищевые предприятия. Вот с такой проверкой и попал на Линовицкий сахзавод. Командовали там мои институтские однокашники. Поселили они меня в приезжей в уютном флигельке при огромном двухэтажном доме с колоннами, принадлежавшем когда-то де Бальменам. Это было мое первое и единственное знакомство с Родиной любимчика бабушки Веры (Вербицкой-Вороной) графа-бунтаря Якова де Бальмена, удачника-неудачника в Любви, сентиментального писателя и художника-юмориста, побратима самого Шевченко. Еще в те времена я хотел написать о нем повесть. Да уж больно непонятным он выглядел в рассказах моих бабушек - несчастный бедный граф, в которого влюблялись первые красавицы Черниговщины и так не смогший жениться на любимых - всех их родители выдавали за других: то более богатых, то более родовитых, то просто более удачливых. Правда, знакомство с его родовой усадьбой, в пух, и прах разбивало те расказни о его бедности. Домина с колонами был ничем не хуже Лизогубовского в Седневе, а парк гектаров в 16 намного лучше Седневского, он пожалуй ничем не уступал знаменитому в те времена Тростянецкому дендропарку (Не ищите сегодня того Тростянецкого дендропарка. Был я там в этом году. Уничтожили его застройки «новоукраинцев» да свалки мусора в непроходимых чащах. Даже местные не знают о его существовании. Лишь старики отсылают туда, к больнице. Там когда-то был тот дендропарк, устроенный кн.Голициным. Красивый, знаменитый, нынче заброшенный, забытый ).

Сейчас настало время подытоживать прожитое, отдавать долги. Вот и хочу отдать долг памяти веселому побратиму Тараса Шевченко -Якову де Бальмену.

Родился он в этом родовом Линовицком поместье 16.07.1813. Правда, поместье не совсем было родовым. Не предки его строили. Создали его в 18 веке Стояновы, затем где-то в 90-годы 18 столетия выкупил у них сенатор Александр Федорович Башилов, на месте маленьких стояновских домиков соорудил роскошный двухэтажный особняк с колоннами, рядом поставил два изящных флигеля. Разбил прекрасный ландшафтный парк на 16 гектарах, при въезде в который соорудил сторожевую башенку в стиле рококо, а возле дома белокаменную церквушку. Когда же отдал за Петра Антоновича де Бальмена любимую дочь Софию, дал ей в приданное это поместье…

Крестными родителями Якова были предводитель губернского дворянства кн. Яков Лобанов-Ростовский и княжна Татьяна Густовна Волховская (двоюродная бабушка Якова, та „старенька мати”, которую вспоминал в ссылке Шевченко).

Был Яков старшим ребенком, то есть наследником родительского богатства. Мать родила еще 5 детей, но двое из них умерли, так что в живых остались только братья Сергей и Александр да сестра Наталья.

В те времена дворянские дети должны были учиться в гимназии. Но чем богаче был дворянин, тем позже отдавал он своего ребенка в гимназию, вначале обучая ребенка у себя дома. Так и Яков, впрочем, в детстве его звали Жаком, обучался дома. Учителями его были швейцарец Юлий Петрович Мате, немец Падаш и замечательный художник Карл Ребус. О качестве того домашнего обучения говорит хотя бы то, что в заявлении о допуске к экзаменам за 7 класс Нежинской гимназии высших наук он пишет, что дома прошел курс следующих наук: священной истории, русской грамматики, риторики, логики, литературы, географии, истории, арифметики, алгебры, геометрии, тригонометрии, планиметрии, дифференциальной и интегральной математики, общей физики, природоведения, французского, немецкого языка и латыни. Знаете, я когда-то держал в руках дедов аттестат об окончании гимназии. Там было не более 2/3 предметов из перечисленных. В 1830 году Яков отлично сдал экзамены за 7 класс и был зачислен вольнослушателем той знаменитой Нежинской гимназии. Только не совсем удачным оказалось время для знакомства с гимназией. Как раз в разгаре было знаменитое «Дело о вольнодумстве». Разогнали самых популярных преподавателей во главе с бывшим и. о. директора К. В. Шапалинским и М. Г. Белоусовым. Скучно и тоскливо стало в гимназии. Слава богу, Яков был вольнослушателем и мог выбирать, на какие лекции ходить, а какие игнорировать. Но не думайте, что он злоупотреблял своим правом свободного посещения, чтобы гулять. Если он не шел на лекцию, то отправлялся в библиотеку. Он всегда был первым учеником в классе, получал почетные грамоты, заносился в книгу памяти класса и книгу чести гимназии. Правда, те старшие классы в нежинской гимназии были не большими, не больше дюжины студентов. Но зато, какие это были студенты - Вася Прокопович, в будущем преподаватель кадетского корпуса, писатель, общественный деятель. Вася Халупко, в будущем начальник канцелярии гидрографического департамента военно-морского Министерства, путешественник, писатель… Будущий известный юрист, чиновник Министерства Юстиции - В. Халупко… Будущий директор Черниговской гимназии Г. В. Гудыма, далекий родственник Якова, будущий писатель Петр Катеринич. На квартире профессора Соловьева жили земляки Якова, соседи по имению, Евгений Гребинка, старший его на год, и младший на год Саша Афанасьев (Чужбинский). Но больше всех сдружился Яша с сыном преподавателя уездного училища Леней Руданским, будущим героем кавказских войн, генерал-лейтенантом, писателем. У них были общие взгляды на литературу, искусство, науку, одинаковое отношение к жизни и к окружающим. Да и учились они плечо - в плечо, оба были первыми учениками. Дни занятий шли незаметно. Наступил 1831 год. Перед новым Годом, а он тогда отмечался 13 января, Яшина крестная мать княгиня Татьяна Волховская устраивала грандиозные балы. На этот раз Яшина мать решила представить Свету и своего сына. Яша с восторгом принял мамашино предложение. И вот 11.01.31 они приезжают на бал к его крестной матери, отведшей любимому крестнику «навечно» отдельную комнату в своем имении. И здесь семнадцатилетний гимназист встретил, и влюбился с первого взгляда в свою кузину, 16 летнюю красавицу Софию Вишневскую, тоже крестницу Волховской. Вот как он сам описывает ту первую встречу:

«Возле стола ходили две девушки, но я видел только одну – высокую, стройную в голубом платье, с каштановыми локонами на нежных плечах. Нет, это была не девушка, не женщина – это был ангел, божество, что-то невозможное».

Яков и сам был высокий, стройный, красивый, умел увлекательно рассказывать о самых обычных вещах. Неудивительно, что девчушка, впервые вышедшая в свет и сама влюбилась в него по уши. Они уже не видели никого, кроме друг друга. Щебетали уединенно в уголке или в укромных местах парка. Они вступили в свой, особый мир Любви, в котором больше никому не могло быть места. Но Якову мало было быть с любимой. Ему нужен был кто-то, с кем бы он мог делиться своими переживаниями, кому бы он мог рассказывать о своей любви к Софии. Ему нужен был старший Друг. Настоящий Друг. Идеал Мужчины. И такой идеал мужчины, которого он хотел бы видеть своим побратимом, он встретил на том же балу. Это был сосед Вишневских, герой русско-турецкой войны, тридцатилетний красавец штабс-ротмистр Михаил Юзефович. Все мы знаем его по делу о Кирило-Мефодиевском братстве, привыкли видеть в нем грязного доносчика. Увы, не вписывается он в прокрустово ложе догм сталинской эпохи. Да и грязным доносчиком он не был. Он был лучшим другом Костомарова и Кулиша, ему доверял свои бумаги Тарас Шевченко. Чтобы не возвращаться потом к этому вопросу, расскажу о том гореизвестном эпизоде с арестом Костомарова. Дав жандармам, приказ арестовать братчиков, в том числе и Костомарова, генерал-губернатор кн. Бибиков немедленно поставил в известность об этом и помощника попечителя учебного округа Михаила Юзефовича. Тот среди ночи побежал на квартиру к Костомарову, чтобы предуп-редить приятеля об обыске. Лихорадочно стали уничтожать компрометирующие бумаги. Жалко было Костомарову уничтожить «Закон божий, или книгу бытия украинского народа», переделанное братчиками произведение Якова де Бальмена. Протянул он его Юзефовичу, чтобы спрятал. И тут разлетаются двери и в комнату вваливаются жандармы. Приятели застыли от неожиданности. Первым пришел в себя Юзефович. Он протянул жандармскому полковнику рукопись, которую так и не успел спрятать, и заявил, что Костомаров уже сознался в скоенном и, в знак глубокого раскаяния, передал ему лично в руки этот противоправительственный опус…

Он хотел спасти себя и приятеля. Спасти то спас, но сам навеки вошел в историю, как Иуда. Хотя сын того Юзефовича Владимир был активным деятелем Киевской громады, а внук так тот даже вообще был революционером…

Но вернемся в тот далекий 1831 год. На бал княгини Волховской в Моисеевке... Звездой того бала был похожий на лорда Байрона, такой же романтично-красивый и прихрамывающий на раненную ногу, штабс-капитан Михаил Владимирович Юзефович. Грудь его украшают ордена, лицо делает мужественно-прекрасным шрам от сабельного удара. Он и сам, как Байрон считает себя поэтом. Да и не только он, Александр Пушкин,( мое поколение еще учило стихи этого гениальном поэта), писал о встрече с М. Юзефовичем в своем «Путешествии в Арзрум» и тоже называл его поэтом. Правда, вряд ли Вы теперь найдете пушкинский десятитомник с этим произведением. Посписывали его в макулатуру нищие библиотеки. Так что придется Вам поверить мне на слово…

Нужно сказать, что не юный Яков искал дружбы с ветераном войны Юзефовичем. Михаил Владимирович сам первым предложил ему Дружбу. Дело в том, что сосед Вишневских давно уже был влюблен в Софию, которую когда-то на руках носил. Теперь он готов был носить ее на науках всю жизнь. Он и на бал приехал для решительного объяснения с нею. Но вот беда - на том балу все женщины были у его ног. Каждая готова была стать его рабою любви. Каждая, кроме Софии. Та его просто не замечала, да она вообще никого, кроме своего Яшеньки не замечала. Михаил Владимирович считал, что это быстро проходящая детская блажь, после которой ее сердце откроется к настоящей Любви. И чтоб эта Любовь была именно его, осаду Софии он решил начать с дружбы с ее нынешним возлюбленным. Яков был в восторге от знакомства с боевым штабс-капитаном, его Якова идеалом настоящего Мужчины, такого, каким он сам мечтал стать. Он с восторгом принял его дружбу, даже поклялся, что будет служить в его эскадроне… Юзефович стал поверенным в его любовных делах. Представляете, как чувствовал себя несчастный Михаил Владимирович, по уши влюбленный в Софию и вынужденный не только скрывать свои чувства, но и выслушивать излияния её возлюбленного, слушать, как она сама призналась тому в любви и благосклонно приняла предложение о браке. Расстроенный Юзефович даже напечатал в «Одесском альманахе» за 1831 год (т.26 №1-2,стр.193 и 260) два стихотворения посвященные «С.Г.В-ой» в которых с восторгом описывает прекрасный ее образ и предрекает страдания и раннюю смерть. При этом во втором стихотворении он укоряет ее за мгновения распущенности, которым она предалась в «ужасно фатальные мгновенья»…

Не стоило Якову посвящать, кого бы то ни было в свои интимные дела…

25 мая 1831 года в Моисеевке снова состоялся грандиозный бал. Конечно, на этом балу были и Яков и София. На этом балу появился и новый претендент на руку и сердце Софии. Это был сын уездного предводителя дворянства штаб – ротмистр Платон Закревский. Вот что записал Яков в своем дневнике: «Закревский откровенно ухаживал за ней. Он – гвардеец, ротмистр, хорош собой. Ловок и был в высшем свете. Знает, как очаровать девушку, девушку неопытную. Она, наверное, полюбит его». Напрасно боялся Яков. Волховской Платон Закревский почему-то был антипатичен. Она запретила крестнице даже думать о нем. Да той, кроме как о её Яшеньке, и думать ни о ком не хотелось. Но для Якова тот бал и те откровенные ухаживания Закревского не прошли бесследно. 5.06.31 он записал в дневнике: «Я хочу писать повести. Буду писать пока только для себя… Я не могу больше скрывать в груди чувства, они душат меня…» В повести, как водится, были героиня, герой и антигерой. Героя, конечно, он списал с себя и Юзефовича: «Юзефович, его характер, его усы, его молодецки разрубленная физиономия нужны мне в моей повести…». Героиня, конечно, была списана с Софии, а вот антигерой списан с Платона Закревского…Читать ту повесть он давал только своему другу Ленечке Рудановскому ну и, конечно, Софии. Они, пользуясь правами родственников, почти все свободное время теперь проводили вместе. Да и не только свободное. Вместо библиотеки теперь Яков частенько уезжал к Софии. Скоро любовные отношения крестников стали известными Волховской. Старушка была из свободной Екатерининской эпохи, ее не волновало, чем там занимаются крестники. Лишь бы о браке не думали. Если уж этой детворе захотелось иметь собственных детей, то для Софии она найдет богатого и опытного мужчину, а для Якова у нее есть на примете богатейшая дочка ее племянницы. И поместья у нее есть, и лицом красива, и фигура воистину рубенсовская. А чтоб крестник не натворил дел, упросила бывшего своего любовника, генерала Сумарокова написать родителям Якова письмо с предложением устроить его в Петербургское военное артиллерийское училище, которое готовило артиллерийских офицеров гвардии. Родители были без ума от радости из-за такого предложения. Яков был без ума от горя, что рушатся его планы насчет Софии. Он даже заболел и провалялся с температурой чуть ли не месяц. Об училище пришлось забыть. Летом он первым сдал выпускные экзамены и получил право на чин 12 класса, то есть такое же, как и выпускник университета, защитивший кандидатский диплом…

Он посчитал уже себя взрослым человеком, имеющим полное право жениться и поехал в Моисеевку ,чтобы обговорить условия свадьбы с Софией. Но бабушка не дремала. Она нашла Софии нового «достойного» жениха – старого холостяка Михаила Андреевича Маркевича, возила даже в мае месяце к нему на смотрины Софью. Когда Яков прибыл в Моисеевку, то как раз попал на обручение Софии и Маркевича. Он пишет в дневнике: «Как я вымучился за эти дни и злейшему врагу не пожелаю, разве что Маркевичу. Вот чем окончился сон моей юности. Вот как я вступаю в жизнь. Вот те радости, что улыбались мне в будущем…»

И тогда Яков обратился к своему старому другу Юзефовичу с просьбой исполнить то прежнее обещание - взять на службу в его эскадрон. Он ведь теперь окончил учебу, получил чин и имел полное право поступить на службу в соответствии с этим чином. Написал он и о горьком фиаско своей любви. Юзефович, который сам столько лет был влюблен в Софию, посочувствовал другу и сделал все, чтобы его зачислили унтер-офицером в его Белгородский уланский полк, расквартированный в Чугуеве. Даже поселил его в своей квартире. По просьбе Якова звание унтер-офицера сменили на юнкера…Принят он был сверх штатного расписания, то есть нужен был «как пятое колесо в телеге». Прослужил он в полку с 20.10.32 по 6.02.1837. Работой его, сверхштатника, не перегружали, так что имел достаточно свободного времени,чтобы писать повести. Здесь он написал свои большие повести - «Изгнанник» (в ней он первый в России написал светло и благородно о декабристах) «Самоубийца», «Пустыня» и кучу более мелких повестей и рассказов. В рукописях они ходили среди друзей - офицеров. Лучший экземпляр он переплел и отвез домой в Линовицу. Там он и сохранился в виде рукописного сборника «Собрание повестей одна другой глупей».

В конце декабря 1832 года, в связи с приглашением из гимназии приехать на торжественное вручение документа об окончании , он получил месячный отпуск. Получил свидетельство. Времени было еще предостаточно, вот и поехал на традици-онный бал в Мойсеевку. Здесь от кого-то из Вишневских узнал, что Соня так и не вышла замуж за Маркевича и живет сейчас в Киеве у старшей сестры Ульяны, вышедшей замуж за генерал-лейтенанта Глинку. Летом Якову присваивают корнета и, получив в конце октября отпуск, корнет де Бальмен мчит в Киев. Сонина сестра Вера рассказывает ему, как крестная, мимо Софьиной воли, организовывала то обручение…

Он опять без ума от Сони и они опять проводят вместе все свободные минутки.

 

Окрыленный возвращается назад в полк. Работы так и не прибавилось, так что сочиняет новые рассказы и повести. Приезжает в кратковременный отпуск на очередной январский бал в Моисеевку и узнает, что бабушка опять сватает Соню. На этот раз за полковника Бриггена. Соня грозит повеситься, если её выдадут за этого несимпатичного и злого немца. Волховская отступает…

28.11. 1834 Якова постигло горе. Умерла мать, которую он так любил. Почти месяц проболел Яков, а когда чуть-чуть отошел, поехал в Киев искать утешения у любимой. Генералу Глинке честно сказал, что любит его невестку и собирается на ней жениться, тем более что Матушка перед смертью дала благословение на этот брак…Глинка дал слово не чинить препятствий. Увы, это не умилостивило бабушку. Она вызвала к себе Петра Антоновича де Бальмена. Неизвестно, о чем они говорили за закрытыми дверями его кабинета, (мои бабушки сплетничали, что она сообщила отцу Якова о том, что их родство с Софией намного ближе, чем считали ).Во всяком случае, вернувшись домой, отец сказал Якову, что под угрозой вечного проклятия не допустит этого брака. Яков в свою очередь поклялся ему, что не женится ни на ком, кроме Софии…

Настало лето 1835.Михаилу Юзефович после 15 лет непорочной службы предос-тавили годичный отпуск. Зная о фиаско с браком, произошедшем у Яковаф, он уехал в отпуск с твердым намереньем жениться на Софии. Увы, Юзефович опоздал! Волховская уже выдала Соню замуж за начальника тайной канцелярии генерал-губернатора Бибикова –Николая Эварестовича Писарева (1805-1884).Николай Писарев был фигурой очень колоритной. Если Вы смотрели сериал по произведениям Крестинского «В трущобах Петербурга» ,то образ князя Николая, вышедшего в отставку после работы в разведке и контрразведке, как раз и списан был Крестинским с Писарева. Юзефович попал на свадьбу Софии. Но не женихом её, как мечтал когда-то, а другом детства, другом семьи…

Как когда-то с Яковом, подружился Михаил Владимирович и с Писаревым. Тот предложил Сониному другу бросить армию и принять должность инспектора школ Киевского учебного округа. Юзефович принял предложение, а через каких-то полтора года по протекции Писарева он стал помощником попечителя учебного округа…

Что касается нашего Якова де Бальмена то он продолжает служить в полку.1 ноября 1835 ему присваивают звание поручика. Новое звание не прибавило работы. Продолжает писать повести…

4.02.1837 его переводят в Ахтырский гусарский полк, входящий в дивизию генерал-лейтенанта Глазенаппа, хорошо знавшего и родителей Якова и его самого. При таком отношении дивизионного, служба была совсем не в тягость. К сожалению у Глазенаппа он прослужил всего год ,в январе 1838 его переводят адьютантом генерал-лейтенанта Шабельского, штаб которого располагался в польском местечке Красноставе. Яков выезжает в этот неведомый Красностав. Его окружают совсем новые люди, совсем с иными привычками и укладом. Если раньше и в Белгородском уланском и в Ахтырском гусарском полках все только и говорили о Пушкине, Жуковском, Гоголе, то здесь в Польше те российские писатели оказались не в почете. Здесь вообще более ценили театр да картины. Именно здесь Яков увлекся рисованием и создал целую галерею рисунков из будничной жизни сослуживцев. Эти рисунки и сейчас поражают экспрессией и удивительным чуть насмешливым реализмом, которому мог бы позавидовать основатель течения критического реализма, приятель Шевченка по художественной Академии Павел Федотов.

 

 

 

 

Здесь в Польше он подружился с земляком – Семеном Хмельницким, имевшим массу друзей среди местных поляков. Кто-то из них принес друзьям запрещенную «Книгу народа польского и пилигримства» Адама Мицкевича. Книга оказала такое сильное влияние на Якова, что он стал переводить ее на русский, изменяя в соответствии с регалиями росийской истории. Это именно та рукопись, которую в 1844 году передаст Костомарову Семен Хмельницкий и которая станет одним из основных доказательств «революционности» Кирило-Мефодиевского братства…

Правда к 1847 году над тою рукописью поработали и Афанасий Маркович , и Пантелеймон Кулиш, и Николай Гулак, да и сам Костомаров руку приложил. Вместе они превратили ее в «Книгу бытия украинского народа» или «Закон божий»

В конце 1839 года его полк возвращают на Украину и дислоцируют в Умани. Отсюда до Родины рукой подать. На рождественские праздники, как и когда-то приехал на бал к Волхонской. Не было уже на балу ни Софии, ни Юзефовича. Зато встретил там соседей – Закревских. Младшая –Мария Закревская явно была без ума от него. Виктор Закревский стал его ближайшим приятелем. С этого времени при всех поездках домой он заворачивал к Закревским в Березовую Рудку. Здесь собирается общество «Мочеморд», созданое Виктором по образу и подобию «Всепьянейшего Собора» Петра Великого. Здесь он читает Машеньке Закревской и ее старшей сестре Софии свои повести. Больше всего восхищается София. Но Виктору стыдно печатать их под своим именем. Уж больно они романтично-сентиментальны. Просит разрешения у Софии напечатать их под ее именем. Она соглашается…

В начале июня Яков едет в Петербург, чтобы Гребинка помог ему напечатать те пародийные «Письма» в которых институтка Глафира изливает душу своей подруге Елене о перипетиях своей любви с молодым офицером Валентином Михайловичем. Все те любовные перепетии, которые были когда-то у Софии и Якова. Все, что было описано в его давнишнем дневнике…Напечатаны те «Письма» были в « Отечественных записках» в конце 1841…Помог приятель Гребинка…Здесь же в Петербурге у Гребинки Яков встретился и с Шевченко, завсегдатаем Гребинкивских «вечирок»...

Бабушки сплетничали, что это именно он был тем шалопутом, который сманил Тараса Шевченко в самом начале нового учебного года на море, в Одессу. Но мне, что-то не верится. Ведь сам Яков де Бальмен в Одессу поехал летом 1842,а не 1841 года, когда Тарас прогулял пару месяцев занятий. В Одессе тогда служил Сергей де Бальмен.

В этом 1841 Яков взялся создать альбом, из переписанного польскими буквами Тарасового «Кобзаря» и иллюстраций к нему. Как вы видите из прилагаемых рисунков, на них Шевченко действительно такой, каким он был в 1841,а все рисунки полны присущей Якову экспрессии и легкой пародийности…

 

 

1842 опять проходит в работе над повестями, в результате чего в «Отечественных записках» т.26 № 1-2 за 1843 год печатается его повесть «Ярмарка» за подписью С.Закревская…

Летом 1843 он получает очередной отпуск…29.06.1843 он снова на балу у Волхов-ской. Здесь он встречается со старыми друзьями- Гребинкой, Афанасьевым-Чужбинским и новым другом - Тарасом Шевченко. Ночуют они в его личной комнате, закрепленной за ним Волховской еще с дней юности. После бала они втроем едут вначале в Яготин, затем к Закревским, затем в имение Бальменов…

Шевченко любил отдыхать под могучим дубом в его усадьбе. Сейчас под тем дубом в Линовицком парке стоит памятник Кобзарю…

На зимние праздники он снова краткосрочный отпуск и проводит его у Закревских, обговаривает здесь свой будущий альбом Шевченкового «Кобзаря». После этого, вернувшись в Одессу, где он тогда служил адъютантом генерала Данненберга, он отдает альбом в переплет. В том альбоме не только его рисунки.24 иллюстрации сделал его двоюродный брат М.Башилов. Сам Яков выполнил 28 иллюстраций, в основном к «Гайдамакам» и «Гамалие»…

Но вот с февраля 1844 года он вместе с корпусом в Дагестане, где русские войска теснят чеченцев Шамиля. Яков – адъютант генерала Лидерса. Ему абсолютно не нравится эта непонятная война, когда тебе в спину может запустить нож даже столетний старец или ребенок. А генералы, меж тем по традиции, сберегшейся и доныне, рапортуют о очередных победах. Возмущенный Яков де Бальмен рисует карикатуру(см.приложение) На переднем плане огромная афиша с надписью «Сотое и последнее покорение Кавказа» а ниже меньшими буквами «Великий спектакль перед походом генералов и Ко».Под тою афишей кукла Николая 1,а перед ним люди, протягивающие мешок с миллионом червонцев…Кто-то из знакомых Якова, желая выслужится, отдал тот рисунок генералу Лидерсу. Благодаря этому он и дошел до нас…

В июле 1844 Лидерс по делам службы выехал в Одессу. Захватил с собою и Якова де Бальмена. У Якова появилась возможность забрать свой альбом у переплетчика и переправить его Виктору Закревскому, написав в сопроводительном письме: «Посылаю тебе, любезный Виктор плоды нашего труда – моего и Михаила Башилова. Все главы произведений Тараса с виньетками. Они написаны латинскими буквами, чтобы если придет фантазия Тарасу издать их за границей, все могли читать, особенно поляки. Это не подарок тебе. Посылаю только для сбережения. Сохрани с надлежащей тщательностью. Именно тебя избираю, как человека, который чувствует и понимает смысл многих виньеток без пояснения. Надеюсь на тебя, как на каменную гору…»

После гибели Якова Закревский передал альбом Тарасу. Тарас, не любивший, да и не имевший возможности, таскать с собой по всей Украине бумаги, отдал его на сбережение Михаилу Юзефовичу. а тот передал своему другу Костомарову. Хранился там он до обыска в том зловещем 1847.Оттуда попал в архив 111 отделения, где и хранился все часы безвременья…

А теперь о том, как погиб Яков де Бальмен. Мы не знаем и никогда уже не узнаем подлинных обстоятельств его гибели, как не знаем всех обстоятельств гибели тысяч наших ребят в Афганистане, русских солдат и офицеров в той же Чечне. Знаем лишь то, что главнокомандующим тогда был Одесский генерал-губернатор кн.Воронцов, утерявший за время губернаторства военные навыки. Знаем, что 13.07.1845 в три часа утра генерал Лидерс повел свой корпус в наступление на Дарго, которое окончилось тем, что его колонна оказалась отрезанной от основных сил. Пришлось отступать. Остановившись в открытом ущелье, Лидерс послал своего адъютанта Якова де Бальмена к Воронцову, сообщить о положении дел. Когда основные силы пробились к колонне Лидерса, оказалось, что Яков к ним не дошел, как не дошел к Лидерсу адъютант, посланный Воронцовым. Бросились на поиски пропавших. Обьявили награду, нашедшим их тела. Увы, никого так и не нашли. Нашли только сумку де Бальмена с его рисунками… Передали его в Петербург. Альбомом заинтересовался Наследник, будущий император Александр 11.

Благодаря его личному архиву тот альбом и дошел до наших дней…

Так погиб побратим Шевченко, богач, граф и в то же самое время бунтарь. Это он был вдохновителем «Закона божиего» или «Книги бытия украинского народа»- программного документа Кирило-Мефодиевского братства. Это он был вдохновителем одного из самых сильных произведений Тараса Шевченко «Кавказ»…И это все, что о нем мы знаем…

к.т.н. Владимир Сиротенко (Вербицкий)

79049. Львов. Скрипника 1/135

sirotenko@polynet.lviv.ua